Борис Юхананов - Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

Лейтенант Кольцов.

Я давно уже хотел хоть предложеньицем затащить в блокнотик лейтенанта.

Кольцов — редкость: молодой, интеллигентный, круглоликий. Опрятные усики — от носа широкой полосой, далее вниз — тонкой по губе. Незатейливые «стариковские» очки. Ему — двадцать три! Хорошая (правильная) чистая речь. Ударениями не жонглирует, но говорит быстро, немного волнуясь. Вообще проистекает он по жизни энергично. И, думаю, живется ему весело — цель есть; сидит вот сейчас неподалеку, ногти покусывает, втихую читает «Юность». (Журнал — для таких вот…) Как-то мы с ним разговорились…

— Академия, после окончания преподавать… Защититься, дослужиться… ну, до «папахи». Куда больше?!

Зачем он мне в моем повествовании, этот самый лейтенант? И зачем ему я с моим?.. И зачем ваще?..

Ну интеллигентный, ну неглупый человек, лейтенант, опять же, очки носит, матом не ругается, на танцы явился в форме (это когда я там затейничал) , приглашал, краснея… Историю партии в партшколе солдатской с жаром читает.

«Он в усы усмешку прячет…»

Нежданная встреча!!!

Я — в сортире.

— Ильин! Тебя вызывают.

— Кто?

— Усатый гражданин.

Шугуров!

— Вообще различие очень! И самое главное, себя трудно заставить что-то делать, подчиняться распорядку дня.

Шугуров.

Пальто с претензией на роскошь — воротник до пуза!

Я:

— Сережа, здравствуй.

Его улыбка та — детская — и беспокойный взгляд.

С размаху — звонкое рукопожатие.

— Ой-ой! Как же ты так?!

Это на мое затянувшееся ефрейторство.

— Ничего, скоро получу вторые (лычки) , конечно.

И вроде не о чем больше говорить.

Пауза.

— Слушай, Никита, когда Александров из караула придет, ты скажи ему, что там его сумка ждет, да, и вот пять рублей его бабуля втайне от мамаши передала. Да ты скажи, чтоб он сумку потом не выбрасывал, а то мамаша уже устала ему сумки поставлять.

— Скажу-скажу, Сережа, обязательно все скажу.

А пальтишко это ему, видимо, маман Александрова устроила…

Прощаемся. Под конец я просто вытащил блокнотик и стал записывать. Он помолчал. Пошел.

— Ну мы, конечно, увидимся, Сережа (Конечно!) .

…в тебе живут бенгальские огни и ждут…

Ты бываешь раздраженным, но никогда я не видел тебя злым. Несовместимо!

Я не знал и не знаю тебя отчаявшимся.

Сейчас тяжело и, быть может, тяжело тебе сейчас более всего от того,

Что, как огонек смертельно гаснущей свечки, заметалась душа.

Или я не прав?

Да, наверно, все не так!..

Как?

Ночь… С такого-то по такое-то… год такой-то.

Н. И.

Попробуем все по порядку. Ответственным заступил (по отделу) капитан Репушинский. Ну, я никак не ожидал, что он такой нервный!

Странный фильм по телевизору: «Принц (черт его) какой-то». «Клуб самоубийц»… Олег Даль… Банионис… Пустой и жутко интересный детектив. Ироничная сказка. Кстати, вот чего здесь совсем не понимают — иронии.

Черт возьми, а ведь он был прав, когда (как у него трясется подбородок, он, видно, предрасположен к заиканью) кричал на меня:

— Ты, — кричал, — образованный, — кричал. — Я тебя еще давно раскусил… Это забастовка, — кричал.

А замполит (новый, Смирнов, мы с ним давно, еще летом, концерт делали) :

— Ильин, дешевым кривлянием авторитетик зарабатываете? Дешевый авторитет и мерзкий. Мне стыдно, стыдно за вас.

А этот все кричит:

— Вот именно, стыдно! Командир называется. Это неподчинение Советской власти! Да! Это вы, вы первый сказали: «Не пойдем на ужин!» И еще так встал: «Не пойдем!» Я тебе «не пойду»! Я на тебя, дрянь, рапорт подам, тебя судить будут за неподчинение.

Я здесь сейчас представитель Советской власти! Я тебе покажу. Ты как стоишь?! Где у тебя ремень?!

Ну и т. д.

Эльдар:

— Никит, нам придется переночевать сегодня «на губе». Он позвонил дежурному по части (Ермилов сегодня) .

— У вас место есть?

— Найдем.

— Здесь два бунтовщика. Первый бунтовщик — ефрейтор, еби его мать — Ильин.

Запиши, говорит, всех, кто кино смотрел. А я смеюсь. Он говорит: ты чего смеешься?

— Смешное у вас лицо…

Он говорит Ермилову:

— Они кино смотрят, Николай Николаевич.

— Ну хорошо, пусть смотрят.

— Но есть устав, есть распорядок дня! А ужинали они всего пять (Здесь Эльдар в пересказе сделал страшные глаза.) минут! Ха-ха-ха!

«Время». Интервью: «Олимпиада в Москве прошла на высшем уровне… Спорт принадлежит всем… Спорт не терпит никакой дискриминации: ни политической, ни национальной, ни экономической — никакой… И мне очень радостно, что в стране все занимаются спортом!»

13.01.81.

Вася Сильвесюк, капитан, помощник по комсомолу.

Сильвесюк — склизкая фамилия. Благоговеющий перед начальством тихий подлец.

Я в партшколе.

Он вдохновенно и неграмотно вещает с кафедры о комсомоле.

«Значить», «средства», носик почешет.

Смахивает на молодого розового попика, волею судьбы-насмешницы залетевшего в краснознаменные ряды.

Вася. Посмешище всей части.

Его, тридцатитрехлетнего капитана, все так и зовут — Вася.

Не говорит — поет… (Большой любитель… Приторный баритон, со сцены не сгонишь. Но как смешно он декламирует докладик свой…) Запнулся: «И членов… Что? (сам себе) А! Нет (замолк, пропустил) … Ну, это вы сами прочитаете, это не так важно. Важно, товарищи, отметить…» (Чуть не по слогам и одновременно вдохновенно.) На нас не смотрит, красный, как рак вареный, ручки в кулачок. Фокус, видимо, в том, что он не особенно-то и читать умеет — спотыкается на каждом слове. «Значить» и «вот»…

Кому он это все? Жополиз, карьерист стыдливый, застенчивый.

Ах! Вот он почему не поднимает глаз — все уже спят!

Рыбьи глаза.

14.01.81.

Красим зеленой краской с Серегой Адиловым дверь. Он поет. (Дать песни…)

Потом я выливаю остатки в снег — тонкая зеленая струйка, и я веду-рисую ее по снегу. Лицо! Настена…

«Маханя», — говорит Серега. — «Пахан…»

— Серега, вот расскажи мне о море все, что захочешь.

— Ну, море — это такое бушующее скопление воды. Я обычно любил на море утром или ночью, когда видишь, как оно становится таким тихим и белым-белым… и слышен каждый плеск воды. А увидишь лодку рыбака, сядешь на берегу и смотришь вдаль, в горизонт. Оно меняет свои окраски — там, где оно белое, там теплое, а где синее — холодное. А утром рано там вообще одно удовольствие. Утром! Солнце наполовину вылезет из-за горизонта. И эти лучи! Громадная такая красота… И даже рыбы начинают играть. Кефаль — такая рыба. Оно бушует. Ветер разъяренный. Бушующее море — всегда препятствие хорошему настроению. Ну вот… Ну хуль тебе еще рассказать?!

— Слушай, а какой у тебя самый запоминающийся случай в жизни, может быть, потрясший тебя?