Борис Юхананов - Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

Ночью в ленкомнате… эпизод с татуировкой у Вешкина.

Вхожу в ленкомнату.

— Щас вы мне поможете, давайте с вами вспомним, как все началось…

— Рассказ взялся писать… (Зло.)

Ушел.

— Ангел-спаситель…

Так вот Г. и Вова В. с засученным рукавом. Его белая рука.

— Э! Че это вы задумали, други?

И поехало — покатилось. Вначале смех, далее в меня летит тушь и В. психует. Был разговор.

— В., ведь ты выпендриваешься… Для чего ты это хочешь сделать?.. Ради тех, кому ты безразличен?

Здесь будут фрагменты их разговора:

— Прямо той дорогой, которая изготовлена нам нашими родителями. Нет, мы, понимаешь, мы избрали путь в обход… А вот я задумал вообще из схемы выйти этой. Просто не хочу больше пытаться — исчерпал — страшно. Не планку сбить, а то, что знаю, что собью. Была б надежда. Ее нет. Я потерял уверенность в себе, в себя… Ни во что, ни в кого. Вот так и живу, Вова. Мне тяжелее, чем тебе. Бедные наши мамы и папы, которые нас малых пестовали и думали — вот они растут, продолжатели. Да, и у тебя сын будет, если тоже будешь думать… А в общем-то, ты и я — дураки ужасные… Сам я очень устал жить авансом, в кредит все мне отпускается. Стыдно. Смотрю на себя в зеркало и говорю — свинья… Вот ты их (силы) пробуешь здесь… Удается?

— Вполне.

— И крепнет вера в себя? И все?

— Окрепла уже по сравнению с тем, что раньше было.

— Я сидел — крепился-крепился, а потом невмоготу… Уже часов в девять приходится покупать коньяк. Ну че будем делать, че ее стереть, че ли? Не, Никита, ты нам помешать не сможешь, просто создашь неудобство… Просто давай мы уж начнем щас… Уперся как баран в новые ворота. Все равно.

Я:

— … капать себе в душу…

— А какое тебе дело до моей души?

— Щас я тебе отвечу.

Г. (повторяет) :

— Какое тебе дело до моей души?..

— Кстати, ты зря недооцениваешь Алферыча — он умен, собака!

— Он мне отвратителен — скользкая правильность — на слизняка смахивает…

— Да-а, у тебя своя правда, которая на самом деле тоже ложь.

— У?

— Ты мне все равно не поверишь.

— Почему ты ушел из колледжа?

— Другого выхода не было. Возьми я академку — я бы спился… А зачем бороться?

— Я бы сдался, и все…

— Ты один пил. Я тоже пил. Одному пить — взбеситься.

— Я любил паскудину…

— А какого черта тебе не хватало?

— Я-то ясно. Я пропил колледж только по слабохарактерности… Вот, мол, экий я парень — один против твердыни… общества. Все корчим из себя, все из себя кого-то корчим, ненужные роли играем.

— А ты останавливался?

— Меня почему-то все всегда пытались остановить — ничего хорошего из этого не выходило…

— Да… давно у меня не было такого интересного вечерка… Вова, если хочешь поддержать разговор по душам…

— Нет уж, спасибо… Хочу жить своими мозгами.

— Но ты же своими мозгами живешь… Это все ерунда, понимаешь, я говорю как человек из одной с тобой сферы — у нас с тобой полная параллель во всем, и, так сказать, образ жизни, среда обитания, жизненные условия… Колледж — все.

— Я не претендую на особую оригинальность.

— Нет, я понимаю, но ты говоришь…

— Да — своими мозгами…

— Володь, ты хочешь со мной продолжить беседу или я тебе надоел настолько, что…

— Не имею никакого желания, извини…

30.04.81.

Адилыч:

— Я, например, как с армии приеду — шесть лет буду гулять холостым, а потом, как говорится, посмотрю на мировую обстановку. И можно будет жениться.

Ночь с 1-го на 2-е 05.81.

Колопельник:

— Как вспомнишь, как там было… Никита, Никита! (Разглядываем фотографии.) Ах! Друган… ебна в рот! (Щелк по фотке.) Лучший друг, Никит. Он ту бабу выебал, к которой я ходил. Никит, я больше уже хуй туда пойду. Там солдата уважают, понимаешь, офицеры… Не то что здесь, понимаешь, такие пидарасы… как Долгов. Никит, я хочу поссать.

— Быстро.

— Поссал.

— Вставай, он может щас прийти.

— Сегодня последний раз я дневальный, больше в наряды вообще не буду ходить — в котельной буду работать.

Скрипнула дверь. Вася метнулся к коврику (не та дверь скрипнула) .

— Ах, черт!

Пошел поплотнее закрыл входную. Там же, у батареи, сел на пол — подбородок в ладони, задумался…

Ходил на доклад.

— Почему опоздали?

— Не могу знать! Вышел без пяти час.

— Сейчас уже восемь минут второго, так в чем дело?

— Я вышел без пяти.

— Еще одно замечание — я вас сниму.

Читаю Герцена: «Государства — не домы сумасшедших, а домы не взошедших в ум». А может я — сумасшедший, зачем это все записываю?! «Нет ли бессмертной березы всех берез?», — Герцен: «… все великое значение наше, при нашей ничтожности, при едва уловимом мелькании личной жизни, в том-то и состоит, что пока мы живы, пока не развязался на стихии удержанный нами узел, мы все-таки сами, а не куклы, назначенные выстрадать прогресс или воплотить какую-то бездомную идею. Гордиться должны мы тем, что мы не нитки и не иголки в руках фатума, шьющего пеструю ткань истории… Мы знаем, что ткань эта не без нас шьется, но это не цель наша, не назначенье, не заданный урок, а последствие той сложной круговой поруки, которая связывает все сущее концами и началами, причинами и действиями». (Т. 7 «Былое и думы».) Мы можем переменить узор ковра!.. Хозяина нет…

Прочесть: Джордж Фрезер «Золотая ветвь».

02.05.81.

Тяжелая и душная атмосфера казармы, невысказанной вражды и тупого хождения из стороны в сторону. Много ложного веселья, шума, много тратится энергии впустую, от нечего делать. Каждый не понимает ни себя, ни ближнего своего… И всем скучно, скучно, омерзительно скучно, в первую очередь скучно. Вот это и есть тюрьма, когда некуда идти, не отчего ждать, а надо терпеть, терпеть, терпеть.

Светлый вечер. Небо — непроглядно бело. Вяло полощется над крыльцом застиранный флаг. Солдат мается в праздники. Майская маята. Читаю Герцена.

03–05.81.

Праздники истощили свой заряд безделья и тоски. К вечеру по телевизору «Итальянцы в России» — и поселяется внутри веселенькое, смешливенькое, подлое настроеньице, от которого потом будет мутить… стыдно. А! — плевать. Серега Головненко воет грустным трехаккордным басом под Высоцкого…

— «… тот же лес, тот же воздух и та же вода, только он не вернулся из боя…»

Завтра рабочий день. Сильный удар белой костяшкой по столу и… гоп! — и тут дать УТРО, как тихий взрыв — УТРО! — разливающееся, дышащее, обволакивающее.

04.05.81.

Кричит:

— Смените выгородку! Смените выгородку! Я щас порушу ваши постройки.

Актер изнемогает в декорациях… Надоело! Надоело! Надоело! Невыносимо…

Рушит… Картонная казарма, тряпошное небо. В проигрывателе — Пугачиха «Ленинград».

А вот что это за птица?

Прапор:

— А хуй знает, тут ведь их до хуя разных! Чиж. Щас они ищут подруг, потом петь начнут.