Чак Паланик - Бойцовский клуб [litres]

Тогда-то, стоя в нашей кухне вместе с Марлой, я понял, что` сотворил Тайлер.

«УЖАСНО МОРЩИНИСТА».

И сообразил, почему он отправил матери Марлы конфеты.

«ПОЖАЛУЙСТА ПОМОГИ».

Марла, тебе не следует заглядывать в морозилку, говорю я.

– Почему? – удивляется Марла.

– Мы не едим красное мясо, – говорит мне Тайлер в «импале», а куриный жир не годится – мыло не застынет. – Это вещество наживет нам состояние. Мы оплатили аренду этим коллагеном.

Тебе следовало рассказать Марле, замечаю я. Теперь она думает, будто это моих рук дело.

– Омыление, – продолжает Тайлер, – это химическая реакция, необходимая для производства хорошего мыла. Куриный жир не годится, как и любой другой жир с высоким содержанием соли. Послушай, у нас крупный заказ. Вот как мы поступим: отправим матушке Марлы конфеты и, может, пару кексов.

Вряд ли это сработает.

В общем, Марла заглянула в морозилку. Ладно, сначала возникла небольшая потасовка. Я пытаюсь остановить ее, пакет, который она держит, падает на линолеум и рвется, мы оба скользим в жирной белой грязи и пытаемся сдержать рвоту. Я обхватываю Марлу сзади за талию, прижимая руки к телу, ее черные волосы хлещут меня по лицу. Я повторяю, снова и снова: это не я. Это не я.

Я этого не делал.

– Моя мама! Ты ее размазал!

Нам требовалось мыло, объясняю я, прижавшись лицом к ее уху. Требовалось постирать мои брюки, оплатить аренду, починить газопровод. Это был не я.

Это был Тайлер.

– О чем ты? – кричит Марла и выкручивается из юбки.

Я пытаюсь подняться с жирного пола, хватаясь за ее индийскую ситцевую юбку, а Марла в трусиках, туфлях на танкетке и пейзанской блузке распахивает морозилку, в которой нет коллагенового трастового фонда. Есть только две старые батарейки от фонарика, и все.

– Где она?

Я уже отступаю назад, руки и туфли скользят по линолеуму, задница протирает на полу чистую полосу, тянущуюся прочь от Марлы и холодильника. Я держу перед собой юбку, чтобы не видеть лица Марлы, когда она узнает. Правду.

Мы сделали из него мыло. Из нее. Из матушки Марлы.

– Мыло?

Мыло. Кипятишь жир. Смешиваешь со щелоком. Получаешь мыло.

Когда Марла начинает визжать, я швыряю в нее юбку и бегу. Поскальзываюсь. Снова бегу. Она гонится за мной по первому этажу, огибая углы и отталкиваясь от оконных рам. Поскальзываясь. Оставляя грязные, жирные отпечатки ладоней на цветочных обоях. Падая и врезаясь в стенные панели, поднимаясь, снова пускаясь в погоню.

– Ты сварил мою маму! – орет Марла.

Тайлер сварил ее маму.

Марла визжит позади меня.

Тайлер сварил ее мать.

– Ты сварил мою мать!

Парадная дверь по-прежнему распахнута.

А потом я оказался на улице, и Марла вопила позади в дверном проеме. На бетонной дорожке ноги не скользили, и я помчался дальше. И бежал, пока не нашел Тайлера – или Тайлер не нашел меня – и не рассказал ему, что случилось.

Держа пиво, мы растягиваемся на сиденьях, я – спереди, она – сзади. Наверное, Марла до сих пор в доме, швыряет журналы в стены и обзывает меня придурком и монстром, двуличным ублюдком-капиталистом. Мили ночи между мной и Марлой кишат насекомыми, меланомами и жадными до плоти вирусами. Там, где я нахожусь, не так уж плохо.

– Когда в человека попадает молния, – говорит Тайлер, – его голова обгорает до дымящегося бейсбольного шара, а застежка-молния сплавляется намертво.

Я спрашиваю: сегодня мы достигли дна?

Тайлер откидывается назад и произносит:

– Если бы Мэрилин Монро была жива, чем бы она сейчас занималась?

Спокойной ночи, говорю я.

Клочья обивки свисают с потолка.

– Царапала бы крышку гроба, – говорит Тайлер.

Босс стоит очень близко к моему столу и улыбается, не разжимая растянутых губ. Его промежность – у моего локтя. Я отрываюсь от сопроводительного письма для кампании по отзыву. Эти письма всегда начинаются одинаково:

Это уведомление отправлено вам в соответствии с требованиями закона о безопасности автомобильного транспорта. Мы установили, что существует дефект…

На этой неделе я применил платежную формулу – и в кои-то веки A умножить на B умножить на C оказалось больше стоимости отзыва.

На этой неделе причина – в маленьком пластмассовом зажиме, который держит резинку на дворниках лобового стекла. Одноразовая штука. Затронуто всего две сотни автомобилей. Затраты на рабочую силу минимальные.

Прошлая неделя была более типичной. Тогда проблема заключалась в коже, обработанной некой известной запрещенной тератогенной субстанцией, которую по-прежнему используют в странах третьего мира. Нечто настолько крепкое, что вызывает врожденные дефекты у плода беременной женщины. На прошлой неделе никто не звонил в министерство транспорта, не запускал процедуру отзыва.

Новая кожа, помноженная на рабочую силу и на административные издержки, превысит наш доход за первый квартал. Если кто-нибудь когда-нибудь обнаружит нашу ошибку, мы отсыплем немало деньжат скорбящим семьям, прежде чем хотя бы приблизимся к стоимости переобивки шестидесяти пяти сотен салонов.

Однако на этой неделе мы запускаем кампанию по отзыву. И ко мне вернулась бессонница. Бессонница вернулась, и теперь весь мир планирует нагадить мне на могилу.

На боссе серый галстук, значит, сегодня вторник.

Босс кладет мне на стол лист бумаги и спрашивает, не потерял ли я чего. Этот лист остался в ксероксе, говорит он, и начинает читать:

– Первое правило бойцовского клуба: бойцовский клуб не обсуждают.

Его взгляд скользит по бумаге, он хихикает.

– Второе правило бойцовского клуба: бойцовский клуб не обсуждают.

Я слышу, как он произносит слова Тайлера. Мистер босс с его брюшком, семейной фотографией на рабочем столе и мечтах о ранней пенсии и зимах, проведенных на трейлерной стоянке в аризонской пустыне. Мой босс с его перекрахмаленными рубашками и непременной стрижкой каждый вторник после ленча смотрит на меня и говорит:

– Надеюсь, это не твое.

Я – Кипящая Ярость Джо.

Тайлер попросил напечатать правила бойцовского клуба и сделать десять копий. Не девять, не одиннадцать. Десять, сказал Тайлер. Но у меня бессонница, и я уже три ночи не спал. Наверное, это оригинал. Я сделал десять копий и забыл оригинал. Мысленно вижу перед собой копировальную машину. На расстоянии бессонницы от мира, копия копии копии. Ты ни до чего не можешь дотронуться, и ничто не может тронуть тебя.

– Третье правило бойцовского клуба: два человека на бой, – читает босс.

Мы не моргаем.

– По одному бою за раз.

Я не спал три дня, если только это не сон. Босс трясет бумагой у меня под носом. Что это, хочет знать он. Я играю в игры в рабочее время? Мне платят за работу, а не за игры в войнушку. И не за нецелевое использование ксерокса.