Мо Янь - Сорок одна хлопушка

— Я на вас сообщу куда следует, из обоих городов полицейские — одни бандиты!

Полицейские приблизились к нему, и он прыгнул в канаву уже по своему почину. «Скорые», загруженные отравившимися, при помощи полицейских сначала выруливали во двор перед храмом, затем разворачивались и по узкому промежутку вдоль дороги разъезжались по своим больницам. Несколько полицейских машин расчищали им дорогу, один полицейский, высунувшись из окна, громко приказывал прижаться к обочине и остановиться тем, кто ещё пытался протиснуться вперёд. На примыкающей к шоссе лужайке собралась группа больных. Их громко тошнило, они стонали, и эти звуки смешивались с громкими командами полицейских, регулирующих движение. Несколько «буханок» полицейские на время реквизировали для отправки больных в город. Водители возражали, но выхода у них не было. Один человек, похожий на ганьбу с невысоким положением, сердито воскликнул:

— Вот ведь люди, жрать надо меньше!

На него зыркнул смуглолицый верзила-полицейский, и он тут же закрыл рот, встал у дороги и закурил. Выгруженные полицейскими пассажиры «буханок» собрались во дворике, одни заглядывали в храм, другие оглядывали с ног до головы стоящего в солнечном свете на улице бога мяса. Один малый, судя по всему, исполненный зависти к празднику мяса, который проводили оба города, злорадно проговорил:

— Ну что, праздник мяса подошёл к концу.

Другой подхватил:

— Просто безобразие, у Плешивого Ху непомерное честолюбие, напридумывает всякой ерунды, начальству повсюду нравится, идут ради него на растраты. На сей раз этому негодяю хватит, чтобы целый чайник вина выпить. Если все в живых останутся, ещё куда ни шло, а вот если пара десятков человек погибнет…

Вышедшая из-за большого дерева женщина с яростным блеском в глазах строго спросила:

— Директор У, если в двух наших городах погибнет несколько десятков человек, какая вам может быть от этого польза?

Малый сконфузился:

— Сказанул, не подумав, простите великодушно, мы как раз собираемся на обратном пути позвонить, чтобы наши больницы прислали людей вам на подмогу.

Женщина-ганьбу громко крикнула в мобильник:

— Чрезвычайно срочно! Никаких переговоров о цене! Мобилизуйте все силы, люди нужны — выделите, деньги нужны — соберите. У кого возникли проблемы — решайте!

Приехали пара «Ауди A6» с полицейским эскортом, из машины вышел мэр Ху. К нему подошли с докладом несколько руководящих работников. Слушая их на ходу, мэр со строгим выражением лица направился к больным.

Не столько под руководством отца, сколько под моим дела на мясокомбинате Хуачан пошли своим чередом, он начал производство.

Когда я ел мясо на кухне, Хуан Бяо сказал:

— Номинально твой отец, почтенный, является директором предприятия, а по сути дела настоящий директор — ты.

Слова Хуан Бяо пришлись мне по душе, но я строго сказал:

— Ты, Хуан Бяо, следи за тем, что говоришь. Услышь твои слова мой отец, ему бы вряд ли это понравилось.

— Это не мои слова, почтенный, все так говорят вполголоса. Я от рождения говорить не горазд: услышу, кто что скажет, в душе не могу всё удержать, вот и хочу тебе передать.

— А что они ещё говорили? — как бы мимоходом спросил я.

— Ещё все говорят, что рано или поздно Лао Лань уволит старого Ло и назначит вместо него Ло младшего, — ответил Хуан Бяо. — Если, почтенный, Лао Лань и впрямь хочет, чтобы ты занимался делами, тебе тоже не следует скромничать, как чиновники отец и мать тебе не ровня.

Я сосредоточился на мясе и больше обращал на него внимание, но прерывать его подзадоривания тоже не собирался. Вылетавшие у него изо рта льстивые слова — наполовину ложь, наполовину правда — походили на приправы к поданному мясу, они возбуждали аппетит, и в глубине души мне было приятно. После тазика съеденного мяса на душе разлились полнота и удовлетворение. Мясо в желудке переваривалось, я одурел от еды и чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Если сейчас оглянуться и подумать, то могу сказать, что эти дни — счастливая полоса в моей жизни. Когда я только начал в рабочее время ходить есть мясо в столовую, я ёжился от страха, боялся, что меня увидят, а потом уже сидел открыто и чинно. Наладив производство в цехе, я говорил Яо Седьмому:

— Старина Яо, ты тут пригляди ненадолго, я схожу на кухню, поразмышляю.

— Можете спокойно идти, начальник, — послушно отвечал Яо Седьмой, — если что, сразу за вами приду.

Это всё была не моя работа — организация управления, помощь родителям в устранении противоречий и налаживание отношений с Яо Седьмым, это Яо Седьмой из кожи вон лез, чтобы я не мог не поставить его на важный участок работы. У меня не было полномочий назначить его каким-нибудь начальником, но, когда меня не было в цехе, он, по сути дела, заменял меня. Изначально я хотел отблагодарить дядюшку Чэн Тяньлэ, но тот из-за своего странного характера ходил целыми днями с кислым лицом и не говорил ни слова, будто все вокруг ему должны и не возвращают долг, и от оставленного им когда-то хорошего впечатления почти ничего не сохранилось.

Я знал, что многие, в том числе и Яо Седьмой, недовольны тем, что я в рабочее время хожу на кухню есть мясо. Сладкоречивый, вечно с улыбочкой на лице — сказать, что он там думал про себя, я с уверенностью не мог. Но мне не было дела до них, зачем они мне нужны, моя жизнь — мясо, его я люблю больше всего, оно становится моим у меня в животе, только тогда оно — моё. Когда оно оказывается у меня в животе, душа радуется, а они недовольны, завидуют, сердятся от голода, но это их дело, пошли они все, я за их настроения не отвечаю.

Я раньше говорил Лао Ланю и родителям, что, если они хотят, чтобы мясокомбинат процветал и развивался, нужно, чтобы я был полон кипучей энергии, чтобы вдохновение не иссякало; а чтобы я был полон кипучей энергии, чтобы не иссякало вдохновение, нужно обеспечить меня мясом. Только если мой живот насыщать мясом, будет эффективен мой мозг. Если у меня в животе мяса не будет, мой мозг будет работать, как заржавевший механизм. На моё требование родителям и ответить что-то было неловко, а Лао Лань расхохотался:

— Ло Сяотун, завцеха Ло, неужели мы, представительный мясокомбинат, не обеспечим тебя мясом? Ешь, ешь от пуза, ешь больше положенного, ешь вне ассортимента, ешь для престижа мясокомбината. — Потом он обратился к моим родителям: — Старина Ло, Юйчжэнь, умеющие есть мясо живут в знатности и богатстве, у голодранцев такого брюха не бывает. Верите, нет? Не верите, а я вот верю. Сколько человек должен съесть за жизнь мяса, определяется от рождения, тебе, Ло Сяотун, видать, назначено тонн двадцать. Не съешь — владыка Ло-ван тебя не примет.