Борис Юхананов - Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

И до того хочется щас спать, словно плывешь и исчезаешь, как кусок масла на горячей чугунной сковородке. (В Волгограде всегда не хватало масла, а тут еще тратить его на сковородку — вот и запомнил.)

Кстати, здесь одно злачное место — столовая при Школе поваров (клуб для «избранных») . Там я напился сивухи, перед тем как читать стихи майору Парамонову.

Сегодня был там во второй раз.

Магнитофончик — музычка, тарелочки, вилочки, ножи! Ломтиками жареную картошку, мясца тарелку. Начальник столовой Свистунов Андрюха — быстроглазый «гусар» улыбчивый, радушный (для своих) , усы, тельняга.

10.02.81.

Сегодня в партшколе (собрались мы в библиотеке) разговор о поэзии.

— Я Маяковского под «диппёплом» читал.

— Вот Маяковского, по-моему, только вслух читать надо…

— Ну что, разберем тогда книжки?

— Ну что, подождем еще ребят?

— Начнем, наверное, с Баратынского…

Утро. Комната полна света.

— Тютчев, он как-то проще и в то же время сложнее как человек…

Стул посреди ковра. Садится солдатик и начинает читать Фета, «Там человек сгорел».

— А теперь вы свободны, библиотеку освободить!

Мне снилась школа, школа, куда меня, уже взрослого, после армии, ведут доучиваться в десятый класс, и мне жутко стыдно, ибо я все забыл, забыл математику, забыл физику, географию… Дотошные учителя. И все смотрят на меня, как на взрослого, который должен все знать, а я не знаю. И еще эта атмосфера школы. Новые парты-столы, стеклянная доска и модернизированный класс английского… а я ни фига не понимаю. Едкие, приметливые десятиклассницы: «Такой старый и такой неуч!»

Жуткий сон. Сладостный…

Я дежурный, но хуярю Машкой вместе с ними.

Рассказывал о московской своей житухе.

Салон у Кати на Арбате, бутербродики, чтение, розыгрыши. Что нас объединяло — по всей Москве испарялось веселье, потом уже было не то. Середина семидесятых, отблески шестидесятых, ограбленные поколения, хипуем. «Московское». Илона — лесбиянка (лейтенант уголовного розыска) , пивбар «Яма», «Квадрат», опера, наркота, Долинский, сочинивший «Со стрита на квадрат и с квадрата на стрит — вам это что-нибудь говорит?!» (Долинский — рыжий. Его тюрьма, наш разговор в метро о том, кем станем.) Павловский, Радимов, стихи его, наши «слепые забавы» — блаженная карусельная жизнь… Бардаки. Мой удёр в Волгоград. Приезжал.

Ерш у Волина: «Нет, я даже поверить не могу, что вот ты, сын космонавта, и я — волгоградский парняга — сидим за одним столом…» Птицын — юный барин… и девочки, девочки вокруг. Элита. Скепсис. Все испарилось.

— Никит, ты черняги взял? Ну что ж ты мне раньше не сказал! А кружки есть?

— Кстати, кружек-то нет. Из горлышка будем. А! Знаешь, где посмотри, в тумбочке у Эльдара.

— О! Как мне надоела эта «спецодежда». Вот так вот хоть под форточкой постоять. Дежурный кто?

— Что дежурный?

— Кто дежурный по части?

— Как кто?! Капитан Голубев!

— Нет… Ни хуя!

— Тьфу, черт, иди в столовку!

— Ты что, охуел, что ли, полпервого?!

— Надо же, забыли про кружки.

— Так, ну что ж придумать-то?

— Иди в столовую.

— Повар спит.

— Разбудишь, ничего! О, вскипел уже.

— Никит, кинь заварку.

— Сам кинь!

— Я не знаю, сколько кидать.

— Кидай все.

— Ты что, охуел, чефирить, что ли, будешь?

— Кидай половину.

Кинул.

— О! Посмотри в канцелярии — там у Давида должен быть стакан.

Сходил, принес.

— Разливай.

— А не лопнет?

— Стакан со знаком качества.

— Дежурный!

— Та-а-ак! Ну-у, пол чистый, вы нарываетесь на благодарность.

— Там не убирали еще, товарищ капитан (про сортир) .

— Щас посмотрим. (Зашел, видимо, поссать.)

— А если б я щас в столовку намылился, мог бы подумать, что я в самоволку.

— Нича-а-аго!

Скрип двери. Вышел.

— Ну как дела? Туалет вы почему до сих пор не убрали?

— Будет убран, товарищ капитан!

— Когда это он будет убран?

— В пределах чая, тьфу, часа!

— Ну наливай.

— Конфет нет.

— Найдутся… Нет бы проявить инициативу! Пришел дежурный по части: «Товарищ капитан, вот тут чаек…» А он — повернулся задом. Чайник с пятой батареи-то взяли! Ну дай чем-нибудь помешать.

— Нет ложки. Может, ручкой, щас он там сам растворится.

— Ну ты че, обнаглел, че ли? Это откуда у вас сахар (пьет чмокая) ?

— Посылка пришла.

— Ха-ха-ха!

На доклад ходил. Опять фарфоровая кошечка — полнуха — полуношница — пухлится на снегу, сливается с ним. Я чуть бычком в нее не запылил. Увидел — бычок в сторонку, нагнулся погладить. Сорвалась, метнулась, сгинула. Мечтательница, всполошилась… Кого она поджидала?

Пошел я своей дорогой — посреди тропинки серая мохнатая махина кота… Ага! вот оно что! Этот лениво уступил дорогу, засеменил по канаве в сторону полнухи. Всполошил любовничков.

Ночью в части царят коты…

Как там сейчас моя Лариска, опять она сбежала от нас. Весна грядет.

— Бля, как он быстро срубал (про Юрка Долгова) , я даже не заметил.

— Надо было остановить, бля. Девять кусков сожрал, грабеж! Э! Ты хоть этот кусок не ешь! Ну ладно, половину хоть оставь.

— Это фигово будет, если в пять часов загудит.

— Это кто тебе сказал, что загудит?

— Да слышал я тут один разговор по ГУ… Ну вот щас посмотрел сюда, в стакан, и вспомнил одно зрелище. У нас в деревне, недалеко от дома, есть такой прудик — четверть плаца, вокруг лес… Ну вот, утром, как шапка, туман над ним вокруг, и только над прудом пелена! Ох-х-х!

— Ну все, ты напился?

— Угу. (Закурил смачно, дым в щеках полоскает. Выпустил.) Даже щас сидишь и не знаешь, чего хочешь.

— Да-а… Щас уже двенадцатое, да?

— Да. Февраль, март, апрель, май. С ума сойти можно!

— Я б щас с удовольствием музыку послушал, такую спокойную, спокойную.

— Музыка — это хорошо.

— Бля, время медленно идет. Так, октябрь, ноябрь, декабрь, январь… Нет (расстегнул хэбэ, достал со вздохом календарик, листает блокнотик) . Ноябрь, декабрь, январь…

— Что январь?

Зевает:

— Я считаю, сколько я в наряде не был — три с лишним месяца (хлеборезка) , первый наряд… Если так посчитать, за шестнадцать месяцев — шесть с половиной месяцев я в наряд не ходил.

— Н-да.

Ленивый тупой разговор, еле ворочаем языками. Ночь в черных запотелых окнах.

— Ладно, буду читать. А ты ревнивый?

(Мотнул головой.)

— Я тоже…

И каждый думает о своих женах… Настюша…

— Интересно, с Польшей надолго затянется?

— Надолго, хотя, в принципе, разделаются быстро, бурлить долго будет.

— Сколько времени?

— Пятнадцать минут.

— Та-а-ак, щас придет Вася Колопельник.

— Откуда?

— Из сна.

— Не понял.

— Ну как же из сна, он же спит. Вот и встанет «на тумбочку»… Вася.