Дина Хапаева - Занимательная смерть. Развлечения эпохи постгуманизма

Наряду с зомби и вампирами существует еще одно действующее лицо, его иногда характеризуют как «образцовую современную знаменитость». Это серийный убийца, объект пристального общественного интереса. Об этом, в частности, свидетельствует появление нового одноименного ежеквартального журнала. Его основатель заявил: «Наше внимание сконцентрировано исключительно на серийных убийствах, ибо интерес к этой теме у публики ярко выраженный и неослабевающий» [456] Ramsland K. Serial Killers Only. www.psychologytoday.com/blog/shadow-boxing/201402/serial-killers-only. . Еще одно проявление танатопатии: популярность различной сувенирной продукции и предметов искусства, связанных с серийными убийствами, вокруг которой выросла целая индустрия. Дэвид Шмид, автор работы «Прирожденные знаменитости: серийный убийца и американская массовая культура», говорит о «мощной специализированной индустрии», которая стала «определяющей чертой американской массовой культуры начиная с 1970‐х годов. Бесконечный поток фильмов, журналов, футболок, игральных карт, видео- и DVD-записей, книг, веб-сайтов, телепрограмм — все это выдвинуло фигуру серийного убийцы на первый план» [457] Schmid D. Natural Born Celebrities: Serial Killers in American Culture. Chicago: University of Chicago Press, 2005. I. .

Серийные убийцы четко осознают свою способность привлекать к себе внимание общественности. Филип Дженкинс, который проанализировал бум серийных убийств в начале 1990‐х в книге «Используя убийство: социальная конструкция серийного умерщвления», описывает случаи, когда серийных убийц побуждала к преступлению именно возможность стать знаменитым [458] Jenkins J. Ph . Using Murder. P. 93. . По мнению Шмида, у такого преступника личностная самооценка зависит от совершаемых им убийств: «я — знаменитость» [459] Schmid D. Idols of Destruction: Celebrity and the Serial Killer // Framing Celebrity: New Directions in Celebrity Culture / Ed. S. Holmes, S. Redmond. London: Routledge, 2012. P. 302. . Шмид считает, что бесчисленное количество фильмов на эту тему, созданных в 1990‐х — начале 2000‐х, было реакцией на возникновение культуры поклонников серийных убийц.

Собственно говоря, этот феномен возник на волне уже имеющегося массового интереса к монстрам — вампирам и зомби, следуя за которым главным героем кино- и телефильмов стал серийный убийца и/или каннибал. С точки зрения Мелиссы Розенберг, автора и исполнительного продюсера сериала «Декстер» (2006–2013), главный герой которого — эксперт судебной медицины и при этом неисправимый серийный убийца, «…напрашивается аналогия с сагой „Сумерки“»; Декстер — это «правильный» серийный убийца, он старается «обуздать своих внутренних демонов» [460] Rafferty T. Love and Pain and the Teenage Vampire Thing // New York Times. 2008. October 31. . Этот персонаж представлен в качестве своеобразного мстителя, выслеживающего и уничтожающего преступников, которых не покарал закон.

Некоторые исследователи, включая Филипа Симпсона, проследили взаимосвязь между серийными убийцами и вампирами, выявив некоторые точки соприкосновения между ними [461] Simpson Ph. L . Psycho Paths. P. 43. См. также: Edmundson М. Nightmare on Main Street: Angels, Sadomasochism, and the Culture of Gothic. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1999. P. 9, 12. . Дженкинс показал, что эта связь проявляется в конце 1980‐х годов, когда журналисты стали время от времени именовать реальные преступления «вампирскими умерщвлениями». Одного из таких убийц, Ричарда Трентона Чейса, даже называли «киллер Дракула». По мнению Дженкинса, серийный убийца может рассматриваться как замещение всех предрассудков, связанных со сверхъестественным: «Коль скоро серийные убийцы не вымышленные чудовища, они максимально близки к реальности и воспринимаются в контексте века науки. С конца 1970‐х годов художественное воображение, применимое к образам серийных убийц, совершило сдвиг в сторону изображения монстров, звероподобных существ, восстающих против общества» [462] Jenkins J. Ph . Using Murder. P. 19–20. . Подчеркивая реализм этого персонажа, он полагает, что «в наши дни серийный убийца пришел на смену своим мрачным предшественникам — упырям, оборотням, ведьмам, черным магам, еврейским заговорщикам» [463] Ibid. P. 113. . Процесс слияния образов серийного убийцы и сверхъестественного монстра достиг апогея в 1992 году, «когда в качественном документальном сериале PBS „Передний край“ появился заголовок „Монстры среди нас“. Речь шла о преступлениях на сексуальной почве, в частности, объектом анализа был Уэстли Додд» [464] Jenkins J. Ph . Using Murder. P. 118. . Дженкинс поясняет, что понятие «серийный убийца» трактовалось как «опасный чужак», «монстр», «справиться с которым можно лишь силами общественного правопорядка» [465] Ibid. P. 114. .

В то время как вампиры оставили привычку превращаться в летучих мышей, а также спать в гробах, серийный убийца перенял у современного вампира безукоризненные манеры, выдающийся интеллект и элегантность. Сесиль Грик и Кэролайн Джоан Пикар пришли к выводу, что в фильме «Генри» (история серийного убийцы, основанная на реальных фактах) есть отголоски готической символики [466] Greek C., Picart C. J. The Compulsion of Real/Reel Serial Killers and Vampires. P. 43, 62, 64. . По их мнению, создатели некоторых других фильмов «эксплуатируют соблазнительный шарм вампирской мифологии; серийный убийца — обаятельный и элегантный ницшеанский „сверхчеловек“, он позиционирует себя выше буржуазных понятий о добре и зле» [467] Ibid. P. 45. . Но, несмотря на это точное обобщение, они не задались вопросом, как образ серийного убийцы влияет на наше представление о людях и ценности человеческой жизни. Они также не попытались связать эволюцию этих монстров с концепцией человеческой исключительности или общественными переменами в ритуалах и обрядах, происходящими в последние несколько десятилетий.

По мнению некоторых исследователей, например Дэвида Шмида, серийный убийца — феномен «типично американский, абсолютнейшая аномалия современной культуры в США» [468] Schmid D. Natural Born Celebrities. P. 24, 25. . Такого рода преступника еще иронично именуют «подлинный американец — романтический образ, вроде ковбоя» [469] Achenbach J. Serial Killers Shatter Myths of Fact, Fiction // Washington Post. 1991. April 28. . Но случай России показывает, что популярность серийных убийц приобрела глобальный характер.

В России серийный убийца оказался в центре общественного внимания в 1990‐е; и здесь также наметилась тенденция слияния этого образа с образом вампира. У Лукьяненко в «Ночном дозоре» один из вампиров, Максим, ведет себя точно как серийный убийца. Описание его действий совпадает с психологическими характеристиками этой патологии. Максим в этой истории — персонаж положительный, его чувства к жертвам играют важную роль в повествовании, и предполагается, что читатели будут сочувствовать ему, а не его жертвам. Еще не осознавая своей вампирской сущности, Максим склонен верить, что его предназначение — отличать хороших людей от плохих и заняться ликвидацией последних. Следуя своему «призванию», он убивает молодую женщину, затем отца маленького мальчика, а потом покушается на жизнь двенадцатилетнего ребенка. Но ни эти сцены, описанные с натуралистическими подробностями [470] Лукьяненко С. Ночной дозор. С. 182. , ни даже тот факт, что его жертвы не были ни в чем виноваты, в том числе и с позиции вампирской логики, не должны бросить тень на Максима. Лукьяненко, напротив, взывает к читательским эмоциям и называет его «совершенно одиноким магом Света» [471] Там же. С. 271, 277. . В конечном счете Максим становится верховным судьей, арбитром в противостоянии Света и Тьмы, которому автор дает право вершить судьбы своего воображаемого мира. Персонажи «Ночного дозора», как и герои многих других постсоветских текстов, призваны продемонстрировать свое превосходство над всеми нормами «ханжеской традиционной морали».