Татьяна Перцева - Город уходит в тень

Сейчас все это есть, касторка уже не применяется, левомицетин в нормальных таблетках, акрихин наверняка тоже. Представляете, вот это — в рот! Ой… И акрихин был противного желтого цвета, с тех пор я желтый очень не люблю. И всегда ехидно усмехаюсь, когда на глаза попадается название российского химфармкомбината. Да-да. Именно «Акрихин». Интересно, какому дуболому пришло в голову так назвать комбинат?

И насчет рыбьего жира: еще одна пытка, которой подвергались абсолютно все дети СССР. Увильнуть было абсолютно невозможно. Никакие просьбы, мольбы, уговоры, обещания выпить в следующий раз не действовали. Рыбий жир наливался в ложку, ребенку совали в руку черный хлеб с солью или даже соленый огурец — и вперед. Жара — не жара, холод — не холод, рыбий жир вливался в глотку.

А еще творог заставляли есть и противные яйца всмятку. Все полезное. Все, на что большинство детей смотрело с тоской.

Зато после утренних терзаний мы мчались на улицу, и если стояла весна, можно было своровать урюк или яблоки, я даже персики пробовала, но они точно невкусные. И вишни тоже. И вообще, я только сейчас понимаю, как мне повезло родиться в Ташкенте. Там подножного корма много… Да и летом абрикосы были не золотые.

И, наконец, нашлась каша кроме машевой, которую я любила, люблю и ем.

Гречневая. Дело в том, что в Узбекистане гречка как-то не была распространена. В магазинах бывала редко, разве что в брикетах, и то не всегда. Мама брикеты вообще никогда не покупала. А впервые я увидела гречневую кашу в санатории «Чимган», который тогда не был туберкулезным. Туда и кумыс привозили, который любили очень немногие дети, а я вставала в очередь два раза. Эх, где бы настоящий кумыс раздобыть?

Кормили там очень хорошо и как-то подали гречку. Сидевшая со мной за столом девочка Озода отодвинула тарелку и сказала, что эту гадость не ест. Кашу подавали с кусочком масла, я ее размешала, попробовала и слопала. И порцию Озоды тоже слопала. Вот с тех пор и ем. Хотя в доме, кроме меня, никто ее не любит.

С какими еще трудностями сталкивались советские дети моего времени?

Умывание. Горячей воды, естественно, не было, и кто бы ее стал греть? В каждом доме был рукомойник или умывальник. Небольшой алюминиевый бачок, подвешенный на стене, куда сверху наливалась вода. Вода была комнатной температуры, поскольку ее таскали со двора, она стояла в ведре и потихоньку нагревалась сама. Снизу был такой стерженек с пимпочкой. На него нажимали, стерженек при этом забавно гремел, лилась струйка. Под умывальником стоял тазик, куда и сливалась вода. Вот под всем этим и умывались. За умыванием зорко следила мама, которая считала, что даже больной ребенок должен с утра умыться, застелить постель, потом лечь и укрыться вторым одеялом. Все попытки увильнуть она считала распущенностью. Зубы чистили порошком. В те времена, может, и была паста, даже скорее всего, но почему-то во многих домах предпочитали порошок. Порошок, мне кажется, представлял собой просто мел с добавкой мятной эссенции. Сглотнешь — точно не отравишься. Выпускался порошок в белых картонных коробочках. Круглых. С синей надписью. Или мне так кажется. Были даже детские парфюмерные наборы «Мойдодыр», куда входили тот же порошок и флакончики с духами и одеколоном. Как говорил Матроскин, от порошка была двойная польза. Им еще белили парусиновые туфли, которые тогда носили и мужчины и женщины. Достаточно было надеть их один раз, чтобы кто-то обязательно наступил на ноги или попало что-то. Вечером порошок разводили водой — чуть-чуть, и зубной щеткой наносили на туфли. Все это высыхало и сверкало ослепительной белизной. До следующего раза. Потом все начиналось сначала. Правда, папа таких туфель не носил: по руднику не очень-то походишь.

Еще одной неприятной повинностью были лифчики. Ох уж эти лифчики! Слава человеку, придумавшему колготки! Какое благодеяние он оказал человечеству!

А тогда… какие колготки! Я первые безразмерные (тогда так называли эластичные) чулки увидела лет в четырнадцать. И то не в магазине, а кто-то привез из Москвы.

В те времена чулки для взрослых были фильдеперсовыми, правда скоро сменившимися на капроновые. (Ах, капроновые чулки со швом! Ах, капроновые чулки с черной пяткой!)

И чертов шов вечно съезжал на сторону, как говорит писательница Вильмонт — чистая лахудра. Слава богу, додумались потом выпускать без шва. Но у взрослых хоть пояса для чулок были! А дети? Бедные дети…

Лифчик. Коротенькая полотняная маечка с застежкой на пуговицах, к которой крепились резинки для чулок. Лифчики, можно сказать, были унисекс, то есть равно для девочек и мальчиков. Застегивать их было чистой мукой. Я видела снимок, на котором мальчик застегивает лифчик сестренке. Застежка сзади. Это тоже садизм. Самой ни за что не застегнуть. Застежка на моем была сбоку. Я мучилась, пыхтела, но кое-как застегивала на одну пуговицу. Еще две было не одолеть. А кто застегнет? Мама спит после работы, сестра в институте, няня усвистала в магазин, папа на руднике… И вообще, девочка большая, пора одеваться самой. Вот никак не вспомню, носила ли я еще лифчик в начальных классах.

А чулки! Чулки были исключительно хлопчатобумажные, как правило коричневые, в резиночку. Они вечно отвисали на коленках и собирались гармошкой. Оно бы и ничего, но поскольку синтетики тогда не было, пятки протирались со сказочной быстротой. Покупать так сразу новые никто не собирался. Поэтому всех девочек учили штопать чулки. Мне было лет шесть, когда мама сунула мне в руки чулок, нитки и электролампу. Почему электролампу? Потому что не смогла купить грибок. Чулки в основном штопали на грибках. Деревянных. Самых настоящих. На шляпку натягивали то место чулка, что с дырой. А за ножку держали. Но грибки не всегда можно было купить. Поэтому штопали на лампочках. Я до сих пор помню, как штопать. Взять клубок специальных ниток для штопки, рыхлых, толстых, в несколько ниток, потому вдеть их в иголку тоже нелегко. Не стягивая краев дыры, поддевать иголкой эти края так, чтобы получился ряд параллельных полосок. Потом следует нырять иголкой под одну полоску и поддевать другую. Заплетать дыру. Это было о-о-о-очень скучно. Но мама ругала, если я штопала кое-как. Тем более, что грибок в конце концов все-таки был куплен.

Тоже повинность. Хорошо, хоть мальчиков не заставляли штопать.

И, кстати, в мое время не было липучек вообще, и появились они через много лет. Слово «липучка» имело немного другое значение. И обуви на молнии тоже не было. Она появилась в шестидесятых. Потому только шнурки. Бантик завязать — этому учишься быстро. А вот зашнуровать правильно… опять сидим пыхтим. Пока шнурки через все дырочки правильно проденешь. Да еще и шнурки, как назло, стягиваются таким узлом, куда морскому. Тогда приходится зубами. И сюда же относятся калоши. Ох… снять их полбеды. А снова надеть… Если я приходила домой, снимала ботинки вместе с калошами. В школе было хуже. Тогда сменки не было. Мы приносили в школу мешки для калош, снимали их и клали мешки в специальные клеточки — отделения внизу вешалки, стоявшей прямо в классе. Гардеробной тогда тоже не было. Как же мы потом их надевали… тяжкий труд. Они упорно отказывались налезать.