Эмма Донохью - Притяжение звезд

Она затаила дыхание и так сильно ткнула меня ногой, что я невольно попятилась.

Показалась коническая головка, липкая от крови, лицо повернуто вбок, словно устремив взгляд через палату.

– Господи воля твоя! – воскликнула Брайди.

Когда младенец наполовину выходит наружу, а наполовину остается внутри, это всегда диковинный момент: ребенок словно оказывается между двух миров. Кожа у него была здорового цвета, но больше я ничего не могла сказать.

– Головка вышла, миссис О’Рахилли, почти вся.

Тем временем я искала пуповину. Чтобы не занести в организм роженицы инфекцию, я не стала трогать ее пальцами, а лишь слегка повернула крошечное личико к позвоночнику матери и… да, увидела пуповину, обернутую вокруг шеи ребенка. В таком положении именно пуповина могла удерживать тело внутри, а то и перетянуть его, нарушив кровообращение младенца; в любом случае мне надо было высвободить его из удавки. К счастью, пуповина обвилась вокруг шеи только один раз. Я стала осторожно дергать пуповину, пока не вытянула ее на приличную длину и сняла с шеи через крошечную голову.

Торопливый врач схватил бы голову и вытянул младенца из чрева, но меня научили способу получше. Надо терпеливо наблюдать.

Когда пришли очередные схватки, я скомандовала:

– Давайте же, выталкивайте ребенка!

Лицо Мэри О’Рахилли побагровело.

И тут произошло необычайное – сколько раз я наблюдала этот момент и не уставала видеть его снова и снова: конусообразный череп нырнул обратно внутрь, точно голова пловца под воду, и в следующее мгновение младенец выпал в мои подставленные ладони. Живой!

Брайди удивленно засмеялась, словно присутствовала на цирковом выступлении фокусника.

Я вытерла новорожденному носик и губки – а тот уже захныкал, и его мокрое тело слегка подергивалось. Девочка! С тощими ножками, темной и чуть вспухшей промежностью.

– Вы молодец, миссис О’Рахилли. У вас чудесная дочка!

Мэри О’Рахилли издала полувсхлип-полусмешок. Может быть, она не могла поверить, что тяжкий труд завершен. Или что слово «дочка» теперь относится не к ней, семнадцатилетней, а к ее крохотной дочурке. Дожидаясь, когда голубой шнурок пуповины перестанет пульсировать, я быстро осмотрела новорожденную – проверила все пальчики на руках и ногах, не укорочена ли уздечка языка, в норме ли анус и не вывихнуты ли бедра. (Почти все младенцы рождались абсолютно здоровыми, даже у матерей, живших в нищете, словно природа изначально снабжала детей всем необходимым, как бы это ни сказывалось на здоровье их матерей.) У новорожденной не было проявлений асфиксии, хотя в последние несколько часов она была прижата пуповиной к тазовой кости. Не было и признаков того, что инфекционная болезнь матери причинила ребенку какой-то вред.

Пуповина, доставив в организм младенца последнюю порцию крови, теперь была безжизненна. Я положила младенца личиком вниз на мягкий живот матери, освободив себе руки. Пальцы Мэри О’Рахилли скользнули вниз, чтобы потрогать липкую кожу ребенка. Я завязала на пуповине два узелка и перерезала ее ножницами. Потом завернула младенца в чистую простынку и передала Брайди.

Моя рыжая помощница была невероятно воодушевлена.

– Это было потрясающе, Джулия!

Мэри О’Рахилли попросила:

– Покажите ее!

Брайди поднесла новорожденную поближе к молодой матери, чтобы та ее хорошо рассмотрела.

Прежде чем Мэри О’Рахилли смогла что-то сказать, я упредила ее вопрос:

– Младенцы часто рождаются с немного заостренной головкой, потому что совершают долгое путешествие, но через несколько дней голова округлится.

Мэри О’Рахилли блаженно кивнула. Я заметила, что в уголке ее левого глаза расплылось красное пятнышко – от натуги лопнул сосудик.

Онор Уайт сипло пробормотала:

– Кто родился в хлопотне, того любит мать вдвойне.

Я недоуменно посмотрела на нее.

– Так люди говорят, – добавила она.

Наверное, там, откуда она родом. Я никогда не слыхала такой пословицы. И стала размышлять о хлопотах – во всех смыслах, которые, должно быть, пережила Онор Уайт при рождении первенца и которые ожидали ее впереди.

Мэри О’Рахилли гладила заостренную головку новорожденной. Потом нежно отогнула ее ушко.

– Какое малюсенькое!

– Она же только-только на свет появилась, – сказала я.

У меня не было весов, но малышка показалась мне довольно крупной.

Минут через пять из Мэри О’Рахилли выскользнула плацента – целая и на вид вполне здоровая. Даже не окровавленная. И после всех сложностей, которые пережила мать при рождении первенца, у нее не было серьезных травм. Я продезинфицировала один короткий разрыв, но он вполне мог затянуться сам. Пульс был в пределах восьмидесяти с хвостиком, так что можно было не беспокоиться.

Я положила младенца в колыбель и отправила Брайди за очередным компрессом с охлажденным мхом.

– Да, и пусть передадут доктору Маколиффу, что миссис О’Рахилли родила самостоятельно, – довольно добавила я.

Я усадила родильницу, подперев спину подушками, в позу Фаулера [38] Джордж Р. Фаулер (1848–1906) – американский хирург, доказавший, что положение лежачего больного полусидя препятствует застою крови в сосудах и образованию пролежней. , чтобы из нее вытекла вся лишняя жидкость, наложила на живот бандаж и приладила на груди специальный бандаж для кормления, с марлевыми клапанами для ее укрупнившихся коричневых сосков. Потом надела на нее свежую ночную рубашку и укрыла платком плечи.

Онор Уайт сильно раскашлялась – так громко, словно молотком били по стальному листу. Я дала ей ложку сиропа ипекакуаны и горячего лимонада, после чего она задремала.

– Миссис Гарретт, вам что-нибудь нужно?

Но Делия Гарретт отвернулась к стене. Живой ребенок – вот что ей было нужно.

Подойдя к малышке О’Рахилли, я протерла ей личико и полость рта стерильной салфеткой. Потом закапала в каждый глазик каплю нитрата серебра. Я не заметила признаков жара, насморка, закупорки дыхательных путей или сонливости; казалось, она выпорхнула из матери, не заразившись от нее инфлюэнцей. Вернувшаяся Брайди помогла мне приготовить для новорожденной ее первую в жизни ванну – в раковине. Обработав младенческую кожу оливковым маслом, я фланелевой тряпицей сняла с нее желтоватую, как у сыра, корочку, потом обмыла тельце мягкой губкой, смоченной в мыльной теплой воде, и насухо промокнула полотенцем.

Брайди указала на перетянутый обрезок пуповины.

– А эту штуковину не надо снять?

– Нет, через несколько дней она засохнет и сама отвалится.

Я обработала тельце малышки тальком, спеленала марлей и надела миниатюрный бандаж, поддерживающий малышку от бедер до грудной клетки. Потом положила между ножек сложенную пеленку, приколов ее булавками, надела рубашечку на завязках, нижнюю юбочку и теплое платьице, а на ножки – вязаные носочки.