Эмма Донохью - Притяжение звезд

Доктор Линн кивнула.

– Невероятно высокая смертность, даже спустя несколько недель после родов, говорит о том, что их защитные механизмы существенно ослаблены.

Мне вспомнилась древняя легенда о Троянской войне, повествующая о том, как из деревянного коня под покровом ночи вышли воины и открыли городские ворота. Защитники города стали жертвой измены у себя в тылу. Что там доктор Линн говорила о городе без стен?

Она продолжала резать ткани и извлекать органы, а я надписывать и раскладывать срезы по мешочкам.

– По всему миру аккуратно проводятся тысячи вскрытий, – недовольно пробурчала она, – а мы об этой разновидности гриппа только и узнали, что его инкубационный период составляет два дня.

– Может быть, скоро найдут вакцину?

Она энергично помотала головой, и ее выбившаяся прядка закачалась.

– Никому еще не удалось даже выделить его бактерию. Может быть, эта зараза слишком мала, чтобы мы могли ее обнаружить, и нам нужно ждать, пока наши умники создадут достаточно сильный микроскоп, или, возможно, это вообще неизвестный вид микроба.

Я была поражена и обескуражена.

– Все это весьма огорчительно, – добавила она безрадостно. – Мы живем в золотой век медицины, когда удалось победить бешенство, тиф, дифтерит, а в борьбе с самой обыкновенной инфлюэнцей мы бессильны. Нет, от вас сейчас многое зависит. Я имею в виду вас, заботливых медсестер, способных обеспечить пациентам уход и внимание, которые спасают сотни жизней.

Доктор Линн заглянула в брюшную полость, где скопилась темная клейкая слизь. И продолжала диктовать:

– Печень увеличена, признаки внутреннего кровотечения. Почки воспалены, есть выделения. Толстая кишка покрыта язвами.

Мои взмахи скальпелем, которым я брала образцы, повторяли движения ее скальпеля.

– Но всегда можно возложить вину на звезды, – пробормотала она.

– Прошу прощения, доктор…

– Я говорю о дословном значении термина «инфлюэнца». Influenza delle stelle. Влияние звезд. Как считали в Средние века итальянцы, болезни служат доказательством того, что судьбами людей управляют звезды, и люди в буквальном смысле рождаются под несчастливой звездой [25] Имеются в виду строки из пролога к «Ромео и Джульетте» Шекспира: «…юным отпрыскам семейств обоих, рожденным под несчастливой звездой». (Перевод О. Сороки.) .

Я представила себе картину: небесные тела запускают нас в полет, как перевернутых воздушных змеев. Или, возможно, дергают нас за веревочки забавы ради.

Доктор Линн ножницами отделила кишечник Айты Нунен и подняла его вверх, словно заклинатель змей.

– Термин «аутопсия» происходит от греческого выражения, означающего «видеть своими глазами». Нам с вами повезло, медсестра Пауэр.

Повезло? Я нахмурилась.

– Чем? Что мы живы-здоровы?

– Что мы находимся в самом центре событий. Для нас нет способа лучше узнать о гриппе как можно больше и быстрее.

Доктор Линн отложила скальпель и размяла пальцы, словно они у нее занемели. Потом снова взяла лезвие и осторожно рассекла матку Айты Нунен.

– Все мы, в том числе и миссис Нунен, вносим свою посильную лепту в копилку знаний человечества…

Приподняв мембрану, она отрезала плодный пузырь и шепотом добавила:

– В том числе и малышка Нунен.

Она вырезала плод из окровавленной полости и положила себе на ладонь.

Не малышка, а малыш: я увидела, что это мальчик.

– Никаких признаков того, что грипп нанес плоду какой-то ущерб. Измерьте, пожалуйста.

И она слегка вытянула его в тазу, словно помогая выпрямиться в полный рост – в первый и последний раз в жизни.

Я приложила ленту рулетки к его темени и протянула до большого пальца ноги.

– Чуть меньше пятнадцати дюймов [26] Около 38 см. , – еле слышно проговорила я.

Потом поставила таз на весы и добавила:

– Почти три фунта [27] Около 1,36 кг. .

– Значит, около двадцати восьми недель, – с облегчением произнесла доктор Линн. – Недоношен.

Я поняла: она правильно поступила, решив не делать кесарева сечения.

Крошечное личико как звериная мордочка. Я заставила себя всмотреться получше и вдруг всхлипнула, мои глаза наполнились соленой влагой.

– Сестра Пауэр… Джулия… – ласково обратилась ко мне доктор.

Откуда ей известно мое имя, подумала я, давясь слезами.

– Прошу прощения, я…

– Все нормально.

– Он такой хорошенький, – сказала я сквозь рыдания.

– Хорошенький.

Я плакала по нему и его матери, лежавшей на фаянсовом столе, и по его четырем братьям и сестрам, умершим до него, и по семи сироткам и по их вдовцу-отцу. Сможет ли мистер Нунен вырастить их или детей отправят к бабушкам, дедушкам и тетушкам, в чужие семьи? И они разнесутся по ветру, как сухие листья? И попадут, так сказать, в дом , подобно Брайди Суини?

Я вытерла слезы, а доктор Линн принялась быстро возвращать внутренние органы на место.

Она медленно вложила младенца обратно в утробу матери. Я протянула ей коробок с тампонами из льняной пакли, она выудила три пригоршни тампонов и выложила ими брюшную полость, словно набивала подушку ватой, а потом поставила на место грудную клетку. Напоследок она натянула лоскуты кожи, плотно соединив края, как будто задергивала шторы на окне спальни. Я уже вдела нитку в иглу, и она принялась зашивать.

Закончив, доктор Линн коротко поблагодарила меня и ушла на ночной обход.

А я снова обмыла Айту Нунен и обрядила ее в свежую рубашку для погребения.

Выйдя за ворота больницы, я вдохнула полной грудью прохладный ночной воздух и ощутила давящую усталость.

Торопясь к трамвайной остановке, я застегивала пальто на все пуговицы и чуть было не угодила в глубокую яму. И подумала: обрадовалась бы я, ненароком сломав ногу и получив месяц вынужденного отпуска?

Пусть идут с миром, сказала я мысленно, как делала всегда в конце долгой изнуряющей смены. Обращаясь к Эйлин Дивайн, и Айте Нунен с ее неродившимся сыном, и к мертворожденному младенцу Делии Гарретт. И к скрытной Онор Уайт, перебирающей молитвенные четки, и к Мэри О’Рахилли, терзаемой родовыми схватками, которым не было видно конца. Я постаралась выбросить всех из головы, чтобы можно было спокойно поесть и заснуть, а завтрашним утром вновь к ним вернуться.

Три ближайших фонаря перегорели; я не сомневалась, что угольные стержни дуговых ламп были германского производства и заменить их было нечем. Дублин постепенно приходил в запустение, повсюду зияли следы разрухи. Неужели все уличные фонари так и будут гаснуть один за другим?

В небе я заметила тусклый месяц, повисший над церковным шпилем и укрывшийся за тучей. Мальчишка-газетчик с красными от долгих бессонных часов глазами сидел на тротуаре, положив перед собой шапку в надежде выклянчить у прохожих несколько монет, и распевал скрипучим сопрано песенку бунтовщиков: