Эмма Донохью - Притяжение звезд

– Мы все так делали. Хотя от этого не легче.

У меня защипало в глазах. Чтобы выжить, эта девушка прибегала к любым возможным способам, и я, к своему удивлению, не хотела, чтобы было иначе.

– Я никому еще не рассказывала эти старые истории, – призналась Брайди.

(Она сказала «старые истории» так, словно речь шла о древних мифах про Троянскую войну.)

– И тебе, может быть, тоже больше не буду рассказывать, – добавила она.

– Почему?

– Ну, теперь ты, Джулия, знаешь, какая я.

– И какая?

Брайди очень тихо проговорила:

– Мерзкая.

– Вовсе нет!

Закрыв глаза, она прошептала:

– Было еще кое-что.

– С тобой?

– Со многими из нас. С большинством, не сомневаюсь.

У меня тревожно забилось сердце.

– И кто это с вами делал?

Она замотала головой, словно это было не важно.

– Рабочий и священник. Няня или училка. Она забирала к себе девочку, чтобы та согрела ей постель, а после давала ей второе одеяло.

Меня затошнило.

– Мог быть и праздничный отец, – добавила Брайди.

– Какой еще праздничный отец?

– Местные семьи иногда просили монахинь одолжить девочку на выходные, чтобы устроить ей праздник. Девочке могли подарить конфетки или монетки.

Мне захотелось заткнуть уши.

– Один такой отец дал мне целый шиллинг, – не умолкала она. – Но я не знала, что делать с этой кучей денег или куда спрятать монету, и я ее закопала в золу в поддувале печки.

– Брайди! – взмолилась я, стараясь не расплакаться.

– Наверное, она все еще там лежит.

– Ты не виновата в этой грязи. Ты чиста, как дождевая вода.

Она поцеловала меня, на этот раз в лоб.

Позади нас на крыше раздались голоса: какие-то люди вышли из той же дверки, что и мы.

Мы с Брайди отпрянули друг от друга.

Я произнесла нарочито громким и фальшиво беззаботным голосом:

– Ну, думаю, нам пора завтракать.

(А сама поклялась себе, что у нас еще обязательно будет время для новых поцелуев и новых откровений.)

Подобрав одеяла, мы прошествовали мимо санитаров, выбравшихся на крышу покурить и угадать день окончания войны, который, по их заверениям, был не за горами. В разных городах Германии, по их словам, вспыхивали мятежи, солдаты втыкали штыки в землю, воюющие державы вели тайные переговоры, кайзер был на грани отречения от престола.

Я надеялась, что в ночной тьме они не видели румянец на моих щеках.

– Хотите покурить, девчонки? – предложил один.

– Нет, спасибо, – вежливо ответила я.

Я придержала дверку для Брайди, но та споткнулась и налетела на косяк.

– Осторожно!

Она рассмеялась.

– Какая же я неловкая!

– Вот что значит всю ночь просидеть на холоде и не спать, – заметила я.

Странно: я тоже совсем не спала, но не утратила ориентации в пространстве.

Спускаясь по главной лестнице и проходя мимо больших окон, я выглянула на улицу и заметила яркие фары ползущего моторного омнибуса. Нет, это был моторный катафалк. Значит, еще одни похороны: дневная кавалькада пускалась в последний путь до рассвета. Точно черный ангел летал от дома к дому, и никто не мог поставить на входную дверь отметку, способную отогнать этого ангела прочь.

Мимо нас по лестнице устало поднимались два пожилых врача. Один из них рассказывал:

– Меня остановили за то, что у моего автомобиля горела одна фара, и я уж понадеялся, что меня отправят в тюрьму. Там хоть можно отдохнуть.

Второй немного истерически расхохотался.

– Признаться, я уже привык сосать «Марш-бросок», как леденцы…

– А что такое «Марш-бросок»? – спросила Брайди, когда врачи прошли мимо.

– Это такие таблетки, которые дают солдатам или гражданским, чтобы побороть сонливость и стимулировать внимание. В них содержатся орех колы и кокаин в порошке.

Брайди удивленно вздела брови.

– А ты их тоже принимаешь, Джулия?

– Нет. Я однажды попробовала, но от них у меня сердце начало выпрыгивать из груди и возникла дрожь.

Она зевнула, прикрыв рот ладонью.

– Я тебя разочаровала?

– Вовсе нет.

Зайдя в туалет, мы побрызгали друг другу водой на лицо, после чего она нагнулась над раковиной и стала жадно лакать струю из-под крана, точно щенок.

Причесываясь перед зеркалом, я всмотрелась в свои глаза. Я была достаточно зрелой, чтобы верно читать свои чувства, конечно, и понимать, что я делаю. Но у меня возникло ощущение, что я угодила в любовь, словно ночью упала в яму.

На лестничной площадке мое внимание привлек вчерашний плакат:

ЕСЛИ УМЕРЕТЬ НЕ ХОТИТЕ, НА РАБОТУ НЕ ХОДИТЕ!

Захотелось сорвать его, но, вероятно, подобное поведение было непозволительным для медсестры и приравнивалось к государственной измене.

Да они же все равно умрут, злобно шептала я, умрут в своих постелях, на своих кухнях, даже если будут исправно съедать по луковице в день. Умрут в трамвае. Или упадут на улице, если уж костлявая решит их забрать. Можно винить в этом микробов, или непогребенные трупы, или прах с полей сражений, или внезапные циклоны, или Господа. Можно винить в этом звезды. Но только не вините мертвых, потому что никто из них не желал такого себе.

Спустившись в подвальную столовую, мы с Брайди встали в очередь за овсянкой.

Сосиску она не захотела; казалось, она изрядно подкрепилась утренним хохотом.

– А что самое худшее может с тобой произойти, – спросила я шепотом, – если ты никогда не вернешься в дом матушки настоятельницы?

– И куда же мне идти, Джулия?

У меня возникла идея. Мне захотелось, чтобы сегодня она пошла со мной домой и познакомилась с Тимом. Но как это будет выглядеть – не слишком безрассудно или безумно? К тому же я не могла решить, как сформулировать приглашение: слова умирали на моих губах.

– Я вот о чем подумала… – начала я.

– Ого! Ну ты ранняя пташка!

Глэдис! Я уставилась на старую приятельницу из офтальмологии и отоларингологии.

– Ага, – только и смогла я выдавить.

– Держишь хвост трубой? – поинтересовалась она.

– Стараюсь.

Глэдис слегка нахмурилась, точно почуяла, что я сегодня какая-то не такая. Она неторопливо пила кофе. И даже не взглянула на стоявшую рядом со мной девушку в стоптанных туфлях; ей и в голову прийти не могло, что Брайди Суини хоть что-то для меня значила.

Очередь перед нами поредела.

Я сделала два шага вперед и помахала Глэдис.

– Пока-пока!

Когда она ушла, я подумала, как мне нужно было представить ей Брайди. И что бы подумала Глэдис, если бы увидела нас целующимися на крыше. Более того, что бы она сделала?

Я отдалилась от прежней жизни и уже не была уверена, что когда-то вернусь к ней.

Когда мы с Брайди вместе вошли в нашу палату, сидевшая за рабочим столом сестра Люк строго на нас посмотрела. Ей не нравилось, что мы подружились, и она этого не скрывала.