Чак Паланик - Бойцовский клуб [litres]

Фары проезжающей по бульвару машины озаряют цену, написанную на большом, панорамном, широкоэкранном лобовом стекле «импалы». Взгляни на США. Всего за девяносто восемь долларов. Изнутри это выглядит как восемьдесят девять центов. Ноль, ноль, точка, восемь, девять. Америка ждет твоего звонка.

Большинство автомобилей стоит около сотни, и на каждом водительском стекле висит договор купли-продажи «Без гарантии».

Мы выбрали «импалу». Если субботней ночью придется спать в машине, в этой – самые большие сиденья.

Мы взяли китайскую еду, потому что не можем пойти домой. Выбор невелик: либо ночевать здесь, либо торчать до утра в ночном танцевальном клубе. Мы не ходим на танцы. Тайлер говорит, там слишком громкая музыка, особенно басы, и его биоритмы сбиваются. В последний раз он заявил, что от громкой музыки у него случился запор. Кроме того, в клубе невозможно разговаривать из-за шума, и после пары бокалов посетители ощущают себя отрезанными от мира.

Словно труп в английском детективе.

Сегодня мы ночуем в машине, потому что Марла явилась к нам и угрожала вызвать полицию, чтобы меня арестовали за то, что я сготовил ее мать. Она с визгом носилась по дому, называя меня упырем и каннибалом, и расшвыривала стопки «Ридерз дайджест» и «Нэшнл джиографик», а потом я ушел. Если излагать кратко.

После ее случайного преднамеренного самоубийства алпразоламом в отеле «Риджент» я не могу представить, чтобы Марла вызвала полицию, однако Тайлер решил, что сегодня лучше не ночевать дома. На всякий случай.

На случай, если Марла спалит дом.

На случай, если Марла отыщет пистолет.

На случай, если Марла останется в доме.

На всякий случай.

Пытаюсь сосредоточиться.

Машины проносятся по бульвару, у меня в руке пиво, мы сидим в «импале» с холодным, твердым бакелитовым рулем фута три в диаметре и потрескавшимся виниловым сиденьем, которое щиплет мою задницу сквозь джинсы, и Тайлер говорит:

– Расскажи мне, что именно произошло.

Неделями я не обращал внимания на его затею. Один раз пошел с ним в офис «Вестерн юнион» и видел, как он отправил телеграмму матери Марлы:

«УЖАСНО МОРЩИНИСТА (тчк) ПОЖАЛУЙСТА ПОМОГИ (вскл знк)»

Тайлер показал клерку читательский билет Марлы, написал ее имя в графе «отправитель» и заявил, что да, иногда парней зовут Марла, а клерку лучше не совать нос в чужие дела.

Когда мы выходили из «Вестерн юнион», Тайлер сказал: если я его люблю, значит, должен ему доверять. Об этом мне знать не следует, добавил он и повел меня в «Гарбонзос» за хумусом.

По-настоящему меня напугала не телеграмма, а эта еда вне дома вместе с Тайлером. Никогда, ни разу в жизни он ни за что не платил наличными. Одежду Тайлер берет в камерах забытых вещей в спортзалах и отелях. Это лучше того, что делает Марла. Она ворует джинсы из сушилок в прачечных и продает скупщикам по двенадцать долларов за штуку. Тайлер никогда не питался в ресторанах, а Марла не была морщинистой.

Безо всякой причины Тайлер отправил матери Марлы пятнадцатифунтовую коробку шоколада.

Еще один способ ухудшить эту субботнюю ночь, говорит он в «импале», это коричневый паук-отшельник. С укусом он впрыскивает не просто яд, а пищеварительный фермент или кислоту, которая растворяет ткань вокруг укуса, и твоя рука, или нога, или лицо буквально разлагается. Сегодня, когда все это началось, Тайлер прятался. Марла явилась к нам домой. Даже не постучав, заглянула в парадную дверь и крикнула:

– Тук-тук!

Я читаю в кухне «Ридерз дайджест». Меня ничто не тревожит.

– Тайлер, можно войти? – кричит Марла. – Ты дома?

Тайлера нет, отвечаю я.

– Не будь говнюком!

Я уже у парадной двери. Марла стоит в коридоре с экспресс-пакетом от «Федэкса».

– Мне нужно положить кое-что в вашу морозилку, – объясняет она.

Я тащусь за ней в кухню, повторяя: нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Марла не будет держать свой хлам в этом доме.

– Но, пупсик, – говорит она, – у меня в номере нет холодильника, а ты разрешил.

Нет, не разрешал. Последнее, что мне нужно, – это Марла, приносящая сюда свое дерьмо по кусочкам.

Марла вскрывает посылку на кухонном столе, достает из пенопластовых упаковочных катышков что-то белое и трясет им у меня перед носом.

– Это не дерьмо, – произносит она. – Это моя мать, так что иди в задницу.

Марла достает из посылки пакет для сандвичей с белым веществом, из которого Тайлер получает топленый жир для мыла.

– Могло быть хуже, – говорит Тайлер. – Ты мог случайно съесть содержимое одного из этих пакетов. Встать ночью, выдавить белую пакость, добавить смесь для калифорнийского лукового супа и съесть в качестве соуса для картофельных чипсов. Или брокколи.

В тот момент, стоя с Марлой на кухне, я меньше всего на свете хотел, чтобы она открыла морозилку.

Я спросил, что она собирается делать с белым веществом.

– Парижские губы, – ответила Марла. – С возрастом губы втягиваются внутрь рта. Я коплю на коллагеновые инъекции. В вашей морозилке – почти тридцать фунтов моего коллагена.

Я спросил, какого размера губищи она хочет.

Марла призналась, что ее пугает операция.

Вещество из посылки, говорю я Тайлеру в «импале», было таким же, как то, из которого мы готовили мыло. С тех пор как силикон признали опасным, все писают кипятком насчет коллагена; им разглаживают морщины, накачивают тонкие губы и слабые подбородки. По словам Марлы, дешевый коллаген можно получить из стерилизованного и переработанного коровьего жира, однако он в теле не задерживается. После инъекции, например, в губы организм отвергает его и начинает откачивать. Через шесть месяцев твои губы снова тонкие.

Лучшая разновидность коллагена, объяснила Марла, это твой собственный жир, отсосанный с бедер, переработанный, очищенный и впрыснутый в губы или еще куда-нибудь. Такой коллаген будет держаться.

Та штука в нашей морозилке, это был коллагеновый трастовый фонд Марлы. Стоило ее матушке накопить лишний жир, как она отсасывала его и упаковывала. Марла говорит, это называется «с миру по нитке». Если матери самой не нужен коллаген, она посылает его дочери. У Марлы никогда не было собственного жира, а ее мать считает, что семейный коллаген намного лучше дешевого коровьего.

Уличный фонарь на противоположной стороне бульвара светит сквозь договор купли-продажи и отпечатывает «БЕЗ ГАРАНТИИ» на щеке Тайлера.

– Пауки, – говорит он, – могли отложить яйца, и их личинки прогрызали бы туннели под твоей кожей. Вот какой ужасной была бы жизнь.

Мой миндальный цыпленок в теплом густом соусе на вкус напоминает нечто, высосанное из бедер Марлиной матушки.