Александр Уваров - Месяц смертника [СИ]

— Быстро отвечаете, — с удовлетворением отметил Артур. — Долго зрели, да не перезрели, по счастью. Самое время начать! А теперь поговорим о нашем предложении…

Эта визитная карточка выпала из кармана. Как всегда бывает с забытыми и, признаться откровенно, ненужными уже бумажками, которые почему-то хранятся долгие месяцы (а то и годы) в самых сокровенных уголках дома, перекочёвывая из карманов в ящики стола, из ящиков стола — на книжные полки, оттуда — в портфели и папки, из них — снова в карманы, но никогда не исчезая, не уходя, сохраняясь в целости и куда лучше цепляясь за память и саму жизнь, чем многие действительно важные вещи, которые съедаются бытом без следа.

Белый (вернее, не белый, а серый уже от долгого невостребованного лежания в кармане) прямоугольник с разнокалиберными рядами тёмных букв.

РОЖНОВ

ВИКТОР ПЕТРОВИЧ

Генеральный директор

И номера телефонов: три офисных, один мобильный. Ещё электронная почта и номер факса.

Логотип компании — сплетающиеся синие линии и чёрные буквы с бледно-серой каймой на белом фоне. Нет, не помню. Не помню название компании. Да и не стремился запомнить. Что-то там…. Вроде бы, «трейд»… или что-то в этом роде.

«Виктор Петрович… Помню, помню тебя, Виктор Петрович. Пьяный Витя, сосед — матерщинник в самолёте. Как ты живёшь теперь? Вот интересно…»

И тут — словно током обожгло, так что даже пальцы дрогнули и визитка белым листком, кружась, полетела на пол.

«Боги мои, это же знак! Не просто так я теперь, именно теперь эту визитку нашёл! Ведь почти месяц в кармане пролежала, и вот… Нет, не просто так! Ведь, если подумать да вспомнить, именно он… Он был первым! Первым, кто принял чашу от меня; первым, кого коснулось отравленное моё дыхание. Он ведь заражён был почти одновременно со мной! Может быть, даже не «почти», а именно одновременно. В самолёте растворилась капсула, в самолёте стал я живой отравой. И он сидел рядом со мной. И вот, теперь слизь из меня течёт, температура поползла вверх. Возможно, ещё несколько дней или всего несколько часов — и мне конец. По крайней мере, я уже не смогу выходить из дома. А потом и не смогу встать с постели… Или где там застанет меня предпоследний удар болезни? Вот на том самом месте буду лежать неподвижно… Хоть оно, это самое место, оказалось мягким! А он? С ним-то что? Вот бы узнать! Узнать, и быть уверенным в том, что меч мой и в самом деле разит без промаха. И если я — участник какого-то до конца не известного эксперимента, автор которого мне так же не известен, то Витя, этот пьяный ублюдок Витя — участник моего эксперимента. МОЕГО! Он — моя первая подопытная обезьяна. Первая из сотен, тысяч, миллионов! А, если повезёт, то и миллиардов! Так… Так не позвонить ли ему? Прямо сейчас? Не воспользоваться ли любезным его приглашением? Самое время поговорить с ним… по-английски… как он и хотел».

Номер его мобильного телефона я набирал раза три. И каждый раз слышал лишь длинные, тоскливым хрипов завывающие гудки. Последний звонок (избранного моего я брал уже на измор) завершился немелодичным пиликаньем и обрывом связи.

«Куда же он запропастился? В конце концов, это невежливо — не отвечать на звонок. Не каждый же день ему звонит его убийца!»

Я набрал один из офисных номеров.

— Компания…трейд Копрорейшн («чёрт, ведь не запомнил же!») слушает! — по-пионерски бодро ответил мне тонкий женский голос.

«Секретарь, верно…»

— А Витю позовите, — нарочито небрежным тоном попросил я (почти потребовал).

— Кого?

Какой-то грохот раздался на том конце линии. Может быть, она от удивления выронила под завязку набитую офисную папку, что держала в руках?

— Витю, — с прежней развязностью повторил я. — Я ему на мобильный уже час звоню («это, конечно, враньё… минут семь у меня на все три звонка ушло, не больше…»), а он не отвечает.

— Виктора Петровича? — осторожно уточнила секретарь.

— Именно, — с непонятно откуда взявшимся металлом в голосе ответил я. — И побыстрее, если можно.

— Вот… не могу, к сожалению, — с некоторым (как мне показалось) испугом и сожалением в голосе ответила секретарь. — Виктор Петрович сегодня так напряжённо работает… просил ни с кем не соединять…

«Врёт, сволочь! Врёт ведь!»

— …И никого не принимает. Даже не знаю, чем помочь. Можете для него сообщение оста…

— Нет уж! — решительно заявил я. — Буду на мобильный звонить! Мне…

«Откуда уверенность такая?»

— …Мне он ответит!

— Да, да, — она произнесла это совсем уж потухшим, печальным голосом.

И положила трубку.

Боги мои, как же обрадовал меня этот разговор!

Какую надежду он мне дал!

«Действует! — повторял я. — Точно действует!»

В радости ходил я по квартире из угла в угол (хотя проснувшаяся болезнь весьма ощутимо покачивала меня на ходу) и, словно умалишённый в припадке, повторял свистящим, хриплым шёпотом:

— Действует! Действует!

Через десять минут я снова позвонил ему на мобильный.

И после длинной (почти уже бесконечной, так и что и со счёта я успел сбиться) серии гудков он всё-таки ответил мне:

— Кто?

Голос его изменился и был теперь именно таким, каким я и ожидал его услышать — низким, безжизненным, тяжким, и — нарочито грубым при том (словно только наигранной, накрученной грубостью этой старался подыхающий Витя поддержать в себе жизнь).

— Чего звонить?

— Виктор?

— Позже! — неожиданно выкрикнул он и, по-моему, попытался отключить телефон (по крайней мере, я отчётливо услышал шелест и треск).

— Болеете, Виктор? — с вернувшейся наглостью спросил я.

Он молчал. Мне кажется, мой вопрос не просто ошарашил его — ударил наотмашь, словно молниеносная пощёчина от совершенно незнакомого и как будто даже мирно настроенного человека. Впрочем, на пощёчину он бы мгновенно среагировал. А после этого вопроса молчал почти минуту, не меньше.

— Откуда знаешь? — спросил он.

— Оттуда, — в тон ему ответил я. — Сам болею.

«Если он мне тыкает — и я тоже буду! Вот так!»

— Давно? — уточнил он.

— Дня два.

— И чего у тебя?

— Думаю, то же, что и у тебя, — с некоторой (впрочем, достаточно хорошо скрытой) издёвкой ответил я.

— Почему так думаешь? — после секундной паузы спросил он.

— Вместе в Москву летели из тропиков. В одном самолёте. Ты мне ещё визитку свою дал, звонить просил.

Виктор молчал. Молчал и дышал тяжело в трубку.

И вдруг заорал неожиданно:

— Вместе?!! Ты меня заразил, сука?!!

«О, как! — весело подумал я. — Вот так — прямо сразу и догадался».

— А, может, ты меня? — с прежней наглостью продолжал я.

Он замолчал. Не в смущении, нет. Скорее, в бессилии. Крик забрал у него слишком много сил. По себе знаю — не то, что от крика, а и от каждого слишком резкого, слишком энергичного движения темнеет в глазах, руки тяжелеют, голова начинает кружиться и серые мухи роятся перед глазами.