Пип Уильямс - Потерянные слова

— Такое случается со всеми нами, — заметил папа. — Поэтому мы так долго переписываем черновики.

Я покраснела, сообразив, что папа оставил гранки на столе, потому что еще не закончил работу над ними.

— Ты бы наверняка придумал что-то получше, но я захотела помочь тебе сэкономить время и написала свой вариант.

— Нет, я уже закончил работу над этим словом и думал, что дал ему правильное определение.

— Ой…

— И я был неправ, — он убрал гранки со стола, и на кухне воцарилась тишина.

— Может быть, вы разрешите мне тоже давать словам определения?

Папа вскинул брови.

— Я имею в виду, что могла бы писать на заглавном листочке пометку, согласна я с определением или считаю его…

Я запнулась, не решаясь говорить о критике.

— Неполноценным? — подсказал папа. — Субъективным? Осуждающим? Напыщенным? Неверным?

Мы оба рассмеялись.

— Может быть, и разрешим, — сказал он.

Моя просьба висела в воздухе, пока доктор Мюррей разглядывал меня сквозь очки.

— Разумеется, я разрешаю тебе, — сказал он наконец. — С нетерпением жду твоих замечаний.

Я была уверена, что он мне откажет, поэтому подготовила заранее ответ, но он мне не понадобился. Я была застигнута врасплох тем, что он так легко согласился, поэтому молча стояла перед его бюро.

— Скорее всего, мы будем проверять твои записи, однако твой свежий взгляд на развитие английского языка пойдет нам на пользу, — доктор Мюррей наклонился вперед, и кончики его усов задрожали. — Мои дочери любят указывать на закоренелые предубеждения наших пожилых корреспондентов. Думаю, они с удовольствием примут тебя в свои ряды.

С тех пор я больше не чувствовала себя лишней в Скриптории, а сортировка листочков поставила передо мной новые задачи. Папа сообщал мне, если мои определения попадали в брошюру, и по мере увеличения их числа возрастала моя уверенность в себе. На внутренней поверхности стола я делала небольшие надсечки для каждого написанного и одобренного определения, поэтому с годами под моим столом накопилось множество маленьких побед.

Я радовалась финансовой свободе, которую давало мне жалованье, и познакомилась со многими торговцами на Крытом рынке. По субботам я по-прежнему сопровождала Лиззи, но уже с собственной корзиной и небольшой суммой денег от папы на хозяйственные товары. После покупки всех продуктов мы заходили в магазин тканей. Шаг за шагом я меняла в нашем доме все, что было изношено или плохо работало. Мне нравилось тратить деньги на обустройство быта, хотя папа редко замечал обновления. Напоследок мы всегда заглядывали в галантерейную лавку, и я с огромной радостью покупала для Лиззи новые нитки.

В те дни, когда Лиззи не могла ко мне присоединиться, я заходила к другим торговцам, от которых можно было услышать новые слова. Они говорили на диалектах севера или юго-запада Англии. Некоторые из них были цыганами или странствующими ирландцами, поэтому они то появлялись, то снова исчезали. В основном это были женщины, молодые и пожилые. Лишь немногие из них могли прочитать слова, которые я записывала, но они охотно ими делились. За несколько лет я собрала больше сотни слов, и лишь их малая часть уже хранилась в ячейках. Когда у меня появлялось желание раздобыть что-нибудь этакое, я заглядывала к Мейбл.

Незнакомая дама перебирала товар Мейбл так же рассеянно, как обычно делала я. Они о чем-то беседовали, и я, не желая мешать им, стояла среди ведер с цветами в лавке миссис Стайлз.

Цветы у миссис Стайлз я покупала каждую неделю, но моя многолетняя дружба с Мейбл не осталась незамеченной. Цветочница вела себя со мной неприветливо, поэтому задерживаться в ее лавке мне было особенно неловко.

— Ты уже выбрала, что хотела? — миссис Стайлз вышла из-за прилавка, чтобы поправить цветы, которые в этом совершенно не нуждались.

Я услышала, как Мейбл презрительно фыркнула в ответ на слова своей собеседницы. Женщина отвернула голову, чтобы уклониться от вони изо рта старухи, и я увидела легкий румянец на ее бледном лице. Я не понимала, почему она не уходит, ведь ей было противно находиться рядом с Мейбл. Я даже сочувствовала ей, но потом у меня появилось неприятное ощущение, как будто я наблюдаю за собой. Наверное, точно так же на меня смотрели другие люди, в частности миссис Стайлз.

Цветочница ждала ответа, поэтому я шагнула к ведру с гвоздиками. Их бледный цвет отталкивал меня, зато с того места, где они стояли, я могла лучше рассмотреть гостью Мейбл. Я сделала вид, будто рассматриваю цветы, и спиной почувствовала недовольство миссис Стайлз. Она так усердно теребила сирень, что с нее облетали лепестки.

— Мейбл, это тебе! — сказала я несколько минут спустя, протягивая старухе букетик сирени. Незнакомка с облегчением вдохнула аромат цветов. Я не посмела обернуться на миссис Стайлз, а вот Мейбл смутить чем-то было невозможно. Она взяла букет и внимательно осмотрела коричневую оберточную бумагу с простой белой ленточкой.

— Все дело в цветах! — слишком громко сказала она и с преувеличенным восторгом поднесла букет к носу.

— Как они пахнут? — спросила молодая женщина.

— Не знаю. Я сто лет ничего не нюхала, — Мейбл протянула ей цветы, и она уткнулась в них лицом, вдыхая аромат.

Женщина закрыла глаза, и я смогла лучше разглядеть ее. Она была высокой, хотя и ниже меня, но ее фигура имела такие же изгибы, как у девушки из рекламы мыла «Пирс». Высокий кружевной воротник подчеркивал светлую безупречную кожу. Она не носила шляпку, и медового цвета широкая коса спадала на спину.

Незнакомка положила букет между покрытым ракушками колоколом, который вряд ли когда-то зазвонит, и вырезанным из дерева ангелом.

Я взяла его в руки.

— Никогда раньше не видела здесь этого ангелочка.

— Сегодня утром вырезала, — сказала Мейбл.

— Это какая-то знакомая девочка? — спросила я.

— Это я, когда зубы еще не выпали, — засмеялась Мейбл.

Женщина уходить не собиралась. Видимо, я прервала важный разговор, который им не терпелось закончить. Вытащив из кармана кошелек, я отсчитала монеты.

— Я так и думала, что она тебе понравится, — сказала Мейбл.

Старуха дала мне фигурку ангела и взяла у меня деньги.

— Меня зовут Тильда, — представилась женщина, протягивая руку.

Я стояла в нерешительности.

— Она не любит рукопожатий, — сказала Мейбл. — Боится, что ты испугаешься.

Тильда посмотрела на мою руку.

— Меня мало что может напугать, — сказала она и крепко пожала мне руку.

— Меня зовут Эсме, — ответила я. — Вы подруга Мейбл?

— Нет, мы только что познакомились.

— Родственные души, — сказала Мейбл.

— Она называет меня dollymop , — шепнула мне на ухо Тильда.