Филип Хеншер - Дружелюбные

Когда Лавиния спустилась к завтраку, отец уже сидел за столом. Ее разбудила Блоссом. Должно быть, сестра всегда встает ни свет ни заря – шутка ли, четверо детей, да еще ей частенько приходится провожать Стивена на работу. Из кабинета, где спала Блоссом, доносились обрывки телефонного разговора. Выяснилось, что со Стивеном все в порядке, как и с детьми: Тревор, Томасом и Тамарой, хотя у младшей были колики, а Томас свалился с забора и ударил старшую сестру кулаком. Няня-японка не знала, что делать. Но для Блоссом, почти слово в слово повторившей то, что ей сказала Тамара на другом конце провода, такое, казалось, было в порядке вещей. Казалось, она нарочно передает новости остальным. Войдя на кухню, Лавиния обнаружила отца: он сидел за столом из сосновых досок в пижамных брюках в индийских огурцах и полосатом халате. Вокруг стояли банки и пустая тарелка. Сколько он тут пробыл – неизвестно.

– Прекрасно, прекрасно… – Отец не смотрел на нее и, точно ждал ее появления, включил Четвертый канал радио. – Не верю я этому Джону Гаммеру [41] Британский политик 1960—1980-х гг., член Консервативной партии. .

– Э-э…

– Джону Гаммеру! Вот он, по радио. Говорит о синдроме Крейтцфельдта – Якоба. Как будто он знает, что это такое! Как эти люди получают свои посты – ума не приложу.

– Эти…

– Он отвечает за сельское хозяйство в стране! И говорит об истории, когда скот кормили неподходящим кормом, мол, и теперь все перешло и на людей: ему-де известно, что тысячи умрут страшной смертью, и – Джон Селуин Гаммер. Стали бы вы доверять человеку, у которого три имени там, где достаточно двух?

– Или Нэт Кинг Коул, – подхватила Лавиния.

И, насыпав себе в тарелку пару ложек мюсли из коробки «Бирчер», залила их йогуртом. День, похоже, обещал быть чудесным. За стол она решила не садиться.

– Или Патрик Гордон Уокер [42] Нэт Кинг Коул (1919–1965) – американский джазовый пианист и певец; Патрик Гордон Уокер (1907–1980) – британский политик, член Лейбористской партии. ,– подхватил отец, кажется не слышавший ее слов.

Кто такой этот Патрик, Лавиния понятия не имела, но спрашивать не собиралась.

– Или Мартин Лютер Кинг, – добавила она.

– Именно, – откликнулся отец. Кажется, этого имени он и ждал. – В мире жилось бы куда лучше, если бы этот джентльмен не объявлял вслух все, что приходило ему в голову. Теперь вот Джон Селуин Гаммер. Министр сельского хозяйства. За всю жизнь ни разу не был в поле. Жалкий, ничтожный писака. Представляю, как он обращается к полной комнате фермеров – указывает, что им делать!

– А что с ним? – спросила Лавиния. – Он умер?

– Умер? – удивился Хилари. – С чего ты взяла?

Теперь на завтрак можно выбрать много чего: вот, например, мюсли, а к ним добавить что угодно по своему вкусу. Лавиния намеревалась настрогать банан. Снаружи – лужайка в брызгах росы. А в глубине сада, наверное, еще красивее. Вчера она лениво смотрела в окно гостиной, как вдруг в дальнем конце сада что-то шевельнулось. Быстро-быстро затрепетало и исчезло. Белка? Птица? Лавиния не разглядела – только движение. Может, и теперь там творится что-нибудь интересное.

– Конечно, – продолжал Хилари, – неизбежно задумаешься: а что движет этими людьми? Ну, кто с самого начала лезет в политику. Месть тем, кто лучше и интереснее их. Вот этот точно не отличит козу от овцы – разве что в жареном и нарезанном виде у себя на тарелке. Но кому до этого дело? Видишь ли…

– Забавно… – проронила Лавиния.

Подхватив чашку, она ушла в гостиную. Отец продолжал говорить, точно последовал за ней. Лавиния присела на диван, вытянув по диагонали босые ноги. В саду пели птицы. Сам он выглядел свежим и манящим, а лужайка пребывала в той прекрасной стадии, когда ее не помешало бы подстричь. Лавинии такое нравилось: еще чуть-чуть, и кто-нибудь непременно обратит внимание. Из кухни, затихая, доносились голос отца и спокойные, уверенные и снисходительные комментарии публичных людей с Четвертого канала.

Почти сразу же спустился Треско, стремительно и нетерпеливо перескакивая через ступеньку и спрыгивая на пол. Голос ее отца окреп раньше, чем Треско вошел в кухню, но меньше чем через минуту племянник снова вышел оттуда и направился в гостиную, как и тетка. Растянувшись на диване, он принялся рвать зубами кусок булки, на который вывалил полбанки мармелада. Смотреть, как ест Треско, было сущим кошмаром.

– Чем сегодня займешься? – спросила Лавиния.

Треско издал звук, похожий на «не знаю».

– Как мама скажет, наверное? – подсказала Лавиния.

В ответ племянник важно и презрительно пожал плечами, что не так-то легко сделать, лежа на спине и вцепившись обеими руками в полбулки. Тетка с интересом наблюдала. Он быстренько проглотил то, что было у него во рту. Когда-нибудь он станет жутко толстым.

– А кто еще такой Джон Селуин Гаммер? – спросил Треско.

– Серийный убийца, – весело ответила Лавиния. – По мнению твоего деда. Он все еще вещает?

– Я думал, он разговаривает с Гертрудой.

Спустилась Блоссом: она искала сына, который завтракал в гостиной, и Джоша. «Вы где? Надеюсь, проснулись». На кухне все еще работало радио – кто-то вещал о спорте; в этот момент отец обычно вставал и шел в уборную. Где же они? Нашли себе что-нибудь на завтрак? Не обижали доброго старого дедушку?

Теперь голос Блоссом сделался зычным. Мать четверых – ну так и бабушка тоже родила и вырастила четверых, но ей никогда не нужно было повышать голос: если требовалось восстановить спокойствие или показать, кто здесь главный, она всего лишь удалялась в комнату с книгой и чашкой чаю. Как ни странно, это срабатывало. Стоило маме закрыть за собой дверь или просто проронить: «Все, с меня хватит!» – склоки тут же прекращались. Зачем же Блоссом так кричит? Может, потому, что приходится следить за обширным поместьем? Или потому, что нужно заглушить что-то… знание о том, что она совсем… крохотная? Блоссом спустилась по лестнице и вошла в кухню, не переставая звать Джоша и Треско так, словно ее отца там не было. Голос стих, и тут отец тем же тоном сообщил:

– Они в гостиной. Завтрак туда взяли.

– Тут только я, мам, – отозвался Треско, потом обратился к Лавинии: – Я не общаюсь с Джошем, мы не ждем, когда кто-то из нас проснется или тому подобное. Мама…

– Доброе утро, Блоссом! – сказала Лавиния, когда сестра вошла в комнату, поедая йогурт из холодильника. – Выспалась?

– Знаю, – ответила та Треско и переключилась на Лавинию: – Слышала, как пришел Лео? Грохоту было! Прямо-таки ввалился в дом через входную дверь. Папа в поганом расположении духа. Спрашивал, неужели эта чертова баба появилась как раз вовремя? Миссис Тэтчер.

– Он спрашивал меня про какого-то Баммера, – сообщил Треско.