Борис Камов - Рывок в неведомое

Образ Эммы в какой-то мере был навеян воспоминаниями о телефонистке Стасе, и Голиков наделил Эмму такими чертами, которые хотел бы видеть в Стасе.

Дней десять Голиков работал с утра до вечера, пока не обнаружил, что во второй половине дня начинает уставать и уже почти ничего не делает, а только по многу раз обводит пером уже написанные буквы и строки.

Чтобы повысить продуктивность, Голиков стал после обеда уходить в Публичную библиотеку. Там он читал подряд все журналы, смотрел новинки литературы. В библиотеке голова отдыхала. И за утро он стал успевать гораздо больше. А то случалось еще и так: он возвращался из библиотеки, садился к столу и работал часа полтора.

В том, как теперь складывалась его жизнь, Голикова все устраивало, кроме одной малости: стремительно таяли деньги. Тратить ровно полтинник в день не удавалось. То он спускался в столовую обедать, то в библиотеке не удерживался и отправлялся в буфет. Два раза был в театре, смотрел «Маскарад» с Юрием Юрьевым в роли Арбенина и пустенькую комедию с великим комическим актером Константином Александровичем Варламовым. Содержание комедии он бы не смог даже пересказать, но помнил, что, сидя на галерке, хохотал без остановки вместе с залом.

А ночью приснился сон.

Повторяющийся сон по схеме № 2, записанный А. П. Гайдаром:

«Я приезжаю в отпуск. Встречают со сдержанным удивлением. В это время развертываются какие-то события. Чаще всего назревает антисоветское восстание (еще не восстание, но вот-вот оно вспыхнет). Масса движения. Масса народу. Всевозможные группировки и комбинации, но я никак не могу найти своего места.

Я теряю всякую ориентировку. И наконец в момент восстания остаюсь — в самой гуще — одиноким и изолированным.

Я вынимаю маузер и стреляю. Оказывается, что я стреляю по своим. Тогда — в дикой злобе на самого себя — я стреляю себе в голову.

Огромный бледно-желтый огонь. Сильный удар. Острая мгновенная мысль: «Все кончено»...

Газетная сенсация

Бывая в Публичной библиотеке, Голиков зашел однажды в газетный зал: ему захотелось посмотреть газету «Красноярский рабочий». И воистину зверь бежит на ловца: почти сразу он увидел заголовок «Конец бандитов». В небольшой репортерской заметке говорилось, что «в селе Соленоозерное двумя лицами комсостава ЧОНа и двумя бойцами-коммунарами при столкновении с бандой Соловьева убиты: бандит-главарь Соловьев, его помощник Чихачев и два рядовых бандита, четыре рядовых бандита взяты в плен. Подробности будут даны дополнительно».

Первая мысль была: «Все, с Соловьевым покончено». И тут же: «Сколько же народу оставалось у «императора тайги», если с ним и его окружением справились всего лишь четыре человека? И четверо бандитов еще сдались при этом в плен?»

Голиков с болью подумал об Аграфене: видела ли она Соловьева мертвым? Ведь она его когда-то любила. И еще Аркадий Петрович с облегчением подумал, что Митька-хакас и Гаврюшка смогут наконец вернуться к себе домой. Но цел ли дом? Не сжег ли его Астанаев? Да и где сам Астанаев? Этот, наверное, перехитрил всех, в том числе и самого Соловьева,

Неожиданно Голиков улыбнулся, подумав: «А много, наверное, сейчас станут играть свадеб...»

И вдруг он почувствовал: в нем просыпается зависть, что в последней операции довелось участвовать не ему. Кто эти безымянные командиры? Один наверняка Заруднев. А второй? Пашка? Но Пашка Цыганок, скорей всего, зубрит свою химическую и разведывательную науку и не знает, что Соловьев мертв.

«Как же они посмели его убить? — внезапно подумал Голиков. — Ведь Соловьев нужен был живой, чтобы вернуть награбленное. Банда обобрала целый край. Грабили и русских, и хакасов. Отнимали золотые монеты, кольца, серьги, бусы, особенно ценились кораллы. За один камешек давали быка. А за коралловые подвески — целое стадо. Куда все это свезено, где закопано? Знают ли расположение тайника те четверо, что сдались? Вряд ли. Соловьев был недоверчив...»

Голиков долго ходил по длинным коридорам библиотеки, пока не вспомнил: «Должен быть подробный рассказ».

Он вернулся в зал, начал дальше листать подшивку и увидел большой, во всю страницу заголовок: «Конец банды Соловьева».

Глаза жадно выхватывали строчки: «...убежавший из Красноярской тюрьмы в 1920 году казак Соловьев...» Голиков машинально поправил репортера: «Не в Красноярске — в Ачинске его держали. И бежал он по дороге, когда его вели с работ. Из Красноярской тюрьмы он бы вряд ли убежал. Там побег ему было бы труднее подстроить. И труднее добираться домой: могли перехватить в поезде. А тем, кто задумал соловьевщину, Соловьев нужен был в родных местах».

«...сине-бело-красное знамя», — читал Голиков.

И дальше: «...налетали на мирных жителей, вырезали целые семьи беззащитных окрестных крестьян, выжигали улусы, насиловали женщин. Банда росла, крепла при поддержке терроризированных крестьян... Чем дальше, тем отчаяннее и кровожаднее становилась шайка... Упорство на упорство. Пуля на пулю. Чоновцы наседали все настойчивее. Тесно сжимались железные тиски. Банда задыхалась, таяла...»*

Переговоры

Последнее время Соловьев поутихомирился. Все реже налетал и отбирал. Больше того, иногда просил, а то и покупал муку, овец, сыр, араку, платил царскими рублями с профилем Николая Второго. С Соловьевым не торговались. За серебряный рубль отдавали овцу, за полтинник — мешок муки. И прятали эти полтинники и рубли и потом показывали самым близким людям: вот, мол, из рук самого Ивана Николаевича, — будто были это не деньги, а пожалованные медали.

В стратегическом плане такое мероприятие означало, что банда ослабла и не рисковала уже грабить издерганное и сильно оскудевшее население. Но люди в доброту Соловьева по-прежнему не верили. Опасались ездить на базары и в гости. Глохла охота, почти прекратился промысел кедрового ореха, люди боялись идти в тайгу. И это в Сибири, где тайга была кому подспорьем, а кому и просто кормилицей.

И Николай Ильич Заруднев понял новую ситуацию так, что Соловьев созрел для переговоров.

Но для того чтобы Соловьев согласился сдать оружие и выйти из леса, нужны были гарантии, что все предложенные «горным партизанам» условия будут соблюдены. Заруднев учел, что выйти из леса «императору тайги» предлагал еще и Голиков. Но разговор получился стихийным, никакой бумаги в ту минуту Голиков Соловьеву предъявить не смог. Разговор закончился ничем. И Заруднев попросил прежде всего доставить ему из Красноярска необходимый документ. В нем говорилось:

Исполком Енисейской губернии дает настоящую гарантию в следующем.

Если члены «белого горно-партизанского отряда» имени Великого князя Михаила Александровича под командой И. Н. Соловьева добровольно сдадутся в плен и сложат оружие, то всем гарантируется жизнь. Рядовые тут же будут отпущены домой.