Виктория Витус - И еще была любовь [litres самиздат]

Лезть было очень неудобно: шапка цеплялась за колючую проволоку, которой был опутан лаз, каблуки попадали в ямки, да еще огромная сумка для покупок мешалась в руках, но я упорно перлась вслед за Лоркой – передо мною маячил её внушительный зад…

Солдатские сапоги появились перед глазами внезапно.

– «Нор-маль-но, – подумала я, застывая на месте на четвереньках, – это еще что за «рояль в кустах»? Подняв взгляд, обомлела – солдатиков было четверо, по двое на каждую из нас. Они были совсем молоденькие и очень веселые. За плечами висели настоящие автоматы – не забалуешь, а красные повязки на рукавах говорили о том, что перед нами военный патруль.

– Проходите, пожалуйста, дорогие гражданочки, – расшаркались они, – мы вас давно ждем.

Ну не хамство ли? И что нам оставалось – ничего, кроме как проследовать в дежурную машину.

В огромном школьном спортзале новую партию арестанток, то бишь нас, встретил дружный хохот. Таких искательниц приключений здесь собралось десятка два – видно пункт милиции не вмещал всех желающих – и сразу стало легче – мы не одни! Пришел офицер со своими дурацкими вопросами, и что характерно – лазутчицы, все до одной, были безработными.

Когда я ответила так же – безработная, мол, я – Лорка было хихикнула, но встретив мой взгляд, заткнулась и дальше кисла молча. Выяснить, кто, где работает, было проще простого, но военные нас пожалели. Посадив всю компанию в автобус, вывезли за ворота с другой стороны – нашей машины даже не было видно поблизости. Но тут уж Лариса проявила бойцовские качества, и заставила солдатиков доставить до нужного места.

– Положите, где взяли, ведь мы околеем пока дойдем, – ныла она, – еще и купить ничего не дали – просто садисты!

«Садисты» проявили гуманность и довезли до машины.

Только потом, по дороге домой, Лорка хохотала до слез, разливая спасительную бутылку вина, дабы утешиться после неудачного вояжа, и советовала мне:

– Ты бы еще добавила, что мужа у тебя нет, но есть двое детей, а финскую дубленку и норковую шапку ты нашла на улице, безработная ты наша!

Подлюка, а не подруга, скажу я вам.

***

– Малыш, я уезжаю на неделю в командировку. Вернусь – сразу позвоню, – сказал Алексей в телефонную трубку.

– Вернешься… – повторила я, но фразу закончить не успела.

– Вернусь – вернусь! – перебил он ласково, и я поняла – Алексею очень хочется увидеться прямо сейчас.

Поезд на Москву скоро отходит, и я мечусь по дому, не зная, что делать. Появиться возле вагона совершенно невозможно – там наверняка будет жена, но как хочется тебя увидеть – хотя бы издали, одним глазком…

Неожиданно вспоминаю: этим же поездом поедет соседка Люся – вот это мне и надо. Тогда появление на перроне будет вполне оправдано, и я начинаю одеваться – теперь скорее, только бы успеть!

Не зная номера твоего вагона, я неслась по заснеженному вокзалу – возможно, ты вообще не выйдешь из купе – все равно я уже здесь. Бежала по перрону, по зимнему насту, снег скрипел под ногами, полы черной каракулевой шубы развевались – я была стремительна и прекрасна (разве нет?). Мужчины, улыбаясь, смотрели вслед – в моих руках были розы – красные розы и белый снег – красные розы и черная шуба…

В голове – хоровод мыслей:

– «А вдруг тебя провожает жена?»

– «Как холодно и скользко … только бы не упасть!»

– «Какое неприятное сочетание цветов – красное и черное…»

– «Только выйди из вагона, чтобы не напрасно все это было», – молила на ходу, как вдруг увидела – ты действительно стоишь на перроне, рядом – жена.

– «Зачем она здесь?» – смешной вопрос!

Твои глаза, встретившись с моими, уже не хотели отпускать. А она, увидев меня, судорожно схватила побелевшими пальцами рукав твоей шинели. Так и стояла, вцепившись в рукав, а ты провожал глазами меня, не в силах оторвать взгляд. Как прошла мимо – не помню. Ведь этот спектакль был разыгран только для тебя. Эти розы – как пароль, как горшок с геранью на открытом окне, чтобы понял – провожаю – тебя, и эти наши цветы – тебе. Пусть получит их Люся – ты ведь поймешь меня, правда?

Подойдя к соседнему вагону, расцеловалась с удивленной подругой и повернулась спиной к тебе – лицом не могла – не было сил. Стоять – или спиной, или рядом. Рядом было нельзя…

А в голове радостно звенело:

– «Как хорошо, что я все-таки успела, возвращайся скорее!» – и больше ничего не шевельнулось в душе…

***

Вторую неделю за мной ходит Ольга, выклянчивая в живой уголок нового заморского попугая:

– Купите птичку! Мы тогда в этом году больше никого не будем просить, – ныла она, – ни рыбок, ни хомяков!

Ага, так я и поверила, ищи дурака! Отнекивалась, как могла, но Ольга была упорной и каждое утро начинала с нытья – я даже встречала её словами:

– «Спой, светик, не стыдись», – а выслушав, посылала:

– Иди, не отсвечивай здесь, не мешай работать!

Она не реагировала, зациклившись на этом попугае. В конце концов, я сдалась. Сумма потраченных денег была огромной, но все руководители кружков согласились урезать свои расходы в пользу этого красавца.

Большой поугай был действительно хорош. Он переливался всеми цветами радуги, важно выхаживая вдоль огромной клетки, приобретенной вместе с ним. Наклоняя ярко красную голову, рассматривал публику темным глазом и что-то говорил сам себе, щелкая белым клювом. Иногда смотрелся в зеркальце, подвешенное в клетке, и катался на маленьких качелях, демонстрируя желто-зеленый хвост неимоверной длины. Загляденье!

Посмотреть на наше приобретение дети приходили целыми кружками – восторгались, бурно обменивались впечатлениями – Оля была на седьмом небе от счастья. Но на следующий день утром…

Вбежавшая в мой кабинет, она имела не бледный цвет лица – нет, лица на ней не было вообще!

– Там это… там попугай! – пошептала Ольга и опустилась на стул.

– Что «попугай»? – удивилась я, но из её бессвязного лепета невозможно было ничего понять. Бросившись бежать в живой уголок, гадала на ходу, что же случилось?!

Картина, представшая передо мной, была ужасной: птица, купленная вчера за бешеные деньги, исчезла! Вместо неё,

посреди огромной клетки сидело «оно». Нет, попугаем «это» назвать было никак нельзя. Наш попка был роскошным и большим, а это совершенно голое, сизого цвета тельце, было маленьким и тщедушным, да еще дрожало мелкой дрожью. Все это безобразие венчала красивая попугаичья голова в цветных перьях. Голова растерянно смотрела по сторонам, хлопая глазами. Лапки тоже не впечатляли, они больше напоминали лягушачьи и топтали ворох разноцветных перьев, которыми еще вчера так гордилась наша птица. И это чучело, курлыкая и щелкая клювом, еще пыталось с нами разговаривать! Картина была жуткая, прямо из фильма ужасов Альфреда Хичкока.