Чак Паланик - Бойцовский клуб [litres]

Карие глаза Марлы – как у животного, которое нагрели в печи, а потом швырнули в холодную воду. Вулканизированные, или гальванизированные, или закаленные.

Марла говорит, что простит историю с коллагеном, если я ей помогу.

Надо думать, она не позвонила Тайлеру, потому что не хочет пугать его. Я для нее нейтрален, я – ее должник.

Мы поднимаемся в номер, и Марла рассказывает, что в дикой природе не встретишь старых животных. Они сразу умирают. Если заболевают или становятся неповоротливыми, их убивают более сильные. Животным не положено стареть.

Марла ложится на кровать, развязывает пояс халата и говорит: наша культура превратила смерть в нечто неправильное. Старые животные должны быть неестественным исключением.

Уродцами.

Марла исходит холодным по`том, а я рассказываю, как однажды в колледже у меня вскочила бородавка. На пенисе, только я говорю: на члене. Я отправился на медицинский факультет, чтобы удалить ее. Потом, через много лет, рассказал отцу. Отец заржал и назвал меня идиотом, потому что такие бородавки – все равно что природные ребристые презервативы. Женщины их обожают, и Господь сделал мне одолжение.

Я стою на коленях возле постели Марлы и холодными руками ощупываю ледяную кожу Марлы, по чуть-чуть за раз, с каждым дюймом растирая между пальцами чуток Марлы. Она говорит, что от этих бородавок, этих божьих ребристых презервативов, у женщин рак шейки матки.

Так вот, я сидел на бумажной подстилке в смотровом кабинете на медицинском факультете, и студент-медик опрыскивал мой член жидким азотом, а еще восемь студентов-медиков смотрели. Вот что бывает, когда у тебя нет медицинской страховки. Только они говорили не «член», а «пенис», но как его ни назови, от жидкого азота и щелока ощущения одинаковые.

Марла смеется, а потом чувствует, что мои пальцы замерли. Словно я что-то нашел. Она перестает дышать, ее живот натягивается, будто барабан, сердце стучит кулаком в тугую кожу. Но нет, я остановился, потому что рассказывал, и на минуту мы словно покинули номер Марлы. Перенеслись на много лет назад, на медицинский факультет, где я сидел на липкой бумаге с членом, горящим от жидкого азота. Тут один из студентов-медиков увидел мои голые ступни и в два прыжка покинул кабинет. Затем вернулся с тремя настоящими врачами, которые оттолкнули парня с жидким азотом в сторону.

Настоящий врач схватил меня за голую правую ступню и поднял ее к лицам других настоящих врачей. Все трое начали крутить ее, ощупывать и фотографировать, будто всех других частей полуодетого пациента с отмороженным божьим даром просто не существовало. Только ступня. Медицинские студенты подобрались ближе, чтобы тоже взглянуть.

– Как давно у вас это красное пятно на ступне? – спросил врач.

Врач имел в виду мое родимое пятно. У меня на правой ступне – родимое пятно, которое, как шутит отец, напоминает темно-красную Австралию по соседству с маленькой Новой Зеландией. Именно это я им и сказал, и они тут же сдулись. Мой член начал оттаивать. Все ушли, остался лишь студент с жидким азотом, и, наверное, он бы тоже ушел. Он был так разочарован, что даже не посмотрел мне в лицо, когда взял мой член за головку и потянул на себя. Баллон выпустил тонкую струйку жидкого азота на остатки бородавки. Ощущения были такие, что, если закрыть глаза и представить, будто у тебя член длиной сотню миль, все равно будет больно.

Марла смотрит на мою руку и на шрам от поцелуя Тайлера.

Наверное, вы здесь редко видите родимые пятна, сказал я студенту-медику.

Не в том дело, ответил он. Все решили, что мое родимое пятно – рак. Нашли какой-то новый вид рака, который поражает молодых людей. Они просыпаются с красным пятном на ступне или лодыжке. Пятно не исчезает, а растет, пока не покроет все тело, после чего ты умираешь.

Студент сказал: врачи и все остальные возбудились, решив, будто это тот самый новый рак. Он очень редко встречается, но постепенно число случаев растет.

Это было много лет назад.

Рак – он такой, говорю я Марле. Ошибки бывают, и, может, суть в том, что не следует забывать об остальной части себя, даже если маленький кусочек испортился.

– Даже если, – вздыхает Марла.

Студент с жидким азотом сказал, что бородавка отвалится через пару дней. На липкой бумаге рядом с моей голой задницей валялся никому не нужный полароидный снимок моей ступни. Я спросил, можно ли забрать фотографию.

Она до сих пор у меня, заткнута за раму зеркала в комнате. Каждое утро я причесываюсь перед ним и думаю о том, как однажды на десять минут заболел раком. Хуже, чем раком.

Я рассказываю Марле, что в День благодарения мы с дедом впервые не пошли кататься на коньках, хотя толщина льда достигла почти шести дюймов. Бабушка вечно приклеивает маленькие круглые кусочки пластыря на лоб и руки, где родинки выглядят подозрительно. Разрастаются бахромчатыми краями, синеют или чернеют.

Когда бабушку в последний раз выписали из больницы, дед нес ее чемодан, такой тяжелый, что дед пожаловался, будто его перекосило. Моя франко-канадская бабуля была настолько застенчивой, что никогда не появлялась в купальнике на людях и всегда включала в ванной воду, чтобы заглушить другие звуки. Так вот, выходит она из больницы Лурдской Богоматери после частичной мастэктомии и говорит: «Это тебя-то перекосило?»

Для деда это подытоживает всю историю: бабулю, рак, их семейную жизнь. Он смеется всякий раз, когда вспоминает об этом.

Марла не смеется. Я пытаюсь рассмешить ее, согреть, чтобы она простила меня за коллаген. Хочу сказать ей, что ничего не нашел. Если она и обнаружила что-то сегодня утром, это была ошибка. Родинка.

У Марлы на тыльной стороне руки – шрам от поцелуя Тайлера.

Я хочу развеселить Марлу, а потому не рассказываю ей, как обнимал лысую Хлою, скелет, покрытый желтым воском, с шелковым шарфом на голой голове. Я в последний раз обнял Хлою, прежде чем она исчезла навсегда. Сказал ей, что она похожа на пиратку, и Хлоя рассмеялась. Что до меня, на пляже я всегда сижу на правой ступне. Австралия и Новая Зеландия. Или закапываю ее в песок. Боюсь, что люди увидят мою ногу – и в их сознании я начну умирать. Рак, которого у меня нет, повсюду. Я не говорю об этом Марле.

Мы много чего не хотим знать о людях, которых любим.

Чтобы согреть ее и рассмешить, я рассказываю про женщину, которая написала в колонку советов читателям «Дорогая Эбби». Эта женщина вышла замуж за симпатичного, успешного владельца похоронного бюро, и в первую брачную ночь он заставил ее лежать в ванне с ледяной водой, пока кожа не стала совсем холодной, а потом велел не шевелиться на постели и овладел ее хладным, недвижным телом.

Самое забавное, что женщина согласилась на это в первую брачную ночь – и продолжала соглашаться последующие десять лет брака, после чего написала «Дорогой Эбби», чтобы спросить, к чему все это.