Борис Юхананов - Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

(Со мной в паркнаряде Хачатрян и Попуша.)

— Не-е! Ешь…

Попуша:

— Хачик, будешь?

— Кушай-кушай.

Разрезал пополам.

— Никит, на!

— Не-не, я откушу чуть-чуть, и дай Хачику.

— На, Хачик!

Хачик со вздохом в два жева умял половинку… Чмокнул.

Он что-то клеит в свою записную книжечку. Попуша жует корку и наблюдает за ним.

— Слушай, Попуша, вот скажи мне, в чем смысл жизни?

Сразу:

— В деле, наверное, в работе. Смысл жизни в том, чтоб трудиться на пользу людям. А ты, Никит, в чем, думаешь, смысл жизни?

Хачик, не отвлекаясь от клеянья своего:

— На пользу жены трудиться, на пользу детей, ебоно в рот! Слышь, Попуша! Чай поставь. Ебоно в рот!

Попуша:

— Эх-х, щас бы тортику испечь, правда, Никита?!

Попуша поднимает трубку, набирает номер, из трубки заспанный, испуганный голос:

— Дневальный учебной батареи, рядовой Трясенкин слушает!

— Кто?!

Басит под «деда» Попуша.

— Дневальный учебной батареи, рядовой Трясенкин!

— Та-а-ак! Трясенкин, который час?

— Время? Щас посмотрю… Без пятнадцати двенадцать.

— Ну давай служи, зёма.

Растет Попуша.

Потом я писал письмо Настеньке.

Спал на жесткой кушетке под шинелью — продрог до костей.

Утро всхлипывает бело-серое. Птичьи смычки вовсю!

В окне близко большой Попуша выжимает тряпку, успел уж пол вымыть.

Я на кушетке, как на горе, а вокруг мытый пол…

Хачик клеит.

— Хачик, зачем ты живешь?

— Ну как зачем, как ты, дурак, вопрос задаешь? «Зачем ты живешь?!»

Попуша кряхтит, смеется, дотирает:

— Родили, вот и живет.

Хачик:

— Во времени пахать, во времени отдыхать… А ты как можешь отвечать этот вопрос? Жениться, ребенок, дом, на хуй, живешь как живешь! А че, хочешь умирать, что ли?! А ты как можешь отвечать, ну, этот вопрос, ну дали тебе, например, у? Никит?

— А я вот не знаю, Хачик.

— Да?

— Угу.

— Это хуево… Это никого не знает, зачем. Другой говорит, для чего нужно. А как ты, зачем живешь, хуй поймешь…

Поет:

«Ах, любовь, ты, любовь,

Золотой лестница,

Золотой лестница

Без перил».

(И свистит…)

— Щас я Нурикяна спрошу, на хуй (набирает номер) . Скажу, Никита говорит: «Зачем ты живешь?» Ту-ту-ту… Та-а-ак. Здрасьте. Робор. Ха-ха-ха! (И по-армянски.) Ке се чечит (вроде) , Никита Ильина меня говорит, зачем ты живешь, ты можешь отвечать? Ха-ха-ха! Инсти кчи кара умяка матяса. (Шпарит, гад, по-армянски!) Спасиба. Аджу, давай…

— Ну чего?

— Во времени, на хуй… Ну ты не знаешь, когда твой конец — через два, через десять, через сто. Ну как говорит тебе, кошка зачем живет? Родился — живет… Работать, нах, дом, туда-сюда. Погулять потихоньку, кто как, нах. Один пахает, другой кушает. Родился — живу. Во времени, нах. А зачем я живу, я этот вопрос не могу, нах. (Платок достал, сморкнулся хорошенько, так с платком в кулаке и задумался…)

Мыслит рядовой Рудольф Хачатрян, пошевеливая большими, как у слона, ушами (мягкими ушами…) , о смысле жизни.

Кто-то поджег траву, горела долго. Прогорела дочерна, остались спутанные волнистые черные с сединой пряди — волосы восточной женщины. Старой…

Запомнить…

В кюветах морщинистые веселые ручейки!

Наклонился — дрожит отполированный мир, рябит каштановое небо. Хочется прикоснуться губами к водице, не пить — прикоснуться. Счастье соприкосновения продолжается.

— Никит, на конфетку.

— Не надо, мне уже дал. Хачик дал.

— На…

— Спасибо. Попуша, а почему ты так странно ходишь?

— Что, может, брюки?

— Ты на полусогнутых ногах ходишь, как старичок, а сам длинный — смешно!

Чмокнул тающей во рту конфеткой:

— Не знаю, не замечал…

Отобедали. День отработали. Улегся Хачик на кушетку, пепельницу рядом установил на табуретку — кейфует…

Я сижу у окна.

Попуша прошел за водой.

Три часа дня.

Облака до земли.

Хачик рассказывает:

— Четыре бутылки коньяк попил и шесть бутылок водки, и шашлык, шашлык покушал. Так не будет — четыре бутылки коньяк, шесть бутылок водки пьешь и ровно ходишь. Мать и мой брат ушли другой город. Садились, попили потихоньку. Начал я пить-курить, пить-курить, а зимой это было… Хуяк, один парень говорит: «Я одной девушке сказал: „Десять часов улица жди!“» А мы на часы не смотрим, пошли, ждали-ждали — нет. Пришел домой, садил около печь, сигарет кончились, дома всё искал — нашел пачку сигарет, сухой-сухой — два раза покурил — пиздец, ебоно в рот, не знаю я, где находимся… Летаю, ебоно в рот, летаю… А этот друг мой, хорошо был, он не около печь курил. Меня положил и пошел… Утром глаза открываю — смотрю: время двенадцать часов, не ночи — дня. Голова крутит, дома никого нету — смотрю: на столе бутылки… Никто не убирал… Встаю, нах, щас надо водки искать, все мест смотрю, ни хуя нигде. Водки нету, потом подумал: десять бутылок пили, откуда эти все, потом звоню этому другу, принеси сюда, говорю. Он пошел, около дверь упал, хотел дверь открывать и упал… Бутылку попили, охот опять пить… Дождь идет, нормально красиво, как по девушкам гуляешь. Хуяк, смотрю: идет соседка мой, ну девушка мой. Говорим, сколько можешь принести, ни разу не отказывала, как я скажу, ни разу не отказывала, вот… «Давай, иди принеси…» Два, три бутылки принесла… О! говорим, спасибо, садись, говорим… Начинаем попить, а кушать охот — нету… Он понял это, магнитофон включил. Музыка хуячит — «Абба» музыка, «Бони Эм». Хуяк, начал танцевать… Сосед пришел с другой стороны, она с правой стороны живет, он — с левой; пришел, как увидел, закрыл и ушел. Двадцать восемь лет ему — кричим, кричим — ни хуя, назад не смотрит, ушел…

Козлов:

— А вот и я! — небось не ждали ни хуя! Попов, одевайся, нах, пойдешь со мной.

— Куда?

— В пизду головой, быстрей. Ты еще не одет, бля!..

— Ну надо прибраться (плаксиво) .

— Ты че, не понял, что я тебе сказал, блядь?!

Хачик:

— Ладно-ладно, мы уберем, иди…

Козлов:

— Так, оделся. Знаешь, где сотка «Б»?

— Д-а-а.

— Иди туда, я щас приду, журнал досмотрю.

Мрачно смотрит «Крокодил».

Хачик ткнулся в клеянье свое. «Пришел Козлов и все опошлил…»

— Коль, писем мне не было?

— Не знаю (откинул) . Так-так. (Рванул, вышел.)

Хачик тотчас оживился, облегченно вздохнул:

— Ой, бля, щас чуть-чуть подметаю, грязно. Ля-ля-ля-ля-ля…

Удивительное дело! Открыть вам по секрету, что так вдохновенно вклеивает Рудольф в свой блокнотик:

— Сигаретные картонки!

— А зачем ты их клеишь, Рудик? А зачем тебе это?

— Как, а как? Да просто так, да хули, вот я не знал, что такой сигарет есть «Друг», вот поеду туда, может, забуду, а тут открываю, и вот… И красиво, но я не любой собираю, нах, я «Дымок» не возьму, «Прима» не возьму… Зачем, зачем… на хуй…

Успокоился.