Роберт Глэнси - Мелким шрифтом

— Отлично сработано, дружище. Выходит, тебе это вовсе и не трудно?

— Ничуть, — заверил я, хотя не вполне понял вопрос.

— Вот это по — нашенски! — воскликнул Оскар. — Теперь ты, можно сказать, — новая, улучшенная версия Фрэнклина, Фрэнклин — два — ноль.

Договоры меня почему — то умиротворяли. После аварии моя жизнь превратилась в мешанину противоречивых эмоций, а мелкий шрифт, с его четкими правилами, помогал держать жизнь в узде. Кроме того. именно петит многое подсказал мне в поисках моего прежнего «я». Почитав составленные Прежним Фрэнком договоры, я понял, что он был пучком оголенных нервов. Это чувствовалось в том, как он формулировал условия договоров. Одно то, что именно я был тем Фрэнком, — уже большая привилегия, ведь он возвысил невроз — превратил его в вид искусства. Специалист по договорному праву оберегает клиентов, снижая риски и уводя от ответственности; в результате ни одна лазейка не остается незамеченной и ни одно условие — несформулированным, Прежний Фрэнк был в этом дока. Великие юристы не приемлют формулу Рамсфелда о неизвестных неизвестных [46]. Они страхуют клиентов от всех неизвестных неизвестных. К примеру, неясное для клиентов понятие Force Majeure — в обиходе называемое стихийным бедствием или Божьей карой — является клаузулой, позволяющей страховщику окончательно отказать в выплате по полису, то есть эта клаузула гарантирует, что при любых обстоятельствах, от плохой погоды до непредвиденных происшествий, клиент будет выпутываться сам [47].

Точный перевод выражения Force Majeure — Непреодолимая Сила. Я считаю, что именно непреодолимая сила — люди или некая структура — привела к несчастному для меня совпадению обстоятельств и к аварии. Интересно, думал я, верил ли Прежний Фрэнк в Бога? (В себя я почти уже не верил, поэтому вера в некую всемогущую силу давалась мне нелегко.) Я в этом сомневался, но был убежден, что в глазах клиентов Прежний Фрэнк обладал богоподобным могуществом. Великолепно составленные им договоры действовали подобно католическим священникам: снимали с клиентов ответственность, а порой, невзирая на ситуацию, даже суля им вознаграждение. Прежний Фрэнк, хотя и невротик, был мастером своего дела. И если поэзия — это вылазка в область невыразимого, то у Фрэнка формулировки договора — это рейд в область непредвиденного [48]. Условия его договоров укрощали бунтующую жизнь, он виртуозно справлялся с тем, чего я страшился больше всего: худшим развитием событий [49].

Поэтому, подметив еще одну вещь, которую Прежний Фрэнк упустил, я понял: мне удалось отличиться!

Непоследовательность в использовании шрифтов [50].

Я почти пропустил ее, хотел уже перевернуть стран но наткнулся на такой пассаж:

«В случае, если какие — либо из условий (а также любые условия и оговорки, относящиеся к товару или услуге, упоминаемым на нашем сайте) будут признаны незаконными, недействительны. ми или не имеющими исковой силы согласно законодательству страны или штата, где данные условия договора не считаются имеющими силу, мы отменим данные условия (но только штате или стране, где они считаются незаконными, недействительными и не имеющими исковой силы), в то время как прочие условия договора будут по — прежнему считаться действенными, обязательными для исполнения и имеющими исковую силу. Условия и обязательства данного договора никоим образом не распространяются на случаи смерти или причинения личного вреда другой стороне в результате нашего недосмотра. В рамках существующего законодательства мы будем исключать подобные условия и гарантии из наших договоров. Ни при каких обстоятельствах мы не понесем ответственности за какой — либо ущерб, который вы можете пстерпеть вследствие использования наших продуктов, в том числе: потеря прибыли, ущерб для репутации или другие прямые или косвенные нематериальные потери, равно как и косвенные финансовые (или денежные) потери или же потери, не являющиеся прямым следствием наших действий, а также те потери, которые мы никоим образом не могли прогнозировать… [51]»

— Вижу, ты совсем оправился, Фрэнк. Я очень рад, — сказал Даг,

Мы столкнулись в коридоре; в таких ситуациях люди часто испытывают неловкость: каждый шел по своим делам, и вдруг — случайная встреча; не знаешь, куда деть руки, к чему прислониться… У нас с Дагом, однако, — ни малейшей неловкости или волнения. Я мало что мог припомнить про Дага, но точно знал, что он достоин доверия и мне с ним рядом покойно,

— Спасибо, да, уже лучше.

— Не уверен, что ты меня помнишь; я работал с твоим отцом. Занимаюсь страхованием; я актуарий, что всегда актуально. — Он улыбнулся.

Я тоже заулыбался, но Даг неожиданно посерьезнел и спросил:

— Слушай, Фрэнк, скажи — ка мне честно: тебе правда лучше?

У меня дернулось колено.

— Да, конечно, — ответил я.

— Правда?

Я минутку подумал и сказал:

— Ну, в общем — то, еще не совсем.

Даг ничуть не огорчился.

— И прекрасно, — сказал он. — Какое — то время тебе будет нелегко. Травма головы — не шутка. Это очень серьезно. Что может быть важнее мозга?

— Да, — согласился я. — У меня такое чувство… Впрочем, ничего, не беспокойтесь… Глупости всякие…

— Нет — нет, Фрэнк, пожалуиста, что ты хотел сказать? — настаивал Даг, пристально глядя на меня теплыми карими глазами.

— Такое ощущение, что окружающие очень стараются быть со мной милыми, дружелюбными… но никогда не заводят речи о чем — то серьезном, будто опасаются — вдруг я развалюсь на части или что — то учиню; и мне никак не удается поговорить с кем — нибудь о… ну, о важном для меня, что ли… — пробормотал я и вдруг понял, что это для меня самое главное.

Даг кивнул, и я почувствовал, что он собирается сказать мне что — то важное, но не знает, стоит ли.

— Знаешь, Фрэнк, — произнес он наконец, — нам надо с тобой поболтать. Мой кабинет дальше по коридору. Что скажешь? У меня есть отличный зеленый чай.

Я был готов согласиться, но его улыбка показалась мне какой — то напряженной, и я подумал, что, может быть, ошибаюсь на его счет.

Мы поднялись на лифте так высоко, что казалось, будто проплывающие мимо облака касаются оконных стекол. Я понимал, что Даг пытается мне помочь, втолковывает что — то очень важное, но ответил коротко:

— Сласибо, Даг. Замечательный вышел разговор. Но мне пора назад, к рабочему столу, надо проверить… кое — что.

Даг опустил голову, и я почувствовал: он отчаялся меня вразумить. Я прямо — таки физически ощущал, что меня опутывает миллион веревочек и, когда я обманываю чьи — то надежды, натянувшиеся веревочки рвутся тысячами; кроме того, я физически чувствую, как мою связь с этим человеком режет, как ножом, острейшее разочарование [52].