Пип Уильямс - Потерянные слова

— Он не поймет, но я все равно объясню.

— Но вы же знакомыми словами объяснять будете.

— Необязательно.

Ангус засмеялся.

— Вы знаете свою работу, мадам.

— Ну, если ты и дальше будешь подслушивать, то выйдешь из больницы с обогащенным словарным запасом.

— Я думаю, что знаю уже все слова, которые надо.

Берти ел свою еду, как и любой другой мужчина. Иногда я представляла, как он отрыгнет и скажет «извините, мадам», как это делали все остальные. Но когда он наедался, он снова сидел с потухшим взглядом и ничего не говорил.

— Финита , — сказала я.

Глаза Берти даже не моргнули.

— Что это значит? — спросил Ангус.

— Это значит «закончил».

— На каком языке?

— Эсперанто.

— Не слышал о таком.

— Это искусственный язык, — ответила я. — Его специально придумали легким, чтобы каждый мог выучить. Он был создан для мира между народами.

— И как, получилось?

Устало улыбнувшись, я посмотрела на кровать Ангуса: под простыней не было обеих стоп.

— И все же, если этот ваш язык поможет старине Берти, то его придумали не зря, — сказал он и кивнул на поднос с тарелкой. — Можно я доем, если он больше не хочет?

Я взяла тарелку и отнесла Ангусу.

— Как на эсперанто будет «спасибо»? — спросил он.

В кармане у меня лежала шпаргалка со словами, но это слово я знала наизусть.

— Данкон .

— Тогда данкон , миссис Оуэн.

— Не данкинде , Ангус.

В дверь постучали, и в Скрипторий заглянула миссис Мюррей.

— Начинается, — объявила она и с мрачным выражением лица впустила мальчика в фирменном фартуке Издательства.

Он вкатил тележку со сложенными картонными коробками.

— Издательство предложило помочь с переездом и каждый день в полдень будет присылать мальчиков с тележкой. Они будут отвозить все коробки, которые вы соберете, в Старый Эшмол.

Казалось, она хотела сказать что-то еще, но слов не последовало. Она обвела взглядом ячейки с листочками, книги, стопки бумаг. Наверное, в этот момент ей хотелось быть одной. Ее глаза в последний раз остановились на бюро доктора Мюррея и на его академической шапочке, лежащей на книжной полке рядом. Она развернулась и ушла.

Элси и Росфрит поднялись и вышли вслед за матерью.

— Вы можете оставить коробки на полу, — сказала Росфрит мальчику с тележкой. — Уверена, мы сможем разобраться, как их сложить.

Прерывать работу было нельзя, но вместо утреннего чая мы теперь складывали коробки. Во время обеденного перерыва мы заполняли коробки старыми словарями, книгами и справочниками, которые были нам пока не нужны. В три часа дня приходил мальчик и увозил их на тележке.

Каждый день Скрипторий терял частицу себя. К концу сентября несколько коробок наполнились рабочими принадлежностями каждого из помощников. Настроение было подавленным, и все разошлись без особых церемоний: прощаться в Скриптории стало не с чем.

Я не была готова уйти и вызвалась собрать листочки для архива или переезда с нами в Старый Эшмол. Мистер Свитмен тоже задержался. Он закрыл коробку со своими вещами и оставил ее на сортировочном столе, чтобы потом ее забрал мальчик из Издательства.

— Ты собираешься остаться? — сказал он, посмотрев на мой стол, где вещи все еще оставались на своих местах.

— Может быть, — ответила я. — От вас всех слишком много шума. Я смогу выполнить больше работы, когда вы уйдете.

Мистер Свитмен вздохнул, весь запас его юмора иссяк. Я встала и обняла его.

Оставшись одна, я осмелилась посмотреть вокруг себя. Крепкий и любимый сортировочный стол по-прежнему стоял на своем месте, ячейки были все еще заполнены листочками, но книжные полки были пустыми, а столы — чистыми. Не было слышно ни шороха бумаг, ни скрипа чернильных ручек. Скрипторий лишился почти всей своей плоти, а оставшийся железный каркас окончательно превратил его в сарай.

Следующие две недели я металась между Скрипторием и Редклиффским госпиталем.

— Мано , — сказала я, коснувшись руки Берти.

Потом указала на свою руку.

— Мано .

— Неужели ты хочешь все это сделать одна, Эссимей? — спросила Лиззи.

Наверное, она увидела, как я шла через сад.

— У тебя достаточно своей работы, — ответила я.

— Миссис Мюррей удалось нанять мне помощницу на несколько недель. Так что по утрам я в твоем распоряжении.

Я поцеловала Лиззи в щеку и открыла дверь Скриптория.

На сортировочном столе стояли пустые коробки из-под обуви.

— Акво , — сказала я, и Берти взял стакан с водой.

У него были длинные пальцы. Солдатские мозоли почти исчезли, и на их месте появилась нежная кожа. «Не рабочий, — думала я. — Возможно, клерк».

Моя работа напоминала покойника. Листочки были знакомы, но уже наполовину забыты, и они продолжали стираться из памяти.

Я взяла свой ужин с подноса Берти.

— Весперманжо .

И отпила свой чай.

— Теон .

Я складывала листочки небольшими стопками. Если они не были скреплены, Лиззи перевязывала их веревкой и заполняла ими коробки до самого верха. Потом я подписывала их и делала пометки «Архив» или «Старый Эшмол». Мне казалось удивительным, что листочки так хорошо умещаются, как будто доктор Мюррей постарался еще и над формой коробок.

— Почему Берти всегда получает весперманжо первым? — спросил Ангус.

— Потому что он не пристает с пустяками, как некоторые, — ответила я.

Лиззи закрыла крышкой коробку и поставила ее на край сортировочного стола.

— Половина готова, — сказала она.

— Амико, — я показала на себя пальцем.

— Амико, — я указала на Ангуса.

— Почему вы решили, что я его друг?

— Потому что я видела, как ты с ним разговариваешь, используя слова на эсперанто. По-моему, это дружба.

Я собрала последние листочки и отдала их Лиззи, чтобы она перевязала их. В ячейках не осталось ничего. Мне показалось, что от моей жизни тоже уже ничего не осталось.

— Это то, что чувствуют слова, когда их вычеркивают из гранок, — сказала я.

— И что же это? — спросила Лиззи.

— Пустота.

— У меня есть одно важное слово, Ангус, — сказала я, глядя на листочек со словами на эсперанто, — но я не знаю, как объяснить Берти его значение.

— Какое слово?

— Секура .

— Что оно значит?

— Безопасно.

Мы сидели молча. Ангус в задумчивости почесывал подбородок, а я смотрела на слово, и мне ничего не приходило в голову. Берти сидел между нами.

— Обнимите его, мадам.

— Обнять?

— Да. Я думаю, мы все чувствуем себя по-настоящему в безопасности, когда мамы нас обнимают.