Джеймс Макбрайд - Дьякон Кинг-Конг

— У нее что, настоящего имени нет? — спросил Сосиска.

— Конечно, есть. Дамочка из центра для престарелых, которая порекомендовала меня на эту работу, даже как-то раз мне ее имя записывала. Но я потерял бумажку.

— А чего еще раз не спросишь?

— Да ей все едино, как я ее зову! — объявил Пиджак. — Ей даже нравится, когда я ее зову мисс Четыре Пирога!

— Откуда ты имя-то такое взял?

— Сосиска, в первый день, как я пришел на работу, у нее в духовке стояли четыре черничных пирога. Весь дом пропах черникой, — сказал Пиджак. — Я сказал: «Ей-богу, мисс, как же у вас хорошо пахнет». Тогда-то она мне и представилась.

— И ты совсем не помнишь?

— А какая разница? Она платит наличкой, не чеком. — Он недолго размышлял. — Уверен, что имя у нее итальянское. Какое-то «Или-а-ти» или «Элла-ран-ти», или еще что. — Он поскреб в затылке. — В первый день еще помнил, но, когда я вернулся домой, осушил бутылочку и забыл. Вот оно из головы и вылетело.

— Так она его тебе дала в тот первый день? — спросил Сосиска.

— Имя? У меня свое есть.

— Да нет. Пирог! Сам же сказал, их было четыре.

— А ястреб летает? Еще бы не дала! — объявил Пиджак. — Мисс Четыре Пирога шутки не шутит! Знает, что в травах я спец. Она человек хороший, Сосиска. — Он недолго подумал. — Если так прикинуть, по-хорошему звать ее полагается мисс Три Пирога, а не Четыре, раз у нее осталось только три, когда я в тот первый день уходил. Она сама вычла целый пирог для старика Пиджака. — Он рассмеялся. — Да я вообще не промах, Сосиска! Люди меня обожают. Она по мне с ума сходит.

— Небось, потому что у тебя зубов больше, чем у нее.

— Завидуй молча, сынок. Она дамочка что надо. Железная выдержка, как говорится. Что там, будь она цветной да колченогой, я бы сводил ее к Силки и купил чекушку бренди с самой верхней полки.

— Зачем ей быть колченогой?

— Есть же у меня своя планка.

Сосиска смеялся, но Пиджаку стало стыдно за свою шутку, вдруг показавшуюся безвкусной.

— Дело в том, Сосиска, — сказал он серьезно, — что я скучаю по своей Хетти. А она не пощадит, как услышит от меня такое мракобесие, а то и вовсе больше не появится. У меня тогда не будет мочи жить, — и чтобы загладить оскорбление, добавил: — Мисс Четыре Пирога за словом в карман не лезет. Скажет как отрежет. Не боится говорить, что на душе. Больше скажу, я ее даже чуток побаиваюсь. Ее муж давно уж помер, и, видать, это она его до могилы заговорила, такая уж она упертая. Эта дамочка знает о травах больше всех в округе. Когда я по ее указке работаю, время само пролетает, ведь и я неровно дышу к травам. В дни, когда я у нее, я обхожусь без топлива — ну, на разгон не помешает, но всего каплю. Ни в какое сравнение с остальной неделей, когда мне не нужно покопаться в саду. Тут-то у меня горло и пересыхает, и я начинаю — от рюмки к рожку, от рожка к кубку, — особенно если Хетти не является, ведь тогда всё совсем как в тумане, и я весь в мыслях о Хетти, о том, чем ее обидел, и обо всем прочем могу махнуть лишку. Ничего хорошего не выходит.

Сосиска посмеивался, но, как обычно, заскучал от затянутых историй Пиджака о его приключениях в мире флоры, так что сменил тему. Зато сам Пиджак понял, что беседы с мисс Четыре Пирога о травах, пока они шарятся по пустырям ради сорняков, — один из немногих моментов, каких он ждет каждую неделю с предвкушением, хоть и говорит-то только она одна.

Странной они были парочкой — белая старушка в халате, фартуке и мужских строительных башмаках не по размеру, а следом — черный старикашка в шляпе и клетчатом костюме, пробиравшиеся мимо железнодорожного товарного вагона, заброшенных доков и рельсов в высокие заросли и горы хлама вокруг заброшенных заводов у кромки воды, напротив поблескивающего за гаванью Нижнего Манхэттена.

В ту среду Пиджак, шагая позади, заметил, что движется она неуверенно. Весь прошлый месяц она казалась уставшей и нетвердо стояла на ногах. По возвращении домой она порой просила сходить на кухню и промыть да порезать найденные травы, хоть и не слишком часто. Он, черный, выросший на Юге, следовал неписаному правилу, по которому всегда должен оставаться снаружи. Это его устраивало, ведь он все равно боялся заходить в дома белых. Мисс Четыре Пирога сразу предупредила, что сын, проживавший с ней, — кого он ни разу не встречал (а может, и встречал, да не помнил), — строг и не любит дома чужаков. Пиджак не огорчался, думая — случись что в доме белого человека в любой стороне света, если он, Пиджак, окажется поблизости, то и думать нечего, на чью голову падет молот правосудия. Но за месяцы работы она прониклась к Пиджаку доверием. Справившись с ее поручениями на кухне, он как можно быстрее выметался на двор. В конце концов, он и есть дворовый человек. Мисс Четыре Пирога это, похоже, понимала.

Они забрели на поляну к югу от гавани, заросшую высоким бурьяном, и разделились. Он заметил, что на миг она пропала из виду на берегу. Подошел проверить и нашел ее сидящей на выброшенной кухонной раковине, оглядывающей болото перед собой.

— Я знаю, фитолакка где-то здесь, — сказала она. — Чем мокрее, тем вернее ее найдешь.

— Может, не стоит прожигать столько сил на ее поиски, — сказал Пиджак. — У меня двоюродный брат ею траванулся.

— Смотря какую часть есть, — сказала она. — Что он съел? Корень, стебель или листья?

— Боже, я и не знаю. Давно это было.

— Ну вот, — сказала она. — У меня ноги отнимаются. Плюс катаракты. Ничего не вижу. А фитолакка чистит кровь. Зрение становится лучше. Ноги меньше ноют. Я в любой момент могу съесть почти любую часть.

Пиджака впечатлила ее уверенность. Она поднялась и ступила в болото, он последовал за ней. Они заходили все дальше, ноги погружались в мокрую траву, ближе к океану земля становилась все топче. Несколько минут они искали и набрели на приятные находки: скунсову капусту, клейтонию и папоротник. Но никакой фитолакки. Еще двадцать минут они шли вдоль воды на запад. Наконец им повезло на заболоченном пустыре по соседству со старой лакокрасочной фабрикой, выходившей на воду. Там были сокровища: дикая горчица, дикий чеснок, огромные герани и — наконец-то — фитолакка, местами под полтора метра высотой.

Они собрали столько, сколько могли унести, и медленно двинулись через заросли к дому мисс Четыре Пирога.

Она была довольна уловом.

— Огромная, — говорила она о фитолакке. — Такую большую в магазине не купишь. Конечно, в магазине уже никаких хороших овощей не купишь. Берешь помидоры — на вид красивые, блестящие и красные. Как принесешь домой и надрежешь — внутри сплошь красная каша. Вкуса никакого. Как из этого сделать соус для спагетти?

— Видать, никак, — сказал Пиджак.

— Все уже не то, что раньше, — сетовала она. — Вы хоть раз видели сына не хуже своего отца? Сын может быть выше. Или сильнее. Или шире в плечах. Но лучше? Мой сын сильнее своего отца. Снаружи. А внутри? Тьфу.