Виктор Пелевин - Transhumanism Inc.

— Ты счастливый, — ответила Няша. — Я так переться не могу.

— Тогда чего ты заводишься?

Няша засмеялась.

— Обидно. И ударить тебя хочется. Но я-то помню, что все понарошку. Почти всегда.

— А что вообще не понарошку? — спросил Иван.

— Вот это, — сказала Няша и подняла двух детей. — Вот это не понарошку.

Дети висели на ее руках как две живые гири. Ивану опять показалось, что он уже видел эту сцену на колесе.

— Слушай, — сказал он, — давай их сбросим. А то я сейчас опять все забуду, и мы из-за них ссориться начнем.

— Жалко их, — ответила Няша. — И неловко. Вокруг люди.

Иван покосился на преторианца — тот уже почти затерялся в толпе впереди.

— Вокруг только Прекрасный, — сказал Иван назидательно. — И когда-нибудь ты это поймешь…

Он протянул руку к лицу Няши, чтобы снять с нее очки — но вспомнил, что на ней слинзы. Тогда он снял свои и снова увидел темный пустырь и Няшу с шевелящимися на ней куклами.

— Давай помогу…

Он оторвал от ее руки одну куклу и бросил ее на землю.

Няша присела и положила рядом вторую.

— Иванка… Няш…

Оказавшись на земле, куклы проворно поползли в сторону диспенсера. Няша долго смотрела им вслед, но куклы не оглядывались.

— Как черепашки на песке, — прошептала Няша. — Ползут в свое завтра, где нас уже не будет… И совсем про нас забыли…

— Хватит соплей, — сказал Иван. — Пошли лошадей пугать под уланами. Я помню, какие там баги в программе. Ты сейчас от смеха умрешь.

Няша вздохнула.

— Да чего ж ты так вздыхаешь-то все время, — сказал Иван. — Ну что тебе плохо?

— Все плохо.

— Почему?

— Любви в нас нет.

— Значит, никто не проплатил, — усмехнулся Иван.

— Хочешь посмотреть, что я вижу? У меня там никаких улан.

— А как я посмотрю?

— С канаткой можно, — ответила Няша. — На пару секунд. Если рядом стоять. Заглянуть успеешь.

— Давай, — сказал Иван. — Интересно.

Няша вынула из сумочки канатку, размотала и дала одну пилюлю Ивану. Иван вставил ее в ухо.

— Моргни пару раз, — сказала Няша. — Зацепишься.

Иван принялся старательно моргать. Сначала впереди была только мгла, а потом в ушных сеточках заиграл духовой оркестр, и появилась картинка.

Веселые люди с цветами. Ажурные агитконструкции на легких велосипедных колесах — летящая к небу ракета на столбе фанерного дыма, земной шар, опоясанный красной лентой, паровоз с крыльями, взлетающий над толпой. И дети, много-много счастливых детских лиц.

А потом он увидел сердобольский протест. Несколько смеющихся физкультурниц с толстыми как у битюгов ногами несли черный глазетный гроб с надписью «Гольденштерн». Следом над толпой плыл другой гроб с надписью «Розенкранц». Рядом — кумачовый плакат:

Повесить подлецов, как завещал великий Гамлет!

«Смотреть на такое — только карму портить», — подумал Иван. Словно услышав, картинка мигнула и погасла. Иван вынул из уха стальную пилюлю и вернул Няше.

— Тебя прет еще? — спросил он.

Няша отрицательно покачала головой.

— Тогда пошли отсюда.

Телега с мерином-инсультником остановилась недалеко от Певчей аллеи, и Иван с Няшей побрели к выходу из парка.

Аллея почти опустела, только у ворот еще ухали крэперы. У них работа была в самом разгаре — к воротам то и дело подъезжали лихачи, украшенные разноцветными фонариками и гирляндами из фиалок. Дорогие крэперы уезжали с богатыми господами, дешевые подходили к телегам и, не таясь фонарного света, прямо на месте делали клиенту панч или камео.

— Я на протест не ходила раньше, — сказала Няша. — Интересно. А нет таких аллей, где революция побеждает?

— Есть, — ответил Иван. — Но это не по аллеям надо смотреть, а по сезонам. Победа в самом конце. Двойная такса, потом цвета флипуют.

— Это как?

— Ну, хорошие становятся плохими, и наоборот. А потом по новой…

Впереди тихо играла гитара и пели женские голоса. Это были, кажется, последние выступающие: три старенькие монахини-расстрижки под светящимся логотипом «TRANSHUMANISM INC.»

— Они чего, тоже за трансгуманизм топят? — спросила Няша.

— Подрабатывают, — ответил Иван. — Им процент капает. Ну и жетоны.

Монашки пели что-то действительно древнее и светлое, и Иван с удивлением понял, что никогда прежде не слышал песни, из которой взяты были знакомые с детства строчки-слоганы:

Оранжевые вуали старушек дрожали под ветерком и цветом напоминали кленовую осень. А их редкие седые ежики, наоборот, походили на майские одуванчики, заблудившиеся в потоке времени. Вместе выходило трогательно.

Няша положила два жетона в футляр, поклонилась монахиням, и они с Иваном пошли дальше. С каждым шагом крэперы ухали все громче и непристойней.

— Ты поверь в иную жизнь, — повторила Няша. — Как в нее поверить-то, если мы туда не попадем?

— Да, — согласился Иван. — Скорей всего. Но может быть, мы на самом деле уже в банке. Мы все — это Прекрасный. Однажды мы проснемся и поймем, что были им всегда, а он всегда был нами… А жизнь — просто такой трип… Типа как сон.

— Ты в это правда веришь?

— Я надеюсь, — сказал Иван.

— Это понятно. Но ты веришь или нет?

Иван усмехнулся.

— Свидетели не верят. Свидетели надеются.

— Почему?

— Я тебе сейчас из нашего канона процитирую. «Что есть вера? Это обнаглевшая надежда. Прошение о ссуде, настолько уверенное в себе, что считает себя векселем… Свидетель, не считай, что у тебя есть вексель, по которому тебе должны! Надейся робко и тайно, и надежда сбудется. Верь нахраписто и нагло, и будешь отвергнут у самых врат…» Как-то так.

— Интересно, — сказала Няша, — я не слышала.

— А ты веришь? — спросил Иван. — Или тоже надеешься?

Няша немного подумала.

— Я хочу верить, — ответила она. — Надеюсь, что хочу. Потому что зачем иначе жить?

Сарацинский Князь Юга — гигант в зеленой чалме — завизжал и поднял над головой кривую саблю.

Белый Рыцарь был начеку. Он принял позицию «защита высокой дамы» — выставил правую ногу вперед и положил тяжелое лезвие своего двуручного меча на плечо, как бы фиксируя взмах.

Князь Юга бросился в атаку. Но Белый Рыцарь уже обо всем договорился со Смертью. Она прошелестела по широкой дуге и ткнула сарацина в грудь за миг до того, как тот успел опустить свое оружие. Князь Юга вспыхнул красными искрами и превратился в дым.