Татьяна Перцева - Город уходит в тень

Была одна прекрасная передача, «В нашу гавань заходили корабли», которую вели Э. Успенский и Э. Филина, но потом они поссорились и передача канула. А жаль… Там исполнялись многие песни, которым, вообще-то, несть числа. Это я рассказала про ничтожную часть.

Сюда же можно отнести и великолепную стилизацию из «Двенадцати стульев». Я вообще неравнодушна к А. Зацепину, а Л. Дербенёв всегда был очень талантливым поэтом-песенником.

Я восхищаюсь абсолютно нелепым текстом, сложившимся в жестокий романс. Который великолепно поет Валерий Золотухин.

Нужно быть очень талантливым человеком, чтобы сделать вот это:

Где среди пампасов

Бегают бизоны,

Где над баобабами

Закаты, словно кровь,

В дебрях Амазонки

Жил пират угрюмый,

Жил пират,

Не верящий в любовь…

Восторг. Ладно, пампасы, бизоны и баобабы — вещи несовместные, но откуда в дебрях Амазонки взялся пират?

Вот это вопрос…

Я испытываю радость эстета, натолкнувшегося на практически аутентичное двадцатым сокровище. Причем, заметьте, если сравнивать романс из фильма Швейцера и романс в исполнении А. Миронова из одноименного фильма в постановке Захарова (композитор Геннадий Гладков, автор текста Юлий Михайлов (Ким)), мне куда ближе первый. Он в стилистике романа. Он гораздо более соответствует образу Бендера, а, при всем моем уважении к таланту Гладкова и Кима, второй номер кажется вставным. Он резко выделяется из общего течения фильма. И совершенно не подходит ни роману, ни образу Бендера…

Но так или иначе, а я частенько распеваю этот шедевр, на «безумную радость» всех домочадцев.

Было время. Было. Когда люди просто пели вместе. Объединенные неким духовным родством. И росли мы в этом духовном родстве. О котором я сейчас вспоминаю со светлой улыбкой.

Сейчас картошку мало кто печет. На даче редко. Чаще шашлыки. Картошку если и пекут, то в духовке. А чтобы на природе, с чувством, толком, расстановкой… нет. Почти нет.

Зато в моем детстве пекли. Тоже не так чтобы часто, но само действо превращалось в настоящий праздник.

Было это в Ташкенте, во времена моего совсем раннего детства. То есть было мне года четыре. Тогда мостовые были вымощены гранитными булыжниками (о радиации еще никто не слышал), тротуары — кирпичами или вообще ничем. Думаю, в России собирали хворост или какие дрова, жгли и так пекли. А откуда хворост в городе? Да еще в Ташкенте?

Не знаю, кто первым додумался, но только осенью, когда мостовые и тротуары были устланы листьями, все дети нашего двора выходили на охоту. Собирали гигантскую гору листьев по всей улице Кренкеля, разводили огромный костер; когда листья прогорали, засыпали тлеющей золой принесенную из дому картошку. Меня тоже допустили к этому ритуалу (очень редко допускали). Но со мной была няня Маруся, которая неизменно восстанавливала справедливость.

Странно, что зелень не тащили. Ни помидорчика. Только картошку.

Нужно сказать, что костер разводился на мостовой. Не удивляйтесь: в те времена (а это сорок девятый год) на Кренкеля машин и вообще не было, поскольку заканчивалась она тупиком, а по Малясова проезжала одна машина в два часа. Поэтому мы спокойно играли на мостовой, и если даже появлялась легковая машина, понятно, что скорость была невелика и мы успевали отбежать. Родители смотрели на все это сквозь пальцы (куда смотрела опека?))) — непонятно).

Ну вот, закопали мы картошку в золу, за меня это сделала Маруся, и началось Священное Ожидание. Главное, что никто никуда не уходил. Все сидели на корточках, иногда вставали, разговоров почти не было, и эта сцена ужасно напоминала сидение американских индейцев вокруг костра. Даже лица были такими: сурово-сосредоточенными.

Ждать пришлось бесконечно долго. Думаю, не потому что мне так казалось, а действительно долго. Наконец-наконец… УРА!!! Она готова!

Мне досталась недопеченная картошка, я с горя ушла, уж очень обидно было. И всего одну дали, а я три притащила…

А ушла я на задний двор. Спряталась.

Дом наш был уникален, потому что, думаю, ни в одном другом ташкентском доме не было двух дворов сразу. Тот, который называли задним, на самом деле был передним. Он шел вдоль Малясова, но на него выходил задний фасад. Передний выходил на второй двор, где, собственно, и шла жизнь. Где сажали цветы; где были палисадники, душ, кран, удобства и мусорник; где по вечерам поливали землю и зелень из шланга, и некоторые норовили встать под брызги; где играли в прятки, ножички и ашички; где посреди двора лежала привозимая каждый год гора песка, и мы строили домики и лепили куличики; где я однажды в самый разгар лета откопала ледяной островок.

Задний двор для меня был чем-то сказочным и таинственным. Там, даже в сорокаградусную жару, никогда не бывало солнца. Всегда было темновато. Вдоль забора росли высокие акации и низенькие, не приносившие плодов маклюры (моя мечта в детстве — заполучить похожий на апельсин, но совершенно несъедобный плод). Мне все время казалось, что там страшновато и что в один прекрасный день наверняка произойдет нечто волшебное вроде появления дракона…

Даже сейчас я понимаю, что атмосфера там действительно была таинственной.

Я люто завидовала тем, у кого балкончики выходили на этот двор. Балкончиков было немного, архитектура была причудливой. У квартиры на одном конце балкон был. Вернее, два. Второй выходил на другую сторону. Наша квартира была на другом конце — второго балкона не было. Только тот, что выходил на оживленный двор. И я искренне считала, что владельцы балкончиков могут каждый день наблюдать волшебство, творившееся без меня. Кроме того, бродя под окнами и балконами, иногда можно было найти кое-что интересное. Можно сказать, сокровища.

Туда я и убежала. И хлюпала там носом, но моя любимая Марусечка как всегда была на страже и не дала меня в обиду. Вторая картошка была вполне мягкой, и я на радостях перемазалась как чертенок. Но радости, радости-то было!

Картошку пекли каждую осень, несколько лет подряд. А потом все стали взрослыми, какая там картошка! Но в памяти отложилось…

Бедные наши дети, ничего-то они не знают, ничего не пробовали. Ни нута с пластмассовых весов, ни тебе зеленый урюк с яблоками своровать, ни сгущеночки сварить… А чупа-чупс и жвачка… скучно это, господа. А мы, нищие, не всегда сытые, одетые кое-как, а летом вообще в одни трусики и сандалики, жили, можно сказать, на всю катушку, дышали полной грудью и твердо знали, что живем в лучшей в мире стране. Это я и называю счастливым детством. Оно у нас точно было. И все мои сверстники это подтвердят.

Да, а сейчас на оба двора смотреть жутко. Изуродовали и испохабили. Акации вырубили, пристроили какой-то гараж, сбоку магазинчик; передний двор, когда-то зеленый, с серебристым тополем, виноградной лозой и черешнями, превратился в помойку. Иные времена… Скверные времена.