Борис Юхананов - Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

— Не-е, небо, деревья, солнце.

— Давай про прицепы.

— Не-е, что про них писать.

— Книга можешь писать? Поэм?

— Могу.

— Писал уже? И чего, получилось?

— Да, в общем, чего-то получилось.

— Про Нагиева пиши, пойди, Нагиев, сюда. Нагиев, ты ему сюда напиши!

Пишет Нагиев:

«Никитос вообще убивает меня в последнее время!»

— Читай, чего тебе написал?

— Ай, га-га-га!

Нагиев шутит:

— Ефрейтор Турманидзе, выйти из строя на три шага. Объявляем три штуки ареста. (Га-га-га!) Видишь, какой холод, мороз, а ты расстегнут. Три штуки ареста!..

Щурюсь от солнца. Солнце посверкивает в ледке луж. Бьет в кокарды, в бляхи.

— Никит, чего ты там написал?

— Да ничего, так, о солнце пишу.

Греемся в селикагельной. Солнце шарит пыльными лучами по комнате. В стеклах вздрагивают тени веток, и сквозь раскрытую фортку в шевелении веток-волосков порозовевшая девичья шея — береза…

Облако возлежит в небе, как изнеженная, окутанная дымным пеньюаром женщина в ложе голубого шелка…

Подмерзшая земля.

Матовый в тени деревьев ледок луж.

Снег — как крем в розочках резных углублений, образованный следами шин.

Лесок вдалеке. Хочется нарвать из него букет берез!

Мы возвращаемся с объекта.

Я, Андрюха Дунаев, Жора Сарсенбаев — в первой шеренге.

Если бы я продолжал свой фильм, то топал бы в нем сейчас взвод вымотанных работой солдат, хлюпающих носами и греющих варежками уши. А за кадром шли бы и шли бы их переплетающимися голосами мысли-мечтания о доме, о черт знает чем!.. О-о!

Ночь с 3-го на 4-е.

Я дежурный по отделу.

Сейчас вышел из казармы. Решил прогуляться к учебке, поболтать с Серегой Жигановым.

Березка…

Сжал в кулак ее веточку, шершавая и холодная. Присел к траве. Легкие, сухие от мороза (роса посверкивает) травиночки слежались, спутались, как волосы под шапкой, когда долго носишь не снимая.

Ноги затекли; выпрямился.

Фонарь зудит. А все равно — тишь.

Ночь величавая, великолепная.

Черная со звездами.

Неспешно смакует каждый звук.

Как драгоценности перебирает…

Прапор (листает книгу мою) :

— Я знаю, да-да, это ведь этот прославленный Лев, да-да, Толстой… Так вот, я одного деда зацепил, то есть спросил, а почему здесь вот именно на станции бюст Горького — 1895 г. Он там был сторожем и жил там у бабки… Хотели построить музей, ну, она побоялась, что может остаться без жилья. Вот это старик напевал мне… Кто там знал, что это он, в то время? Он же тоже маскировался. В то время он, по-моему, еще с Лениным не был в контакте…. Да-а-а… Что-то там малюешь? Труды Толстого или движение нашего дежурства? А-ах-ха! (Зевает.) Целый день, ебоноть, на ногах сегодня. (Смачный, толстомордый прапор третьего отдела. Тройной подбородок, бровки, глазки, щечища, лысинка, а сам шкафчик такой. Рассуждает…) Пришли к выводу, что надо сделать фонтанчик, а раньше кружка была… Ведь наука подсказывает… А очень много нет. Был питьевой бачок, лежал, как говорится, на плечах суточного, вот как вы, наряда… И одна кружка. Не ги-и-ично, как в милиции говорят… Так ты уж там пять листов написал. Мало?! (Пишу потихоньку.) Надо гонорар… Не получал ни разу? Здесь, в армии, например.

— Получал… сегодня.

— Да? И рубля три было?

— Пять.

— Пять… Кто реквизирует заметки? (Умилительно серьезен. Глазки поросячьи щурит, ручища на пузике шинельном сложил; мы в бытовке, он на табурете — ножку на ножку, фуражку снял и, не выпуская ее, козырьком лысинку почесал: «Ох-хо-хо-хо-хо!» Сладко зевнул, чмокнул.) Так… Так-так-так-так… Тут по танцевальным номерам прапор есть один. Был в ансамбле одно время. Так что он может тоже… Но собирать их трудно. (Вдруг затих, на меня смотрит.) Ну, и ты разберешь, что ты там написал?.. Так тебе надо противогаз здесь выдать. А чего ж ты не напоминаешь?

— Как-то вот запамятовал, ну раз надо — щас…

— Щас-то я его не дам, конечно, ну надо в ближайшее время… А деньги-то на почте получаешь?

— Да-да…

— Так, ну ладно, пойдем…

Ушел хрюшка.

Утро…

Зыкают электробритвы.

Морозное окно раздваивает мир.

Раздваивает? Раздесятеряет, как… как кристалл.

Фамилия прапора — Присяжнюк.

05.11.80.

Вечер.

Иду в штаб позвонить.

И вдруг в кустах мяучит, ноет, как скрипка, нет, скрипочка. Длинный-короткий, та самая фарфоровая кошечка — мать, что птицу сожрала когда-то… Ей холодно бездомной, снег землю припорошил, а кошечка и сама белая с черным — кажется, что кусочек земли мяучит. Я ей: «Кыс-кыс…»

— Никит, что, кошка дорогу перебежала?

— Да! Она убежала от меня. Замерзнет теперь.

Резо:

— Я книги не могу читать, не мой профессия… Гранат хочешь? (Разломил кровоточащий, мне протянул.) А ты выплевываешь, а я прямо все ем, с кожурой…

06.11.80.

Майор Машков, замполит:

— О, я знаю, ты метишь туда — в клуб, к верхам поближе. Никита, тебе нельзя отрываться от масс. Никита, тебе ж всего год остался, ты здесь за год столько всяких типов насмотришься. Вот смотри, стоит Годовиков, женатый человек, сына народил, батюшка — елдописарий. Елдой пишет, а так не может, в школе не научили… Ну что, Годовиков, ты ж мой земляк, напишем заметку в газету?

В офицерском гарнизонном клубе выступает самодеятельность! Девушка в зале рот раскрыла и забыла его закрыть, а руки непроизвольно развязывают бант, белый девчачий бант. На сцене три грудастые тети самозабвенно поют «Подмосковные вечера».

И неудержимо охото курить. Но у двери полковник Зайцев. Солдат зевает и аплодирует…

06.11.80.

ВЫПОЛНИТЬ:

1. Тумбочки, табуретки сдвинуть на центр.

2. Кровати сдвинуть и натереть полы в спальном помещении.

3. Перед тем как натереть полы, проверить, нет ли паутины на стенах.

4. Полы подмести и всю мебель поставить на место и выровнять.

5. Протереть от пыли тумбочки, кровати, табуретки, вешалки, столбы, телевизор, портрет, оконные рамы, двери, батареи.

6. Такое мероприятие выполнить и в классе.

Работу закончить до 14.30.

Присяжнюк.

07.11.80.

Гики из телевизора.

Стулья в полукруг.

— Щас наши полуприцепы… Вот они! Ох!

— Если щас колесо отвалится, вешайтесь все тогда… Нет, смотри, как едут! По ниточке!..

Солдатики сидят в парадках, шапках зимних и с белыми ремнями.

День снежный…

К окну отошел. В фортку смотрю на плац.

Снежинки залетают сюда белыми искорками, гаснут на пиджаке и шапке.

Праздник…

В стекле фортки моя ироничная физиономия (кокарда чуть сдвинулась на бок) зависла над плацем и покачивается…

08.11.80.

— Долгий какой праздник, а?

Машков беседу проводит:

— Так… А кто с докладом выступал на торжественном собрании в Москве? Кто, а? Не знаешь? Ну-у, не хорошо… Бобомурадов! Сукиосян! Кто выступал с докладами? А ведь еще надо знать, что он говорил… Гусев! (Га-га-га!) Это по-азербайджански — Гусейн Гаджиев, по-русски — Гусев, так же и Сукиосян. По-армянски — Сукиосян, а по-русски — сукин сын… Так, молодец, Гусейн Гаджиев, садись. А вы, лабухи, стойте… Чем больше лет Революция существует, тем мы сильнее и мощнее!