Ларри Макмертри - Покидая Шайенн

Заботься о ранчо как следует, оно замечательное, не доверяйся первому встречному дураку. Побольше работай на воздухе, это полезно для здоровья.

Скажи мисс Молли, что я ценю ее помощь, скажи просто — благодарю, а Господь ее не забудет.

Таких длинных писем я не писал уже лет десять, оно становится слишком длинным. Обязательно почини ветряк, там, кажется, нужно заменить шток.

В кладовке не оказалось ружья, и я понял, что это именно ТО. Я сел и обхватил руками голову. Ох, как нужно было, чтобы со мной оказались Джонни или Молли. Но никого не было. Я вышел во двор, остановил ветряк, потом снарядил повозку, положил в нее тент и поехал прямо к холму. Я нашел папу на западном склоне. На нем были чистые джинсы и рубашка цвета хаки, он был без шляпы и лежал на траве лицом к небу. Увидев его, я почему-то не испугался. Он лежал естественно и удобно, просто мой папа. Я втащил его в повозку, отвез домой и положил на диван в гостиной, накрыв одеялом. В пыльной, прохладной, сумеречной комнате все выглядело гораздо хуже, чем на солнце. Мне страшно не хотелось, чтобы именно я назвал его мертвым. Я долго не мог привыкнуть к его смерти. Даже три месяца спустя я все еще удивлялся, когда утром меня никто не будил.

Оказалось, что папа пользовался куда большей известностью, чем мне казалось: похороны были многолюдными, и произносилось много речей о том, каким славным первопроходцем он был когда-то. Только пользы от этого не вышло — ни ему, ни мне. Но больше всего меня напрягала неизбежная встреча с Молли. После того как я съездил в город к гробовщику, меня стали навещать разные люди, некоторые привозили еду. И Молли, конечно, тоже приехала. Она привезла пирог. Мне это показалось таким странным, что даже разболелась голова. Я понимал, что под впечатлением недавней смерти своего отца она искренне хотела мне помочь, но чем тут можно было помочь? Все приехавшие старались меня приободрить, но от всего этого моя тоска становилась еще черней. То и дело я ловил взгляд Молли, она была грустна и все плакала, и я жалел, что не подошел к ней, не обнял и не сказал, что, мол, все о'кей. В конце концов коротко мы все же поговорили.

— Молли, — сказал я, — одно из последних папиных желаний было, чтобы я поблагодарил тебя за помощь зимой.

— Хорошо бы, Гид, если бы ты навестил меня как-нибудь, — сказала она. — Когда все это закончится.

И она тут же уехала. Потом я видел ее издали на похоронах. Эдди тоже был там. Не было только Джонни. Я написал ему открытку, но он на нее не ответил. Он вернулся только в сентябре, и мы снова хоронили отца: отвели на холм его старую белую верховую лошадь, которую он звал Снегурочкой, и отпустили пастись на воле. На ней больше никто никогда не ездил. Папино седло осталось висеть в сарае. Изредка, когда ранним утром я занимаюсь хозяйством, мне кажется, будто папа и его старая лошадь где-то здесь, неподалеку, будто они плывут в тумане по пастбищам, осматривая новых телят.

Пару дней после смерти отца я всерьез хотел продать ранчо: плюнуть и податься куда глаза глядят, чтобы ничто не напоминало ни папу, ни Молли. Но потом передумал. Мне вдруг стало нравиться, что здесь все говорит об отце. Отвратительно чувствовать, что неподалеку Молли милуется с Эми, но бегать от них — жалкая трусость. Раньше я никогда тщательно не оценивал наши земли, землей занимался отец. Но теперь она мне нравилась.

Я перестал думать об отъезде, но о том, как мне тут жить, пришлось крепко призадуматься. Я понимал четко — я не отшельник. Останься я дома в одиночестве, — через месяц окочурюсь от тоски. Получалось, что единственный выход — жениться на Мейбл. Девушек лучше, чем она, в графстве уже не оставалось, а мне казалось, что я смогу с ней поладить. Она будет благодарна, что я взял ее в жены, и не издаст ни единого писка в ближайшие пятнадцать лет.

Когда вернется Джонни, я найму его в помощь. Было бы неплохо прикупить еще кусок земли, если удастся. Довольствоваться тем, что я получил в наследство, — заурядная леность. Правда, Мейбл и Джонни не сильно любят друг друга, но я рассчитывал, что это сгладится, когда мы поженимся, и Джонни прекратит свои попытки залезть ей под юбку.

Я не замечал, как наступает вечер, пока вдруг не обратил внимание на отражение луны в корыте с водой. Дом казался таким неприветливым, что я оседлал Денвера и отправился в Талию, даже не поужинав.

Заглянув в окно с галереи пансиона, я увидел, что Мейбл еще не ложилась. Она сидела и штопала стеганое одеяло. Мне стало ее жалко. Когда я постучался, она накинула халат и открыла дверь.

— О, Гид, заходи, — сказала она. — Я только что думала о тебе. Ты какой-то понурый, — добавила она. — Хочешь горячего шоколада?

Я отказался. Ее комната сверкала чистотой.

— Я что-то не в духе, — сказал я. — Давай посидим на крыльце. Вечер теплый.

— О'кей.

Мы устроились на качелях, потихоньку раскачиваясь, а она, теплая, как грелка, приникла ко мне. Высоко над нами стояла луна, и я гадал, отражается ли она по-прежнему в корыте с водой там, на ранчо.

— Солнышко, давай поженимся, — сказал я. — Мне осточертело жить в одиночестве.

— Мне тоже, — сказала она и крепко сжала мне руку.

Я ее обнял и поцеловал, а потом встал, думая, что она сейчас переоденется, и мы пойдем разбудим мирового судью, все совершим и поедем до-; мой. Но она оставила меня в дураках. Никогда не видал, чтобы кто-нибудь еще так быстро маневриррвал.

— Как я людям в глаза погляжу, если мы так скоропалительно поженимся? — заявила она. — О чем ты думаешь?

Выходило, что раньше, чем через две недели, нам не пожениться. Я не подозревал, что она такая несамостоятельная. Она даже не позволила мне у нее переночевать, и мне пришлось потратить пятьдесят центов на гостиницу.

Но я не уступал, не видел в этом пользы. На следующее утро я сказал ей, что не собираюсь ждать две недели, у меня слишком много дел. Тогда она решила, что мне нужно съездить на ранчо и одеться поприличнее. Пока я ездил, она уволилась с работы и уложила вещи. Вернувшись в город, я разыскал знакомого торговца и купил автомобиль. Если уж Эдди он по карману, то чем я хуже. Торговец показал мне, как с ним управляться, я подъехал к пансиону и уложил вещи Мейбл. Потом мы сходили к пастору Методистской церкви. День был отличный, и Мейбл нарядилась, как куколка. В шерстяном костюме я просто испекся. Пастор пригласил в свидетели свою жену и повенчал нас. Я заплатил ему три доллара. Мейбл висела у меня на руке всю дорогу до пансиона, и, было похоже, весь город уже знал, что мы свершили. Было неловко и жарко, но Мейбл мне не разрешила даже снять пиджак, пока мы не выберемся из города. С этим долбаным автомобилем на наших разбитых дорогах пришлось столько возиться, что я тысячу раз пожалел, что его купил. Но в конце концов до дому мы добрались, и я поставил его у задних ворот.