Алиса Ханцис - И вянут розы в зной январский

– А знаете, кто открыл, что они яйцекладущие млекопитающие? Один немецкий ученый, Вильгельм Гааке. В восемьдесят четвертом он привез двух ехидн с острова Кенгуру и обнаружил у одной из них в сумке яйцо! Здорово, да? Потом он ее вскрыл и увидел, что…

– Кого вскрыл? – перебила девушка испуганно.

– Ну, ехидну…

– Живую?!

Потрясенный вид мисс Фоссетт сбил его с толку, и он смутился.

– Нет, конечно. Вначале пришлось ее умертвить… Но это же все для науки, понимаете?

Она не отвечала; голова с замысловато уложенными темными волосами поникла. Сейчас еще расплачется, подумалось с досадой. Ну как с ними быть, с этими женщинами? Тишина, так нелепо и несправедливо разорвавшая беседу, сдавила ему виски, и он сделал еще одну попытку вразумить гостью. Что такое одна ехидна для целого вида? Они гибнут в природе в гораздо больших количествах, причем безо всякого смысла, а эта своей смертью обогатила человеческое знание – причем, заметьте, знание не об этом конкретном зверьке, а о целом виде! Понимаете, в природе нет индивидуальностей, и только судьба вида имеет значение. А, кроме того, ведь не только ученые делают такие опыты: врачи, к примеру, режут лягушек…

– Вовсе необязательно! – пылко возразила мисс Фоссетт. – Мой брат учился на врача; когда я его спросила про лягушек, он сказал, что никогда их не резал!

– Не может быть, – Эдвин даже опешил от такого заявления. – Все будущие доктора препарируют животных, а как иначе? Он, наверное, просто не хотел вас расстраивать. Это понятно – ложь во спасение…

– Как вы можете такое говорить? – Она задохнулась от негодования. – Вы его не знали! Он никогда не лгал!

– Друзья мои, не слишком ли много шуму для нежного свидания?

Разом умолкнув, они обернулись на дверь, и, прежде чем Эдвин успел что-то сказать, мисс Фоссетт вскочила со стула, как на пружине. Лицо ее залило краской, и она почти бегом покинула комнату, бормоча слова извинения.

– Я стучал, – пояснил Джеффри, прикрыв за ней дверь. – Но вы были так увлечены – любо-дорого взглянуть. Появление женщин в доме и правда идет тебе на пользу.

– Замолчи!

Тело сковала гадкая слабость, какая бывает во сне, когда нужно бежать, а ноги не слушаются. Я стерплю, сказал он себе; человек может стерпеть любую пытку.

– Мисс Фоссетт – славная девушка, – продолжал разлагольствовать брат. – Только очень уж доверчивая. Будет жаль, если однажды она узнает о твоем преступном прошлом.

Эдвин стиснул кулаки так, что ногти впились в кожу.

– Если ты ей расскажешь, я тебя убью.

– Господи боже, – поморщился Джеффри. – Сколько пафоса.

Он пересек комнату и приблизился почти вплотную, так что захотелось отшатнуться.

– Удивительно, что из всех наук ты, Винни, выбрал именно природу. Скрипел бы лучше мозгами над математикой – выглядело бы не так смешно, ей-богу. А изучать то, с чем сам не в ладах… Нет, умоляю, – он выставил обе руки ладонями наружу, – без драм. Пойди лучше успокой девушку, раз ты у нас нынче такой сердцеед.

Молча, на ватных ногах, Эдвин вышел из комнаты и дальше, прочь, на воздух. Сел на землю, привалившись спиной к стволу яблони. В саду стояла погребальная тишина: даже птицы, казалось, покинули его, как покинул семь лет назад мамин голос. Семь лет и три дня, поправил он себя безотчетно, как будто это имело значение. Закрыв глаза, зарылся пальцами в землю. Всё прах и тлен. Лет через пятьдесят, а может, и раньше, оба они уйдут в эту землю; какая тогда будет разница, кто кого ненавидел? История хранит тех, кто велик, а ненависть – удел слабых и трусливых.

Но как жить дальше, зная, что судьба твоя – в чужих руках? Как стать неуязвимым, чтобы однажды все не рухнуло из-за неосторожного слова или желания отомстить?

Он начал вспоминать все, что случилось за этот день. С утра – нестройный поход в церковь, потом, как обычно, воскресный ростбиф. После обеда удалось посидеть в спальне с книжкой, пока не приехала мисс Фоссетт. Если бы им только не помешали так грубо…

А что, собственно, было бы? Чего он хотел, когда звал ее посмотреть книги? И чего он должен был хотеть?

Ему показалось вдруг, что он нащупал верный путь.

Нашел.

Решение.

Черная, лаково блестящая прядь в который раз упала Фрэнки на лицо, и она по-лошадиному тряхнула головой. Остриженные полтора года назад, волосы снова отросли и превратились в стихийное бедствие. Сама Фрэнки, видимо, так их и воспринимала – со смесью досады и смирения перед неизбежным.

– Констанс Дженкинс… – задумчиво повторила она. – Нет, не помню ее.

Ванесса пожала плечами.

– Ну, неважно. Главное – что она первая женщина, получившая эту стипендию! Даже в «Студио» заметка вышла; но, полагаю, в Европе тебе негде было его читать?

– В Германии читают «Югенд», – сказала Фрэнки наставительно. – И что же, ее картина в самом деле хороша?

– Технически – несомненно; композиция выверена до мелочей. Очень мило. Но ничего нового.

– А что за тему дали?

– Представляешь, свободную. Вот повезло.

Они помолчали. Снаружи, из маленького дворика, доносился стук костяшек домино и смех играющих, которые продолжали приходить сюда, хотя прежнее заведение давно переехало на Кинг-стрит. В действительности, кафе мало изменилось: та же простая итальянская еда, та же атмосфера домашнего уюта и самая вольнодумная публика в Мельбурне. Днем здесь царила тишина, но пройдет всего несколько часов – и жаркие споры Общества социалистов зарядят этот умиротворенный воздух электричеством.

– Что ж, – подвела итог Фрэнки, – как бы то ни было, ты все равно смогла поучиться в Европе, даже без этих ста пятидесяти фунтов в год.

Утешение, столь же формальное, сколь и очевидное, не требовало ни ответа, ни даже простого согласия, поэтому Ванесса позволила тишине вновь сгуститься; но слишком велик был соблазн хоть в мыслях сравняться с удачливой стипендиаткой. Да, пусть и без казенных денег, без упоминания в лучшем художественном журнале, сама она тоже училась в Европе и действительно научилась многому. И пока мисс Дженкинс копирует полотна великих в лондонской Национальной галерее, она – работает, воплощая идеи Рёскина и Морриса [25] Джон Рёскин (1819–1900) и Уильям Моррис (1834–1896) – основатели движения «Искусства и ремесла», участники которого пропагандировали возвращение к народным истокам творчества, стремились создавать эстетически продуманную среду обитания для каждого человека. . В самом деле, зачем прибавлять что-то еще к бесчисленным ярдам холста, покрытым банальностями?

– «Искусство и архитектуру» ты, конечно, тоже не успела просмотреть? В последнем номере Алиса Маскетт [26] Алиса Маскетт (1869–1936) – австралийская художница. разнесла Королевскую академию в пух и прах.