Борис Юхананов - Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

Ветер осерчал. Плюнуть не дает спокойно. Вон Ахинян харкнул, а ветер его же плевок ему же на рукав.

— Ну сколько ты выбил, Вить?

— Двадцать пять.

— У, гад, а говорил, что не умеешь, хитрец.

— Чтоб не сглазить.

— А чего стараешься-то? Ради чего?..

— Бля, в желудке пусто, жрать охота, сука, и голова болит, мозги болят. Скоро с ума сойду, как этот, бля, Сансаров. Ночью встает, кровать заправит, стрелочки отобьет и ходит, ходит…

— Его в сумасшедший дом отправили?

— Ага… пока в санчасть уложили. Вот дурак, Сансаров (ха-ха-ха!), стрелочки отбивает.

Капитан (для газеты) :

— До выпускных экзаменов осталось мало времени, форсируем подготовку по общевойсковым дисциплинам. Общая подготовка удовлетворительна, но некоторым надо еще приложить много стараний. Что нас ждет в будущем? Практическое выполнение в жизни тех знаний, которые получены в учебной батарее. Ну, конечно, придется еще много заниматься: приемы обучения, приобретение твердых практических навыков управления, войсковой приемник даст вам навыки по самостоятельной работе. Пример: Шугуров, Дмитриев, Сандраков…

Товарищи курсанты, за оставшееся время необходимо приложить все силы, чтобы хорошо сдать экзамены!

Ночь…

Любопытная идиотка — сладострастница и извращенка, примчалась, задрав юбки до пупа, приникла к окнам. Те запотели от ее прерывистого, жадного дыхания, глазеет… Казарма… скучные, усталые солдаты выстроились спиной к своим упорядоченным тетивой сержантского «ока» койкам и вершат какой-то странный жуткий ритуал:

— Равняйсь, смирно, слушай вечернюю поверку!.. Черепенко!

— Я!

— Шувалов!

— Я!

— Ильин!

— Я!

— Амерханян!

— И-а-а…

И каждый всего себя вкладывает в это «Я», словно, обнажив карманы души своей, в ладонях протягивает их содержимое.

— Я!

— Да ты… головка от сепаратора! (Га-га-га!)

А ночь уже уразумела, уже осеклась, уже морщится, брезгливая, и наотмашь, в раздражении, зло ветром — хлыстом по листьям… И еще! и еще! Ничего, веничком с утра подметет солдатня!..

— Четыре секунды — о-отбой!

И уже вырублен свет, и соп… и пёр… и храп… и скрип… и дрых…

И кто-то в тишине крадется к чужому хэбэ за рубликом на чаек…

— Эй, ты что!

— А?!

В тусклом сортире его били беззвучно, короткими кулаками… И он принимал эти удары, как слуга товар, приобретенный строгой хозяйкой. И подставлял все спину, спину… Попался. Бейте! Бейте!..

Никита использует свой опыт преодоления в продолжающемся противостоянии с «дедами», которые потихоньку возвращаются к гражданской жизни; обнаруживая в себе философа, продолжает фиксировать метаморфозы, чем вызывает несказанный интерес у сослуживцев, грезит о «Жизни распиздяя» и делает попытку писать в третьем лице

Дмитриев:

— У нас на столе должно быть тридцать шесть кусков сахара, и я знать ничего не хочу. Вы, товарищ курсант, уже давно, по-моему, забылись, а я требую, чтобы сейчас у меня на столе, вот здесь, было тридцать шесть кусков… A-а, уже отражаешь этот случай в своих мемуарах… Ну-ну, это мне даже льстит… Однажды ты уже имел удовольствие вывести меня из себя. (Он так вжимает. (Нервный зажим.) Подбородок в шею, что, кажется, у него уже второй образовался — индюшачий…) Больше я себе этого не позволю. Я буду с тобой по-другому разговаривать, властью, данной мне… Я тебе не друг, не товарищ! Где тридцать шесть кусков?

— Я их съел, съел я их, товарищ старший сержант, вот так вот взял и съел!.. Все разом заглотнул, горстью в пасть запихал… Готов отвечать перед военным трибуналом.

— Э-э нет… Вы передо мной будете отвечать! Четыре дня. Так: раз, два… Да, четыре дня… Вы будете властью, данной мне, лишены этого удовольствия, что, кстати, полезно для мозга, да, для мозга!.. Мемуары лучше писать будет!..

И уходит прочь от стола. Рука по-хозяйски в кармане. Язык этакие ковырятельные движения в зубах производит. А глаза его при ходьбе трясутся двумя ошалевшими от мошкары лягушонками…

Кончаю читать «Доктора Фаустуса» — бьет дрожь!..

Вечер 16.10.80.

Утром Дмитриев забрал у меня первую порцию сахара.

Демонстративно пройдя вдоль всего ряда, он молча, тремя пальцами выудил у меня из кружки четыре злосчастных кусочка, толканул кружку ногтем…

Вечером он просто вылил мой чай в бачок с объедками…

Луганский:

— Ну что, Ил! Ты унизил его? Да? Унизил? Ха-ха-ха!..

Мы в строю… С ужина шагаем к казарме.

Луганский:

— Ты стал бы, Фома, свой сахар сержантам отдавать?

Фома:

— Я б его в карман! Вот спиздить еще я могу, но отдать свой, что мне положен! Если и завтра ты отдашь ему свой сахар, Никит, я тебе просто съезжу по морде!

Я:

— Не лезь не в свое дело, Фома! Понял?

(Не понял…)

Луганский:

— Мне нравится твоя жизненная хватка, Фома, ты проживешь в этом мире! А вот этот сыкун помрет с голоду!.. Никитка ж у нас непротивленец! А если честно, ты просто зассал.

— Нет, Володя, если ты не понимаешь, то давай я тебе объясню…

— А что мне объяснять! Я и так все знаю. Зассал ты… Тиранию подачками не свергнешь! Ебало надо бить за это, понял?

Осталось еще два дня…

Утро 17.10.80.

Завтрак.

Что-то нет Дмитриева.

— Никит, а что ты ему сахар отдаешь, вы что с ним поспорили?

— Да, что-то типа этого. Сегодня куплю ему килограмм и поставлю на стол с запиской: «Смотри, не заболей сахарным диабетом, а то вылезут буркалы из орбит и станут выпуклыми, как у барана, и стеклянными, как у рыбы!»

Ха-ха-ха!..

Дмитриев опоздал. А когда он появился, я уже допивал свой чай.

— Так, Ильин, ну что ж, еще день я тебе накину. Батарея встать, сдать посуду, вышли строиться на улицу!

Я, проходя мимо их ломящегося стола:

— Вы считать-то когда научитесь, товарищ старший сержант?!

От неожиданной наглости Дмитриев поперхнулся…

— Мне казалось, что я умею.

— Если кажется, креститься надо…

— Кончай болтать, Ильин. Марш в строй! (Кричит!)

— Не обожритесь сахарком, товарищ старший сержант!

— Я ж тебя, салагу, урою!!!

Меж тем, день идет своим мерным ходом.

Капитан Снетков:

— Вас предупреждали, вам говорили. Учитесь, занимайтесь каждую свободную минуту. А поэтому, вот я вам говорю, в течение недели примем экзамены, и каждому, что заслужит, то присвоим…

О салаге

Ему здесь все ново. Он привык к домашней обстановке. Надо его прививать к дисциплине, к послушанию. Но если вы начинаете всячески изощряться, издеваться над молодым солдатом, то!.. А для того чтобы человек вас полюбил, он должен вас полюбить как командира отделения… Дружба только во внеслужебное время. Помните поговорку: «Служба службой, а дружба дружбой». То есть наоборот. Вы знаете, что у каждого человека есть свой темперамент и характер. Я вам буду давать сразу, под запись, не буду распыляться, всевозможные там пышные фразы говорить.