Пип Уильямс - Потерянные слова

«Мы слишком долго сидели за этой унизительной решеткой, — сказала она. — Настало время, когда женщины Англии должны получить право голоса в законодательстве, которое касается их не меньше, чем мужчин. Мы требуем право голоса».

«Верно! Верно!» — должны кричать все мы.

С нежностью,

Австралия. Там Она сможет голосовать. Я положила открытку в карман, думая о том, что там, на другом конце света, Ей будет лучше. Я ухватилась за эту мысль и надеялась, что она защитит меня от тоски и сожаления.

Мы с Лиззи остановились посреди утренней толпы у прилавка с фруктами.

— Мне нужно сделать много покупок, — сказала Лиззи. — Я присоединюсь к тебе позже.

Она ушла, а я продолжала стоять на месте. Я смотрела на лоток Мейбл — жалкий на вид из-за своей убогости и отсутствия покупателей. Ведра миссис Стайлз, наполненные цветами, цинично красовались на его фоне.

Когда я приблизилась, Мейбл кивнула мне так, как будто видела меня только вчера. Она была похожа на скелет в лохмотьях, а голос звучал эхом самого себя. В ее груди булькало влажное и опасное дыхание. Когда я наклонилась, чтобы лучше услышать ее, я уловила запах разлагающейся плоти. Все, что лежало на ее ящике, — это несколько сломанных вещей и три обструганные палки. Одну из них я видела у нее в прошлый раз, почти год назад. Это была искусно вырезанная голова старухи.

Я взяла ее в руки.

— Это ты, Мейбл?

— В мои лучшие времена, — просипела она.

Две другие деревяшки были жалкими попытками что-то вырезать рукой, с трудом удерживающей нож. Я взяла их и повертела в руках, с горечью понимая, что для нее они были последними.

— Все так же пенни за штуку?

На нее напал кашель, и она сплюнула в тряпку.

— Они не стоят ни гроша, — выдавила она из себя.

Я достала из кошелька три монеты и положила их на ящик.

— Лиззи сказала, у тебя есть слово для меня.

Мейбл кивнула. Как только я достала листочки и карандаш, она полезла в складки своих лохмотьев и выложила на ящик горстку бумажек. Затем она посмотрела на меня и издала хрип. Я подумала, что она снова собирается сплюнуть, но это был смех. Ее слезящиеся глаза улыбались.

— Она помогла, — Мейбл кивнула в сторону миссис Стайлз, переставлявшей ведра с букетами. — Я пообещала ей закрывать рот, когда дамы нюхают цветы. Лучше для торговли, сказала я ей. Она согласилась.

И снова клокочущий смех.

Я собрала листочки. Они были смятыми и грязными, но вырезаны по размеру. Их содержание было почти таким же, как я бы написала сама.

— Когда? — спросила я.

— Когда ты уехала. Думала тебя подбодрить, когда вернешься. Что бы с тобой ни случилось, — она снова полезла внутрь одежды. — Его я тоже берегла для тебя.

Еще одна искусно вырезанная фигурка. Уже знакомая мне.

— Талиесин, — сказала Мейбл. — Мерлин. После него мои руки сдались.

Я вытащила еще монеты из кошелька.

— Нет, девонька, — сказала она, отодвигая деньги. — Это подарок.

Я избегала Мейбл, но сегодня ее состояние, ее доброта и причина, по которой она ее проявила, заманили меня в ловушку. Я чувствовала себя парализованной и не могла отделаться от воспоминаний. Я, как кувшин, наполнялась грустью, и она вылилась из меня, умыв лицо слезами.

— Я слышала, у тебя morbs , — сказала Мейбл, не сводя с меня глаз. — Только душевная.

Лиззи была уже рядом, с носовым платком. Она обняла меня за плечи.

— С Мейбл все будет хорошо, — сказала она, неверно истолковав мои слезы. — Правда, Мейбл?

Та задержала свой взгляд на мне чуть дольше, потом поднесла свою руку к подбородку и задумалась.

— Не-а, я так не думаю, — наконец сказала она.

И как бы в подтверждение ее слов мокрый кашель сотряс все ее тело — такой сильный, что, казалось, он расшатает ее кости. Я тут же пришла в себя.

— Хватит шутить, — сказала Лиззи и нежно дотронулась до спины Мейбл.

Когда кашель прекратился и мои слезы высохли, я спросила:

— Morbs . Что это значит?

— Это печаль, которая то приходит, то уходит, — ответила она. — У меня есть morbs , у тебя есть morbs , и даже у мисс Лиззи есть morbs , хотя она это не показывает. Женская доля такая.

— Оно происходит от слова morbid [49] Хворь, болезнь. , — сказала я сама себе, заполняя листочек.

— От горя оно происходит, — сказала Мейбл. — От того, что мы потеряли и чего у нас никогда не было и не будет. Женская доля, говорю же. Слово должно быть в твоем словаре. Оно слишком часто встречается, поэтому будет понятным для всех.

Мы с Лиззи ушли с рынка, каждая со своими мыслями. Меня потрясло состояние Мейбл.

— Где она живет? — мне было стыдно, что я не интересовалась этим раньше.

— В лазарете работного дома на Каули-роуд, — ответила Лиззи. — Жалкий приют, где полно несчастных людей.

— Ты там была?

— Я сама ее туда отвела. Нашла ее спящей на улице, а рядом стоял этот ящик, укрытый грудой тряпок.

— Чем я могу помочь?

— Продолжай покупать ее деревяшки и записывай слова. Ты не можешь изменить то, что есть.

— Ты действительно так думаешь, Лиззи?

Она недовольно посмотрела на меня, опасаясь дальнейших вопросов.

— Все можно изменить, если достаточное количество людей этого захотят, — продолжила я и рассказала ей о Мюриэл Маттерс, выступившей в парламенте.

— Я не думаю, что может что-то измениться для Мейбл. Весь этот шум, который устроили суфражистки, не для таких женщин, как я и она. Это для дамочек со средствами, а они всегда будут хотеть, чтобы кто-то другой выдраивал их полы и мыл горшки, — в ее голосе звучала резкость, которую я нечасто слышала. — Даже если они получат свои права, я все равно останусь bondmaid миссис Мюррей.

Bondmaid . Если бы я не нашла это слово и не объяснила ей его значение, смогла бы Лиззи посмотреть на себя иначе?

— Но ведь ты хотела бы изменить жизнь, если бы была такая возможность?

Лиззи пожала плечами и остановилась, чтобы переложить сумки в другую руку. От их тяжести на ладони остались красные следы, и она потерла ее. Моя сумка была легче, но я сделала то же самое.

— Знаешь, — сказала Лиззи, когда мы пошли дальше, — Мейбл думает, что ее слова попадут в Словарь и будут подписаны ее именем. Я слышала, как она хвасталась перед миссис Стайлз, и у меня не хватило духу ей возразить.

— Почему она так думает?

— А почему бы ей так не думать? Ты же ей не говорила, что так не будет.

Мы шли медленным шагом, и, несмотря на прохладную погоду, по лицу Лиззи стекала струйка пота. Я думала о словах, которые узнала от Мейбл, Лиззи и других женщин — тех, которые потрошили рыбу, кроили одежду, мыли дамские уборные на улице Магдалины. Они высказывали свое мнение подходящими для них словами и с благоговением смотрели, как я записываю их на листочках. Я ценила их слова и прятала в сундуке, чтобы спасти. Но от чего спасти? Я боялась, что их найдут и посчитают ненужными? Или это были мои собственные страхи за себя?