Борис Камов - Рывок в неведомое

А «император всея тайги», отчасти уже бывший, и начальник боевого района подумали об одном и том же: жаль, что нет фотографа...

Оба в этот момент забыли: Заруднев — что совершенно не был уверен в приезде Соловьева, а Соловьев — что до последнего часа метался в лесу, решая: ехать или лучше остаться. Он опасался, что на первое вместо обеда будет ему предложена пулеметная очередь, а на второе — несколько гранат, И только его помощник, Чихачев, сказал:

— Иван Николаевич, ты что? Заруднев приглашает тебя честь по чести в села, средь бела дня.

Но и этот довод Соловьева не убедил, и он позвал к себе шамана, того самого, что был на празднике тум-пайрам. Шаман довольно долго гадал на бараньей лопатке, обожженной в огне. Наконец сказал:

— Езжай в Форпост. Обмана не будет.

— Ежели вернусь живой, получишь от меня пять золотых монет, — пообещал Соловьев. — А ежели убьют, не обижайся, ты жить тоже не будешь. Я об этом позабочусь.

И вот встреча состоялась. Красный и белый командиры держат за руки друг друга. Завтра об этом рукопожатии будет знать вся Хакасия. И вся Хакасия будет говорить, что Заруднев встретил Соловьева с почетом.

«Все должно быть по-честному, — думал, успокаиваясь, Соловьев. — У мужика этого, Заруднева, хорошее лицо. Ни робости, ни лукавства. И не прячет глаза».

«Сильный мужик, — думал о Соловьеве Заруднев, — но в лесу одичал, на людях теряется. Напряжение и недоверие в зрачках. В любой момент способен что-нибудь выкинуть».

И был невиданный по хлебосольству обед. Пили фабричную водку, российский самогон из хлеба и хакасскую араку из молока. Разгулявшись, Соловьев велел принести из вьюков настоящую «Смирновскую», которая сохранилась бог ведает с каких времен.

Заруднев с Соловьевым перешли на «ты».

И Соловьев спросил:

— А что, Николай Ильич, в Москве и Калинин про меня знает?

— Знает.

И еще Соловьев спросил:

— Коли отсижу я свой срок и выйду на волю, возьмешь меня к себе служить?.. К тебе служить пойду.

— А для чего тебе, Иван Николаевич, служить у меня?

— Спокойно мне с тобой.

Соловьева с его людьми оставили ночевать в той же избе, расставив вокруг часовых, чтобы никто в дом не залез и не учинил провокации. Заруднев с ближайшим окружением ночевал в соседнем доме. Но спал Заруднев ровно час. Нужно было к рассвету, когда проснется «император тайги», приступить к переговорам. От разведчиков Николай Ильич знал: сколько бы ни выпил Соловьев, к пяти утра он вскакивает свежий и бодрый.

В начале шестого в самом деле ожил отданный Соловьеву дом, к этому времени был готов и завтрак. Но гости, пропустив по маленькой — больше не позволил атаман, — нажимали на квас, на рассол и моченую бруснику.

После еды Соловьев и Заруднев остались в доме, имея при себе по одному помощнику. Заруднев положил на стол оригинал гарантийного письма и уже на словах растолковал, что амнистия была, а по ней сокращается любой срок заключения. А на Седьмое ноября и Первое мая будет новая. И в самом худшем случае (все решать за суд Заруднев не мог) Соловьев просидит в тюрьме не больше трех лет. Если же, не дай бог, они сейчас не договорятся и Соловьев попадет к нему, Зарудневу, в плен в бою, то высшая мера. Да и подчиненным придется круче.

И Соловьев, который уже поверил Зарудневу, сказал:

— Будь по-твоему. Все оружие, которое имеется у нас, сдаю.

— Иван Николаевич, только со мной не хитри. Восемь винтовок и несколько пистолетов — это не все оружие, которое у тебя имеется.

— Верно, остальное сдам тоже. Мне оно больше ни к чему.

— И нужно сдать золото.

Соловьев обиженно вскинул голову:

— Какое еще золото? Кое-что, конечно, имелось. Но я раздал своим подчиненным за верную службу. И тем, кто уходил по-доброму от меня. Должен человек иметь средства на обзаведение? Верно? А теперь и за продукт плачу.

— Знаю. Платишь, но серебром. И спорить не будем. Есть у тебя золото. И много. Ты хочешь, чтобы все было по-честному. Тогда и ценности, взятые на рудниках и у населения, нужно вернуть. Это на суде тоже будет принято во внимание.

Разговор о золоте явно огорчил Соловьева. Он готов был сдать оружие: собирать новую ватагу после тюрьмы он не собирался. А золото и камушки ему как раз могли понадобиться, когда он выйдет на свободу.

Кончилось тем, что гости, еще раз пообедав почти без выпивки, сложили посреди большой комнаты винтовки, патронташи, несколько гранат и пистолетов. Соловьев отцепил и протянул Зарудневу свой маузер и собирался отцепить саблю в серебряных ножнах, с камнями. Но Заруднев сказал:

— Саблю пока оставь себе. Что это за казак без сабли? Сдашь потом.

Это «император тайги» оценил тоже.

Договорились, что Соловьев с отрядом возвращается в лес, они собирают, грузят оружие и всякое другое имущество и появляются в Форпосте ровно через неделю снова к обеду.

О том, что в Форпосте состоялась такая встреча, в газетах пока сообщать не стали, а что готовится выход Соловьева и его людей из тайги, дали знать в Красноярск и Ужур. Редакции газет прислали своих репортеров. А «Красноярский рабочий» направил и фотографа. Тот успел надоесть Зарудневу, требуя, чтобы командир показал точное место, где он будет встречать Соловьева, чтобы можно было заранее поставить массивный аппарат на треноге.

Накануне дня выхода Соловьева к Форпосту потянулись вереницы всадников, телеги. Много народу двигалось пешком. Вокруг Форпоста снова возникли палатки, вспыхнули костры, постепенно сложился табор. Такое столпотворение тут видели до этого лишь один раз: когда Голиков открывал свой театр.

Заруднева наплыв публики не обрадовал, а растревожил. У него возникло опасение, как бы Соловьеву при большом стечении народа не захотелось покуражиться или гордо переменить решение, поставив невыполнимое условие.

А Соловьев куражиться не стал. Он просто не явился.

Еще не смея поверить в провал своей миссии, в такое вероломство бывшего «императора тайги», Заруднев высказал предположение, что Соловьев, возможно, перепутал дни и явится завтра. Так неофициально было сказано репортерам и тем, кто прибыл в Форпост издалека и спрашивал, ждать ли Соловьева или ехать обратно.

Однако на следующий день Соловьев не явился тоже и никого не прислал. Видимо, испугался. Или не поверил, что за все вины его ждет столь легкое наказание.

А могло быть и так: его помощники, понимая, что придется сдать золото, и видя колебания своего командира, уговорили его попытаться бежать за рубеж.

В сторону границы спешно было направлено несколько отрядов. Они перекрыли многие дороги. Побег в Монголию становился для Соловьева весьма проблематичным.

Усложнилось и положение Заруднева. По стране шла демобилизация. После того как выяснилось, что банда Соловьева насчитывает всего девять сабель, Зарудневу оставили двадцать бойцов. Таков теперь был гарнизон всего боевого района. Надежд изловить банду со столь малыми силами не было никаких. Нужно было попытаться уговорить.