Перч Зейтунцян - Люди с разных улиц

Не колеблясь, он берет бумажку и быстро развертывает.

— Парикмахер.

Дядя Арам становится серьезным. А ребята смеются. Смеется и Вачик.

— А что в этом плохого? — говорит оскорбленный дядя Арам.

Арсен подходит к Нунэ, которая забилась в угол. Со смешной, непривычной для него заботливостью и нежностью он говорит:

— Потяни и ты, Нунэ.

Нунэ неуверенным шагом подходит. Собирается взять бумажку, но вдруг бросается к двери и выбегает.

На улице стоит рассерженный Карен. Нунэ подходит к нему с нежной улыбкой, она хочет его успокоить. А Карен говорит ей резко:

— Иди, иди обнимайся с ними!

И уходит.

Нунэ опешила. Что же теперь делать? Из клуба доносится музыка. Старая пластинка шипит. Нунэ не может вернуться туда. А дома — Карен. Обиженный на нее Карен.

Вернувшись домой, Карен направляется в свою комнату. Из спальни доносятся голоса отца и матери. Услышав, что произносится его имя, он останавливается и прислушивается.

— Не для того я его растила, чтоб сейчас его отняли у меня и отправили в армию…

— Понял, все понял, — сердито говорит отец. — В сотый раз повторяешь одно и то же.

— Я хочу, чтобы он учился, поступил в университет, — твердит свое мать.

— Ну ладно, ладно. Я уж думал об этом. Что-нибудь сделаю. Будто я хочу, чтоб его забрали в армию…

Карен радуется. Он уже собирается войти в свою комнату, но, задумавшись, опять останавливается: а если отцу в этот раз не удастся ничего сделать?..

Все живут на одной улице, но уж так повелось, что каждый должен проводить свою девушку до самой двери ее дома. Сегодня всем хочется пойти с Анаит, но это невозможно. Свободны только Арсен и Тигран. Решают, что с Анаит пойдет Арсен, а Тигран проводит Гоарик.

По улице идут пары. Всем хочется заговорить, но вначале все молчат. Разговор начинается лишь в последний момент, когда уже совсем близок дом и уже нельзя откладывать разговор.

— Знаешь, Зарэ… Мне очень нравится одно твое стихотворение. Помнишь, я говорила тебе об этом? Я забыла, как оно называется. Если бы я помнила, то подсказала бы тебе прочесть именно его… Хочешь, прочти сейчас? Я с удовольствием послушаю…

— Он не послушался меня… Есть ребята и слабее тебя. Ты не обиделся? — Астхик хочется сказать что-то еще. — Смотри, вот наше дерево. Здесь нас никто не увидит… Ты всегда так говорил…

— Мы всегда здесь целовались. Ты говорил, что нас никто не увидит. А я не хотела, помнишь? Но ты меня заставлял, — говорит Астхик и опускает глаза.

— Больше не буду.

— Да нет же, я не для этого сказала!.. Хочешь, пойдем?..

— Ты хотела меня опозорить, — сердится Тигран, — но тебя никто не стал слушать. Все же видят, что ты еще носишь косички, и никто тебе не поверил…

Арсен чувствует себя неловко. Он особенно сильно хлопает прутом по земле и поднимает пыль, чтобы Анаит шла чуть поодаль. Он хочет рассердиться на нее и сказать: «Иди одна. Я не хочу тебя провожать».

Но он не может ей сказать этого. Ребята доверили ему ее, и он не должен их подвести. Он успокаивает себя тем, что скоро уже покажется дом Анаит и он избавится от нее. И от этой мысли начинает насвистывать. Замечая неловкость Арсена, Анаит еле сдерживает смех.

Зарэ опять слышит голос Люсик:

— Я уверена, что когда-нибудь твои стихи напечатают. А потом у тебя будет и своя книга. Вначале всем поэтам бывало трудно…

— Хочешь, я распущу свои косы? Уговорю отца. Буду плакать и добьюсь своего…

— Он всегда такой, — неожиданно говорит Тигран.

Гоарик удивленно смотрит на Тиграна. Он ее даже не слушал.

— Кто?

— Карен. Разве это товарищ!

— Спокойной ночи, — грустно говорит Гоарик и хочет еще что-то сказать о себе. — Конечно… Жалко Нунэ…

— Спокойной ночи, — говорит Люсик.

— Спокойной ночи, — говорит Астхик.

Арсен все еще о чем-то думает. Анаит уверена, что сейчас он все же заговорит. И действительно, Арсен начинает говорить, но при этом не смотрит на нее. Он вкладывает большой смысл в свои слова, и чувствуется, что их он обдумывал долго.

— Если кто-нибудь из другого квартала попытается с тобой заговорить, скажи мне. А сейчас иди домой…

Кап-кап… Идет дождь. На улице — никого. Только на мгновение появляется мать Вачика с накинутым на голову пиджаком мужа, быстро собирает с веревки белье. И опять на улице никого. Кап-кап… Дождь ударяется о стекла окон, сбегает, они заплывают струйками, и люди, сидя дома, больше не видят, что делается на улице. А по улице проезжает машина Гургена Григорьевича.

Дядя Арам сидит дома и размышляет о делах квартала, мечтает об асфальте. Услышав шум машины, он ворчливо говорит жене, что хочет ко всем жителям квартала относиться одинаково, но, встречая Гургена Григорьевича, каждый раз против своей воли здоровается с ним подчеркнуто вежливо. Жена говорит:

— Ну, так он же влиятельный человек.

Огорчившись, что жена не понимает его, дядя Арам подходит к окну, смотрит сквозь заплывшее стекло на улицу. Кап-кап… Дождь хочет успокоить людей…

Зарэ пишет стихотворение и думает об Анаит. Люсик из окна напротив смотрит на дом Зарэ и прислушивается к шуму дождя. Кап-кап… Дождь зовет людей к окнам. Вачик тоже думает об Анаит. Когда идет дождь, все люди делаются задумчивыми. Даже Арсен. Он размышляет о том, что прут его уже стар и нужно заменить его новым. Он сидит под стеной недостроенного здания и хлопает прутом по луже.

Кончился торжественный вечер, кончились школьные годы. Что теперь будут делать эти молодые? Станет ли Зарэ поэтом? Что в конце концов представляет из себя тот далекий мир, о котором мечтает Тигран? Пора бы уже перестать мечтать о далеком мире, нужно найти его. Но как? Кап-кап… Но как? — вторит дождь.

Тиграну обидно, что он сидит дома. Сейчас бы он должен быть на свидании. Потом неожиданно появился бы брат девушки, и они, скрываясь от брата, бежали бы по улицам. Сейчас очень многие отсиживаются дома, а некоторые стоят парами под стенами домов и ждут, когда пройдет дождь. Парень набрасывает на плечи девушки свой пиджак, и они о чем-то шепчутся. Они почти не слышат друг друга. Но это неважно. Важно шептаться. Тиграну кажется, что и он тоже под стеной, и его охватывает приятный трепет. Потом он внезапно сознает, что стоит всего-навсего у окна. И он опять вспоминает, что кончились школьные годы. А что делать теперь? Все как-то тоскливо, неопределенно… И его охватывает печаль. Кап-кап… Кап. Весело смеется дождь.

Даже Акоп, всегда такой жизнерадостный, сейчас задумчиво сидит возле топки. Он и сам не знает, о чем думает. Может быть, об огне в топке. А может быть, о том, что и дома пора бы уже иметь свой очаг, свою семью. Он каждый день шутит с девушками, часто посмеивается над ними и, может быть, именно поэтому ни разу не подумал о своем очаге. Кап-кап… Дождь задумчиво стучит по крыше бани, по деревьям, по лужам, по стеклам окон.