Клара Паркс - Книтландия. Огромный мир глазами вязальщицы

Одного за другим она приглашала на сцену преподавателей для знакомства и, чтобы разрядить обстановку, просила их ответить вопрос: «Какая у вас самая любимая обувь?» Мы услышали о кедах Converse, ботинках Dr. Martens и Frye, оригинальных ботинках с деревянной подошвой Dr. Scholl’s и даже о тех, кто предпочитает ходить босиком.

В заключение Элизабет призвала нас полностью осознать, кто мы такие, использовать растопку только для разжигания костров, а в субботу вечером подвозить друг друга на рынок, потому что места на парковке мало.

«В этих лесах вас ждут дары, – сказала она нам, – и я надеюсь, что вы их найдете». Я знала, что в лесу водятся клещи, москиты и, по-видимому, скунсы – не думаю, что она имела в виду именно эти дары. В лесу также водились медведи, вроде того, что несколько лет назад пытался вломиться в преподавательский коттедж.

«Медведей я так и не увидела, – жаловалась Изольда по дороге в наш коттедж, – потому что у Франклина Хэбита совершенно неправильные приоритеты». Его приоритетом было отпугнуть медведя, а не разбудить Изольду, чтобы она могла выложить его фото в Instagram. «На всякий случай, – добавила она, – если увидите медведя, а я буду в доме, предупредите меня, пожалуйста».

Мы спотыкались в темноте, путь нам освещали маленькие мерцающие лужицы, свет от светодиодных ламп, сотовых телефонов и фонарика Duracell, который я держала у своей кровати еще со времен колледжа. Оказавшись в безопасности внутри, заперев дверь от мародерствующей природы, Изольда принялась готовить нам всем горячие пирожки, а кто-то разжег камин.

Мы сидели, счастливые, нетерпеливые, полные предчувствий.

Эти домики – прекрасно сохранившиеся образцы того, чем хотела бы обладать зажиточная бостонская деревенщина в начале прошлого века. В них нет ни телефонов, ни телевизоров, ни плит, ни кофеварки, ни фена, ни микроволновки. Беспроводной интернет появился лишь недавно и то – местами. Единственное тепло исходит от камина, рядом с которым лежит поленница идеально наколотых сухих дров, которую каждое утро пополняла бригада красивых парней. На всех кроватях – теплые одеяла, чтобы не замерзнуть, и в кровати будете только вы и никого больше, потому что все кровати в лагере односпальные. Полагаю, что эта деревенщина тоже не верила во всякие шуры-муры.

Словно грабители банков в бегах, мы запаслись едой, которой хватило бы на месяц осады. У нас были картофельные, кукурузные и капустные чипсы, а также оливки, сыры, салями, кунжутные закуски, крекеры, кокосовая вода, все виды кофе и чая и, конечно же, полный запас крекеров из муки грубого помола, шоколадных батончиков и маршмэллоу для поджаривания на костре. Джесс и Кейси даже догадались привезти с собой палочки для жарки маршмэллоу.

Хотя в спальнях нет холодильников, некое подобие холодильников здесь все же есть. Сохраняя дух аутентичности, лед не просто привозят, а каждый январь вырезают куски льда из озера и хранят его в заполненных опилками ледниках.

Каждое утро в наши домики приходили еще более красивые парни со свежевыкрашенными зелеными тачками, полными льда, проверяя и пополняя каждый ледник по мере необходимости.

Наш ледник был полон выпивки, всевозможных сортов пива, вина и сидра. Вместе с нами в коттедже жила преподавательница и дизайнер Теа Колман, более известная под псевдонимом BabyCocktails. «Если загуглить Теа Колман, то найдется какая-то порнозвезда», – пояснила она мне, когда мы познакомились. Соответствуя своему прозвищу, она привезла с собой большую упаковку джина, пакет лаймов и много тоника.

Я спала в одной комнате с Бристоль Айви, которая оставила свою должность в компании Brooklyn Tweed, недавно начала самостоятельно заниматься дизайном и по стечению обстоятельств живет в одном квартале от меня в Портленде. Изольда спала в одной комнате с Гудрун внизу, ближе всего к двери, через которую мог бы попытаться залезть какой-нибудь медведь. Джесс и Кей-си привезли с собой своего малыша по имени Август, которого все звали Огги, его личико было настолько искренним и выразительным, что растопило бы даже самое ожесточенное сердце. Джесс принесла всем затычки для ушей на случай, если он начнет кричать по ночам, но в итоге малыш оказался самым тихим среди нас. Их старшая дочь, Элоиза, осталась дома с бабушкой.

«Скунс, – объяснила она, – это символ защиты, независимости и самоуважения».

На следующее утро мы встали довольно рано и, хорошенько опрыскав себя множеством спреев от насекомых в соответствии с нашей личной философией о химикалиях и зуде, пошли через лес за завтраком. В утреннем свете я заметила, что дорожки усеяны большим количеством помпонов – крошечный вязаный цветок здесь, гирлянда там.

В огромном старом зале столовой нас ждал фуршет из фруктов и йогуртов и изобилие яиц, сосисок, бекона, блинов и тому подобного.

«Настоящий кленовый сироп здесь!» Джесс схватила меня под локоть и подвела к столу, на котором стоял большой кувшин с лучшим нью-гэмпширским сиропом. «Ты можешь в это поверить?» Мы быстро обнаружили, что у нас одинаковое пристрастие к закускам, и всякий раз, когда Джесс добывала упаковку или коробку чего-нибудь, она приносила это мне на пробу.

Лагерь раскинулся почти на восьмидесяти гектарах, и многие предпочитали приезжать на завтрак на машине, из-за чего на улице возникали пробки.

За завтраком и вообще на каждом приеме пищи звучало объявление, какая машина была припаркована неправильно. «“Субару-Форестер” загородил вход в офис», – говорили нам, из-за чего двадцать человек, владельцы «Субару-Форестер», одновременно вставали и направлялись к выходу.

В 1930 году в лагере начали отмечать, кто поймал самую крупную рыбу сезона. Имена висели на табличке над кофемашиной, более старые были написаны безупречными золотыми буквами, новые – небрежно ручкой. В первый год победил Артур Хоу, он поймал двухкилограммового окуня. В следующем году это был Н. С. Дэвис, которого в 1932 году превзошла не кто иная, как миссис Н. С. Дэвис. После, как мне думается, очень долгой для них зимы он наконец-то отнял у жены лидерство в 1933 году. Рыбу продолжали ловить даже в годы войны. Интересно, что это за история с Томасом Б. МакАдамсом, который в 1948 году получил приз «за настойчивые попытки».

Большинство в течение недели посещали два шестичасовых семинара, но я записалась только на один: урок вышивки, который вела художница Джоэтта Мо. Мастер-класс назывался «Нить и память» и включал в себя элементы визуального повествования. Мы с Изольдой появились в соседнем домике, как раз когда начался урок, а в камине уже вовсю пылал огонь. Джоэтта была молода, в длинной цветастой юбке и с волосами, собранными в растрепанный пучок. Очки в толстой оправе то и дело сползали с ее крошечного носика, а звук «р» протяжно перекатывался, когда она что-нибудь рассказывала.