Борис Камов - Рывок в неведомое

Но Голиков всегда боялся своего азарта и молниеносных решений, если их подсказывали досада или злость. Он знал: на войне это плохие советчики.

Вопреки первоначальному намерению, Аркадий Петрович с холма отправился не в штаб, а к себе домой. Взбежав на крыльцо, он нетерпеливо постучал в окошко.

— Случилось что?! — взволнованно спросила Аграфена, впустив его в избу.

— А ты бы не прогулялась на Песчанку? — ответил он ей.

— А чего я там не видела?

— Ивановы разбойнички, по-моему, там что-то затевают. Делать ничего не нужно. Только убедись, что они там. И сколько их. Приблизительно.

— А ежели они меня схватят да начнут тобой интересоваться?

— Если там будет Иван, он тебя отпустит. Объяснишь, что тебе нужен песок — собираешься перекладывать печку. А ежели Ивана не будет, скажи, что ты его соседка. Думаю, бандиты тебя не тронут. А если сподобишься увидеть самого, то вряд ли он тебя будет расспрашивать обо мне. Найдутся у вас другие предметы для разговора.

— А если все же спросит про тебя?

— А что ты знаешь обо мне? Разве я с тобой разговариваю о делах? Скажи: твоя забота вовремя сварить мне суп.

— А к Анфисе ходим?

— Подруги вы с ней. Вот и приглашает нас в гости.

Аграфена посмотрела на него долгим, обиженным взглядом.

— А что, господин начальник, ты думаешь, что я из железа? И ничего не боюсь? И встретиться с Иваном для меня одна радость?

Задор у Голикова пропал: ему стало стыдно.

— Я бы сам пошел — мне нельзя. И бойцов послать не могу: их сразу заприметят. И кроме тебя, просить некого. Если не можешь — извини. Война, конечно, занятие не для женщин.

— Ладно. Съезжу на Песчанку.

В штабе Голиков распорядился объявить подъем, выдать каждому бойцу на завтрак, сверх пайка, по четверти буханки хлеба и по куску сала. Остальные решения зависели от результатов разведки.

Аграфена появилась часа через два. Войдя в кабинет, она, дурачась, поднесла перевернутую ладонь к виску:

— Так точно, Аркадий Петрович, в ямине, откуда брали песок, прячутся. Вся Иванова конница там стоит. Коней тридцать, не меньше. Ты что, колдун, что их там угадал?

— А что они собираются делать? — спросил он.

— Не спрашивала. Когда я издали смотрела, они варили в огромном казане кашу. Ближе я подойти боялась, чтобы не оставили обедать, а заодно и ночевать.

Аграфена доложила о своей разведке весело. Для нее заботы и страхи остались на том берегу. А для Голикова заботы только начинались.

Песчанкой называли небольшой холмистый остров, который образовался посреди русла реки. На Песчанке никто не жил. Тут рос по преимуществу ракитник, и отсюда местные жители брали песок для своих нужд.

В том, что «горные партизаны», перейдя речку на мелководье, расположились на Песчанке, не было случайности. Соловьев бросал вызов. Если промолчать, сделать вид, что никто бивак не заметил, Соловьев в следующий раз мог поставить свой лагерь прямо на Казачьем холме. Вызов требовал стремительных ответных действий. Но и в том, что ситуация требовала моментального решения, казалось Голикову, тоже заключался неразгаданный умысел: Соловьев ничего не делал просто так.

Аркадий Петрович, не проявляя поспешности, пригласил к себе Никитина и Мотыгина, изложил им свой план, который, в свою очередь, должен был озадачить уже Соловьева.

Спустя часа полтора отряд чинно, с громкой песней «Как родная меня мать провожала» проехал по селу. На залихватскую песню высунулись из-за оград и заборов люди. Песня их обрадовала и взбодрила. В Форпосте уже давно не пели.

На краю деревни отряду встретились два старых хакаса. Они посторонились, пропуская кавалеристов, и Голиков услышал, как один старик спросил у другого: «Хайдар [3] Хайдар — куда, в какую сторону. Местных жителей постоянно волновало, куда направляется Голиков со своим отрядом. Голиков?.. Хайдар?» Второй что-то ответил.

«Интересное слово «хайдар», — подумал Голиков. — Любопытно, как оно переводится: начальник, командир, джигит?»

Продолжая думать, что «хайдар» — это «начальник» или «командир», Аркадий Петрович стал с тех пор в шутку называть хайдаром себя. Только произносил он это слово с взрывным «г» — Гайдар. Вскоре в грустную минуту он даже сочинил стихотворение:

Отряд под командой Голикова двинулся в сторону Елового лога, мимо старых, замшелых овчарен, а затем повернул налево, к Кривому озеру, которое примыкало к Июсу. Километра через полтора-два появились полуразрушенные строения — кошары [4] Кошара — овчарня, загон для овец. . За ними шел мелкий кустарник. Сквозь его голые, только начинавшие зеленеть ветви просвечивала серая, по-весеннему холодная вода реки. За ней метрах в двадцати желтел крутой песчаный берег. Там тоже рос густой кустарник. Из его зарослей к небу тянулся дым нескольких костров. Доносились громкие мужские голоса. Это и была Песчанка, которую соловьевцы, не таясь, обживали.

С появлением чоновцев голоса на противоположном берегу сделались глуше, но костры продолжали дымить.

Отряд же Голикова, остановись возле кошар, дальше, к реке, не пошел. Аркадий Петрович минут десять наблюдал за тем, что происходило на Песчанке. Поведение соловьевцев заставило его задуматься. Вопреки первоначальному намерению он коротко бросил:

— Привал!.. Разжечь костры! Кипятить чай!

Для чая были одни котелки.

— Товарищ командир, а где брать воду? — озабоченно спросил Мотыгин.

— В реке. Только слева, за поворотом.

Голиков не любил лишнего риска.

Вспыхнули костры возле кошар. Повисли над огнем на рогулинах солдатские котелки. Не заметить отряд Голикова «горные партизаны» не могли, но уходить с Песчанки они не собирались. Люди Соловьева чего-то ждали. Чего?..

А пока что другая, меньшая часть отряда под командой Никитина направилась в противоположную сторону от Форпоста, миновала кладбище, Казачью горку и шла вдоль пустынного берега реки.

На Песчанке стали проявлять нервозность. Прекратилось конское ржание — видимо, лошадей отвели подальше от берега, — попритухли костры: дымы от них тянулись вверх уже тонкими, жидкими струями. Группа соловьевцев пристроилась с винтовками за кустами на высоком обрыве.

Между тем в котелках вскипел чай. Бойцы принялись его пить, спеша согреться. С обрыва бивак был отлично виден, но «белые партизаны» не снимались с места и не открывали огня. Что им на самом деле было тут нужно?.. Впервые за два с лишним года соловьевцев и красноармейцев разделяли несколько десятков метров, и ни одна из сторон не спешила начать стрельбу.