Эмма Донохью - Притяжение звезд

Он уехал, я помахала ему вслед и вернулась в дом за пальто с пелериной. Продела все крючки в петельки. Стоя рядом с велосипедом, я приподняла юбки и затянула на них тесемки. Для первого утра ноября было не слишком холодно.

Брайди наверняка не умела ездить на велосипеде. То, что она жила в монашеской обители, объясняло многое: и следы дерматита, и ожог, случайно полученный на кухне, и то, в какой восторг ее приводила столовская еда, и бальзам для рук, и горячая вода из-под крана. Ничего удивительного, что она понятия не имела, как плод жил и двигался во чреве матери… Она же выросла в сиротском приюте и теперь жила в богадельне с монахинями, где ей было ужасно тоскливо, но податься ей больше было некуда.

Я миновала закрытые на замок двери школы, на которых висело свежее объявление, гласившее: «Закрыто до лучших времен решением совета по здравоохранению». Подумала о маленьких Нуненах: раз трущобные дети в эти дни не ходили в школу, выходит, они лишались и бесплатных школьных обедов.

Из окон оружейного завода со свистом вырвались клубы пара, значит, фумигаторы в цехах работали на полную мощность. А может быть, рабочие томились в фосфорном тумане всю ночь. От ворот завода змеилась длинная очередь работниц, начинявших снаряды взрывчаткой; они переминались с ноги на ногу и вполголоса переговаривались, спрятав от рассветного холода пожелтевшие руки в карманы, и с нетерпением дожидались, когда им можно будет войти в здание и приступить к работе.

Мысленно я сказала Айте Нунен: «А вы закончили свою работу».

И нажала на педали. Тридцать лет от роду. Что станет со мной в тридцать пять? Если к тому времени война закончится, то что будет вместо нее?

Но я вернулась в настоящее. Что меня ждет сегодня? Делия Гарретт, рыдающая в подушку. Задыхающаяся незамужняя Онор Уайт. Лишь бы ее легкие выиграли эту битву! Мэри О’Рахилли: скорей бы закончились ее родовые муки и у нее на руках оказался младенец.

В переулке я поставила велосипед на цепь.

Проходя мимо мемориала павшим солдатам, я заметила, что какой-то мятежник написал на постаменте: «Не наша война». Интересно, подумала я, не тот ли это урод, что напал на Тима?

И разве это не война, которую ведет весь мир? Разве мы не заразились ею, оказавшись перед ней такими же беззащитными, как перед прочими инфекционными болезнями? И мы не умеем держаться на безопасной дистанции от нее, и нет острова, на котором мы могли бы от нее спрятаться. Как и нищие, с которыми мы живем бок о бок, и война, вероятно, всегда будет рядом с нами. В каждом уголке мира, куда ни взгляни, будут царить канонады взрывов и ужас, осененный ухмылкой скелета.

Я подошла к толпе на трамвайной остановке. Все стояли на подчеркнутом удалении друг от друга, чтобы ни до кого не долетели воздушные капельки от кашля, но достаточно кучно, чтобы успеть втиснуться в подошедший трамвай. Пьянчуга пел, на удивление мелодично, не обращая внимания на сердитые взгляды:

Я поморщилась в ожидании гнусной рифмы. Но пьянчуга спел в конце не «проститутки», а «секретутки».

Подошел трамвай. Мне удалось втиснуться внутрь.

Стоя на нижней площадке, я успела сосчитать обогнавшие нас три «Скорые помощи» и пять катафалков. Церковные колокола неустанно били. Рядом со мной мужчина читал газету, а я старалась не замечать крупных букв заголовка статьи о потопленном лайнере: «Поиски спасшихся продолжаются». Мой глаз зацепился за другой заголовок чуть ниже: «Перемирие возможно». Газеты уже дважды широковещательно объявляли об окончании войны, и я решила не обращать внимания на такие заявления, пока не будут предъявлены достоверные подтверждения.

С каким же облегчением я сошла с трамвая перед больницей и немного постояла в предрассветных сумерках, чтобы надышаться свежим воздухом, прежде чем войти в больничные ворота. Фонарь освещал новое объявление, появившееся на фонарном столбе, – оно было длиннее обычного:

УБЕДИТЕЛЬНО ПРОСИМ НАСЕЛЕНИЕ НЕ ПОСЕЩАТЬ ОБЩЕСТВЕННЫЕ МЕСТА, ТАКИЕ КАК КАФЕ, ТЕАТРЫ, СИНЕМАТОГРАФ И ПИТЕЙНЫЕ ЗАВЕДЕНИЯ.

ПОСЕЩАЙТЕ ЛИШЬ ТЕХ ЛЮДЕЙ, КОГО НЕОБХОДИМО.

ВОЗДЕРЖИВАЙТЕСЬ ОТ РУКОПОЖАТИЙ, А ТАКЖЕ ОТ СМЕХА И БЕСЕД В НЕПОСРЕДСТВЕННОЙ БЛИЗОСТИ ДРУГ ОТ ДРУГА.

ЕСЛИ ВАМ НЕОБХОДИМО ПОЦЕЛОВАТЬСЯ, ДЕЛАЙТЕ ЭТО ЧЕРЕЗ НОСОВОЙ ПЛАТОК.

ПОСЫПАЙТЕ ВНУТРЕННЮЮ ЧАСТЬ ОБУВИ ФОСФОРНЫМ ПОРОШКОМ.

В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ЛУЧШЕ НЕ ВЫХОДИТЕ ИЗ ДОМА.

Я вошла в ворота под надписью «Vita gloriosa vita», шагая в обуви, которая не была продезинфицирована фосфорным порошком.

Мне хотелось сразу подняться в мое родильное/инфекционное отделение, но сначала я заставила себя пойти в столовую и перехватить что-нибудь на завтрак, даже на случай, если сегодня день выдастся хотя бы вполовину менее хлопотным, чем вчерашний.

Спустившись в подвальный этаж, я заняла очередь. У меня имелись опасения по поводу гарнира, который в последние дни подавали к сосискам, поэтому в этот раз я решила ограничиться овсянкой.

Я прислушалась к разглагольствованиям в очереди: мол, кайзер вот-вот капитулирует и мир будет неминуемо заключен. Мне пришло в голову, что в нынешней ситуации, когда повсеместно свирепствует грипп, никто не сядет за стол переговоров и не подпишет этот пакт; мы в больницах вели с этим гриппом войну на истощение, битву за каждого человека.

Молоденький доктор-практикант громко рассказывал о человеке, который пришел в приемный покой, уверенный, что болен гриппом, потому что у него сузилась глотка. Но парень оказался здоровехонек – просто его обуял страх. Слушатели нехотя захихикали.

Но разве паника не является таким же симптомом болезни, как и прочие? Я подумала о незримой силе, сковавшей голосовые связки моего брата.

Очередь проползла мимо нового объявления на стене, которое заглавными буквами предупреждало, что МОЯ ОШИБКА БУДЕТ СТОИТЬ ЕМУ ЖИЗНИ.

Я ела овсянку, встав с плошкой в углу, но не смогла осилить больше половины порции.

Вбежав в свою палату родильного/инфекционного отделения, я не увидела рыжей головы. Брайди Суини не пришла.

Неутомимая сестра Люк в безупречно белом облачении медленно надвинулась на меня, точно океанский лайнер.

– Доброе утро, сестра!

Я поняла, что меня так и подмывает узнать у нее, где Брайди, словно она была опекуншей девушки.

На лестнице вчера вечером я потратила время на глупую болтовню с Брайди о звездах синематографа и даже не удосужилась узнать, придет ли она сегодня. Я поспешно сделала вывод, что да, придет, только потому, что мне так хотелось ей помочь, и с горечью осознала, насколько бездумно уверила себя, что сегодня утром она будет меня тут ждать. Брайди оказалась для меня тем человеком, кто, как утверждалось в плакате, был мне необходим.