Борис Юхананов - Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

Юрок:

— Никит, бля, кормишь, что ль, ее, она, бля, наебалась, пришла такая пуганая. Во, бля, описывает! Ну Никита, ну Никита, ты даешь! Сидит кошку описывает!

Чавкает Лариска.

Чавкай, милая, чавкай на здоровье! Жри, гадина, мой сырок!..

Радостно, и все тут!

Ломкие, ужавшиеся сугробы, хилый снег.

Точно! Весна начинается с хилости… Дистрофичные веточки, кошки — слабость во всем… ветерок. Но эта слабость выздоравливающего мира! Ура!

21.03.81.

Ворона на столбе

Вытянулась в гарке,

Черным трубачом

Оттолкнулась, полетела

Черным тягачом,

А за ней одной

Весь наш шар земной.

Снежки…

— Э-э-э! Андрюша, ну-ка уйди от нас, мы тебе не фон.

Снежки последние…

— О! Тихо, тихо, вон видите там? Давай делай комки… Все-все, давай! Вставайте, приготовились, залпом! И-и-и раз!

Юрок Афонов:

— Так кто ж к тебе приедет? Не жена?

— Да-а нет, ежели б она, разве ж я б тут щас стоял так?!

— А че?

— Прыгал бы, пел бы, часть разнес.

— А кто, мать?

— Да нет, так — знакомая… Знакомая.

— Никит, я тебе хочу сделать предложение: вот уволишься, приедешь ко мне. Грибы, черника, малина, посмотришь, как в деревне живут.

— А ведь приеду, Юрок.

И приеду…

— Короче, уже полгода осталось, как будешь увольняться, мы это с тобой обдумаем всё. Просто, знаешь, у меня — родни много, но она вся в деревне живет. А вот таких, чтоб приезжали, нетуть — сходим на речку. Ты не любитель рыбу ловить?

— Интересно?

— Ну-у!

— Время оно, конечно, глушит немного все, но здесь от крепости желания все зависит.

— Точно.

— Дед рассказывал, что камень там есть, заросший мхом, а возле пруда — там золотая карета еще, вроде, при царе утонула в болоте. Год… че-то про царя выдолблено на ней. И еще че-то волшебное…

По снегу идешь, как по мокрой вате, проминается под ногами.

— А как у вас Пасху отмечают?

— Ты знаешь, как русский Иван отмечает праздник?

— Как? Нет…

— Не знаешь?

— He-а! Пьет!

— Ну-у.

— Ха-ха-ха!

Серый лес. Веселое небо.

Сегодня ответственный по казарме — интереснейшее существо — капитан Чепурнов. По кличке — Противогаз. Сутулый до горба, широкоплечий, руки при ходьбе плетьми вдоль туловища, огромные ладони и ступни и громадная голова — многоугольный череп, здоровенный, с широченными ноздрями, нос, губы блинчиками вывернутые наружу. В гневе — бас густой до потолка, зычный. Солдаты смеются и подкалывают его постоянно: «Отдел, газы!» — смеются в лицо. Чепурнов вовсе не глуп, видит это и бесится, но, по сути, миролюбивый и добрый. Решительных мер принять не может. Все кончается комедией. Посмешище всей части, вот уже лет десять он служит здесь, его вогнутые глаза поднакопили много страдания и смирения.

Уродство его обрекло на одиночество, но сохранило в нем детскость, что ли. Он беспомощен и эгоистичен, громко чавкает, до облизывания прожорлив, стреляет у солдатиков сигаретки и страшно боится начальства. Офицерье его за человека «не ставит». А по внешности — вылитый медведь. (Ирония природы.)

(С Ведешкиным сегодня долго о насекомых — чертовски интересно!) Муравейники, муравьи — солдаты, рабочие, дочки и Матка!.. Терракота — эта черная вдова, пожирающая своего муженька. И то, что муравьи пожирают муравьев из другого муравейника. И время крылатых маток! Войны между черными и рыжими!

Меня Чепурнов зовет не иначе, как Дедом Морозом, все время вспоминает, как я не вручил ему подарок в карауле в Новый год. (Забыл — его всегда забывают…) Подбородок, как у горбунов, покоится на груди, выворачивает носки при ходьбе, отчего чудовищно у него неуклюжая и одновременно гордая получается походка. Центры — в груди и в носогубах. Не спеша, плавно ходит — шествует.

Идиот-сухарик — Шушко объявил первый раунд борьбы с весенним паводком! Завтра воскресенье — будем собирать снежную слякоть (желто-рыжую от песка) в кучи… Это может мне сорвать встречу.

ДРАКО-О-ОНЧИК!

— Подумаем, продумаем, придумаем.

— Ты чего, Дед Мороз, сидишь, заканчивай мечтать, сочинять.

— Спокойной ночи, товарищ капитан, все, иду.

(Прогудел.)

— Спокойной ночи! (Паровоз с расслабленным лицом…)

Если она завтра приедет ко мне, то сейчас я знаю, о чем она думает… Последнюю сигарету и… спать.

22.03.81.

Утро. Пугачиха орет в проигрывателе про Шамана, и я могу думать сейчас только про Шамана…

Я сижу за партой в ленкомнате, крючок расстегнул, шапка брошена небрежно на парту. Скоро завтрак, шея от бритья горит, из-под шапки, приподымая ее края, как полог шатра (шапито) , вылезает Дракончик (уменьшился до мизинца) . Юрок Долгов вошел в комнату, я прикрыл рукой Дракончика, ходит, черт, руки в карманы, в окно чего-то поглядывает, остановился рядом с моей партой, губу покусывает, думает…

— Ой, ты чего?! (Увидел, увидел его Юрок!) Ебоно в рот, ты откудово ее взял?! И точно! Ящерица!.. (Вот ехидна — Дракончик.)

— Не знаю, вот здесь вот под батареей лазила.

— Не-е, в натуре, какой у нее хвост!

— Отдел! строиться на завтрак!

И вдруг ящерица гадко, по-человечьи:

— Да-да, валяйте-валяйте!

Юрок удивленно:

— А ты чего, не пойдешь?

(Не понимает, с чего это я так пискляв.)

— Нет-нет, шучу: все нормально, Юрок…

Приходим с завтрака, курим в умывальне. Козлов (с улыбочкой) обнимает за плечи:

— Пойдем, я тебе кое-чего скажу. (Отошли ото всех.) Вы мед в столовой жрали, знаешь, чей это мед (резко) ?

— Я не жрал, а что? Чей?

— У Чепурнова вчера из портфеля — в канцелярии стоял — ебнули банку меда и колбасу. Сафаралиев, сука, на ужин не ходил, сидели в каптерке, колбасу жрали. Никому пока не говори, я узнаю, какая банка была, понял?

— Ясно.

— Подонки! Он для сына купил мед и колбасу, знаешь, какой у него сын, малый такой симпатичный!

— Отдел! Одевать бушлаты, строиться в коридоре!

Гадство! Неужели утащат на объект!

Прокапываем канаву в снежной норе для талой воды.

Солнце прожигает лужи, плавает подрагивающим золотым диском в них, и колышатся в этих черных озерках солдатики в песочных хэбэшках с блестящими маленькими солнцами (пуговицами) . Тесемкой — шиферная крыша.

Быть может, она уже на КПП стоит и тоже любуется сейчас этим легким веющим, прозрачным молодым небом, птицей.

И тень птицы пятном скользнула по лицу.

Лезу на крышу с Колькой Козловым:

— Смотри, деревья какие! Смотри, как глядится лес-ландшафт… Еще так вот, смотри, кажется, что сплошной лес, а на самом деле… Красиво! Это ж, можно сказать, вид с высоты птичьего полета, вот смотри, наш городок, вон башня, видишь, Ферзя? Вон — самолет на посадку!

Подошвы липнут к толю… И запах толя.

— Ну-с! Вот смотри, когда монтажником работал, вот такая истина у людей, да? Есть боязнь высоты, а тут самое хуевое — до того привыкаешь, что как по земле ходишь. Вот тут-то все оно может и кончиться!