Инна Чеганова - Между нами война

Его смирившееся лицо выражало горе. Глаза были наполнены глубокими страданиями. В его нательную одежду были вшиты кулон и завернутый локон Эрис. Он никогда не расставался с ними. Их место было у его сердца. Если бы можно было поместить их в него, под кожу, меж его ребер, сумасшедший сделал бы и это. Он чувствовал тепло, излучаемое от его внутреннего кармашка.

Иногда из глаз Тарроса падали слезы. Затем безмолвный плач менялся на ступор. Зимние сумерки нагнетали тоску. Если б сейчас он умер, если бы на них напали волки или медведь, командир сам бы бросился в пасть к хищнику. Чтоб он разорвал его и вынул душу из тела, что привязывает её к этой земле.

Перед его глазами стояло личико родной Эрис. Той, которую он полюбил. Доброе и красивое. И такое настрадавшееся. Ее заплаканные глазки. И всё из-за его поступков. Он разрывался от гнева на самого себя. В этом бурном потоке мыслей всплывал ненавистный Альвизе и его губы, говорящие об Эрис. Настоящая судорога сводила его грудь. Он не мог даже представить, что она принадлежит другому. Он сходил с ума…

Малик бей.

Малик бей и его войны мчались по дороге. Они знали эти окрестности лучше, чем свои пять пальцев. Они знали самые короткие пути. Малик обрезал путь осужденному. В то время, как Гияс-ад-Дин и Дука отправились в Белокому, бей поехал спасать своего врага. Он не смог сдержать обещание перед командиром монголов Данзаном. А Малик не из тех, кто бросает слова на ветер. И он решил исполнить своё слово, пока есть возможность.

Афера на войне. Это не запрещено. Может не разрешено, но все же…

Тюркют купил свежее обезглавленное тело у смотрителя столичного кладбища для преступников. Он переодел его в судебную форму Тарроса, что была на нем самом. И теперь вёз этот страшный груз на своем коне.

Они остановились. Легкие войны ждали, что никейские медленные солдаты выедут к ним навстречу примерно через два часа. Малик, Тюркют, Арслан и войны Кокжал рубили деревья. Они повалили несколько тяжелых дубов на дорогу. Хитрые тюрки спрятались в роще. Тьма сгущалась.

Наконец, посреди глухой тишины зимнего леса послышались звуки повозок и голоса солдат.

— Не убивать солдат! Оглушать, обезвредить! Вытащить Тарроса. Мертвеца сковать и посадить на его место.

Малик полоснул по ноге своего коня.

— Прости, брат. Очень нужно. — он наполнил свой бурдюк свежей кровью. Затем перевязал его ногу. Бурдюк воин засунул под одежду Атабека.

Ловушка у лесоповала заставила солдат остановиться и спешиться. Они начали дружно расчищать дорогу, позабыв о Тарросе, ведь с ним были конвоиры.

Таррос только начал засыпать. Толчок и голоса заставили его проснуться. В его голове промелькнуло: «Да нет, не может быть… Неужели Малик пришел за мной?»

— Гёш, гардашлар!!! — Малик помчался вперед. В кромешной тьме они начали своё дело. Войны Кокжал обезвредили стражников Тарроса, пока Тюркют и бей отвлекали остальных. Атабек нашел ключи и открыл повозку. Арслан вытолкнул Тарроса и внес тело, посадив на место командира. Ирбис надел на труп кандалы, снятые с Тарроса. Атабек щедро полил конской кровью там, где надо.

Таррос все еще не верил в случившееся.

Тюрки схватили его и быстро направились к лошадям. Они все сделали чисто, без разговоров и по плану.

Малик посадил Тарроса на коня худого Ирбиса. Он разделил своего богатырского коня с кокжаловцем. Темная ночь и страшный лес скрыл кочевников. Они летели, подобно ветру. Они направлялись в сторону Баяты, в более безопасное место.

Конвоиры пришли в себя. Они не помнили, что произошло с охраняемым. Это было ужасно — не справиться с заданием и потерять особо опасного преступника по дороге в столицу. Теперь всему отряду придется везти окровавленный и обезглавленный труп Тарроса. Командира, которого люто ненавидят все.

Маулен.

Маулен решил, что добьется благосклонности Эрис другим путем. Он станет героем. Агент решил втереться в доверие султану и лишить жизни главного подхалима монголов — обнаглевшего визиря.

Маулен не видел Эрис уже больше недели. Он раньше всех почувствовал аромат приближающейся весны. Он стоял у окна на одном из верхних этажей дворца. Ему казалось, что днем солнце начало припекать сильнее, заставляя снег подтаивать. Вечером становилось морозно. Его лицо было подставлено теплым лучам. Приятное ощущение расплывалось по телу. Он улыбался. Он вспоминал Эрис. Здесь, во дворце, где мимо него мелькало множество красивых девушек и женщин, никто не смог вызвать один его взгляд, наполненный интересом. В кипящем, как котле, городе, изобилирующим разными людьми, он специально искал девушку, лицо которой было бы красивее лица Дины. Но он не находил такую. Ему становилось смешно.

Маулен не знал слова «Сдаюсь». Малик учил его, что надежда никогда не умирает. Брат-воевода всегда говорил ему в детстве, что если у тебя есть твердое намерение, цель не заставит себя долго ждать. Что эта жизнь любит упертых. И что она благоволит смелым. Маулен вспоминал, как Малика отговаривали от Фатимы. Как против того обернулись беи и люди. И как его счастье повернулось к нему. Брат для него был примером во всем, осознавал он это, или нет. Сердце Маулена тосковало по Эрис, сейчас его согревали любовь и солнечный свет.

Он думал о будущем, стоя у окна и вглядываясь в сияющую даль — туда, где были его дорогие люди. Он размышлял, как можно добиться поставленной цели и уничтожить Исфахани. Это стало бы полезно и для службы внешней разведки, в которой он служил. Его радовало одно — Тарроса уже давно увезли, и, может быть, отправили с послами в Венецию. Его даже не огорчало упрямство Эрис, ведь она — всего лишь женщина, и слово её не железно. Так он думал.

Гияс-ад-Дин после возвращения благоволил образованному и воспитанному Маулену, в громком деле показавшем себя с лучшей стороны. Но Шамс-ад-Дин Исфахани был наиковарнейшим человеком. Началась новая интрига, из которой выйти живым должен только один.

Малик бей и Таррос.

Тюрки освободили завоеванную крепость и вернулись в Баяты по приказу Гияс-ад-Дина. Но некоторые бедные греки хотели, чтобы те остались. И теперь их простолюдины стали всячески помогать сарацинам. Племя Канълы наряду с Баяты начало строить тесные взаимоотношения с настрадавшимися греками.

Мария ждала Тюркюта. Мама Амина, Фатима и дети ждали Малика.

Когда начало светать, Малик бей объявил остановку. Таррос собирался уходить. Но он не мог не поговорить с беем.

Хмурый Малик был неразговорчив.

Они спешились. Тюркют и Арслан смотрели на человека, который еще вчера, сияя своими западными доспехами, угрожал им войной. Матерые войны Кокжал оценивали того, который в свое время сумел покорить сдержанное сердце их суровой начальницы.