Пип Уильямс - Потерянные слова

Папа смотрел на меня, пытаясь понять, о чем я говорю. Он редактировал свою версию моего будущего, вычеркивая свадьбу, зятя, внуков. В его глазах была печаль, а я думала о Ней.

— Ох, папа, — слезы текли по нашим щекам, но никто из нас их не вытирал. — Я должна думать, что приняла правильное решение. Пожалуйста, пожалуйста, продолжай меня любить. Это самое лучшее, что ты можешь сделать.

Папа кивнул.

— И обещай мне.

— Все, что угодно.

— Не пытайся ничего устроить. Ты великолепный лексикограф, но не сваха.

— Обещаю, — улыбнулся папа.

На время в Скриптории стало неуютно. Несмотря на то что я возражала против попыток произвести на меня впечатление и папа тоже перестал их поощрять, мистер Поуп и мистер Кушинг не спешили понимать происходящее. «Они во всем не очень сообразительные», — сказал папа с виноватой улыбкой.

Однако главным источником моего неудобства был мистер Данкворт. До его появления мой рабочий стол был прекрасным местом для уединения и обзора всего Скриптория. Во время работы меня никто не отвлекал, а когда я делала перерыв, мне стоило чуть наклониться вправо, чтобы открылся вид на сортировочный стол и бюро доктора Мюррея. Если я вытягивала шею, я могла видеть, кто входит и выходит в дверь. Теперь, когда я смотрела направо, весь обзор мне закрывали огромные сутулые плечи и идеальный пробор волос мистера Данкворта. Я чувствовала себя в темнице.

Потом он начал придираться к моей работе.

Я оказалась самым неопытным помощником, даже Росфрит лучше работала, потому что у нее было законченное школьное образование. Никто не обращал на это внимание так, как мистер Данкворт. У него был особый способ общения с каждым сотрудником в Скриптории, в зависимости от того, какое, по его мнению, они занимали место в иерархии. Он стелился перед доктором Мюрреем, обращался по имени к папе и мистеру Свитмену, а мистера Кушинга и мистера Поупа не замечал вообще из-за того, что они были на временной работе. К Элси и Росфрит у него было странное отношение. Я не уверена, что он их отличал друг от друга. Он к ним не присматривался и избегал, как гололеда на дороге, никогда не исправлял их ошибки и не задавал вопросы. Скорее всего, фамилия девушек спасала их от его осуждения и презрения. Все это досталось мне.

— Здесь неправильно, — сказал мистер Данкворт однажды, когда я вернулась с перерыва на обед. Он стоял у моего стола и держал в своей большой руке маленький клочок бумаги. Я сразу узнала его: это был вариант значения слова, который я приколола к черновику.

— Простите, что?

— Предложение было неточным, и я его переделал.

Я проскользнула мимо него и села за свой стол. В самом деле, к черновику был приколот новый листочек с аккуратным почерком мистера Данкворта. Смысл предложения был правильным, и я пыталась понять, чем оно отличалось от моего.

— Мистер Данкворт, могу я взглянуть на свой вариант?

Он ничего не ответил, и, когда я обернулась, было уже поздно: он стоял у камина и смотрел, как догорает мой листочек.

Рождественская атмосфера все еще присутствовала и снаружи и внутри домов. По дороге в Саннисайд папа показывал мне праздничные украшения, которые видел в окнах домов на улице Сент-Маргарет. В детстве мы с ним играли в такую игру: высматривали в чужих домах самую большую или самую красивую елку и пытались угадать, какие подарки под ней лежат и каким детям они достанутся. Сейчас играть не хотелось. Я не считала Рождество одной из своих потерь, но стало ясно, что я отказалась от него, когда отказалась от Нее. Папа старался вывести меня из задумчивого состояния, в котором я нашла успокоение, а я пыталась понять, чего еще я лишилась.

В Скриптории никого не было, когда мы пришли. Папа сказал, что до среды он будет принадлежать только нам, пока не вернутся мистер Свитмен, мистер Поуп и мистер Кушинг. Семья Мюрреев уехала в Шотландию до Нового года, а остальные помощники прибудут к концу недели.

— А мистер Данкворт? — спросила я.

— Вернется в первый понедельник января, — ответил папа. — Целую неделю ты сможешь работать спокойно, без его подглядываний тебе через плечо.

Я с облегчением вздохнула, и папа улыбнулся.

— Не все подарки лежат запакованными под елкой.

Следующие несколько дней напомнили мне славные дни из прошлого. Каждое утро мы забирали почту, которую я просматривала и разносила по рабочим местам помощников. Если в конвертах попадались листочки, я занималась ими до обеда.

Когда вернулся мистер Свитмен, он несколько минут расхаживал по Скрипторию и рассматривал все столы.

— Может показаться, что Кушинг и Поуп только что вышли на обед, но мне достоверно известно, что по обоюдному согласию они больше не вернутся, — сказал он наконец. — Мюррей посчитал, что вреда от них больше, чем пользы, и посоветовал продолжить карьеру в банковской сфере. Поуп поблагодарил за совет, и они пожали друг другу руки.

Их места за сортировочным столом были завалены бумагой и книгами.

— Тогда я наведу здесь порядок, — сказала я, открыв пару книг, чтобы посмотреть, кто их владельцы.

— Прекрасная мысль, — сказал мистер Свитмен. — И когда здесь будет чисто, мистер Данкворт сможет переселиться на одно из этих мест.

Я взглянула на него.

— Думаете, он захочет?

— Мюррей всегда хотел посадить Данкворта вместе со всеми, но Кушинг и Поуп нуждались в присмотре, так что места ему не досталось. Я не сомневаюсь, что твой прежний мир восстановится до того, как у нас всех войдет в привычку писать 1908 вместо 1907.

Мой мир не смог восстановиться. Мистер Данкворт заявил, что выработал определенный порядок работы, который будет нарушен, если он переселится за сортировочный стол. «Ну конечно, — думала я, — оттуда будет трудно заглядывать в мои правки».

Мистер Свитмен постоянно предлагал мистеру Данкворту поменять рабочее место, но тот неизменно отвечал, что привык к старому, благодарил и кивал головой.

По мере того как дни стали приближаться к весне, мое настроение улучшилось. Я с нетерпением ждала поручений за пределами Скриптория, и у меня уже был намечен треугольный маршрут между Саннисайдом, Издательством и Бодлианской библиотекой.

Я перекладывала книги из корзины у двери в багажник велосипеда, когда доктор Мюррей подошел ко мне.

— Здесь исправленные гранки для мистера Харта и листочки со словом romanity [47] Культура, цивилизация и образ жизни древних римлян. .

Он протянул мне три страницы с редакторскими правками и небольшую стопку листочков, пронумерованных и перевязанных лентой. Когда я складывала все в сумку, одно примечание привлекло мое внимание. С ним придется подождать. Я вывезла велосипед на Банбери-роуд и направилась в сторону улицы Малая Кларендон.