Борис Камов - Рывок в неведомое

— Голик, — сказал Гаврюшка, — ты не сволочь, не сволочь... — И он снова кинулся к отцу.

Митьку с Гаврюшкой увели кормить и поить. Народ стал расходиться. Главное дело было закончено. Помня, сколько за утро они с Пашкой допустили промахов, Голиков посчитал за благо поскорей убраться восвояси. Но старики уже не спешили обратно в шатер. Наоборот, они о чем-то энергично спорили. Шаман, загадочно улыбаясь, слушал, а Кульбистеев был расстроен.

Голиков знал, что каждый из стариков ведет точный счет его с Соловьевым побед и поражений. Сорвалось ночное покушение в доме Аграфены — очко в пользу Голикова. Соловьев тут же заявил, что Голиков истязает Митьку, — три очка в пользу «императора тайги». Но вот Голиков отпустил целого и невредимого Митьку. Завтра об этом будет знать вся Хакасия — пять очков в пользу Голикова.

Теперь начбоерайона бросил вызов «императору тайги». Примет ли его Соловьев? Отпустит ли Митькину жену? Если отпустит, счет сравняется, но ответ следовало ждать через два- три дня.

Аркадий Петрович подошел к Никитину:

— Едем домой, Цыганок.

— Старики что-то затевают, — одними губами ответил Пашка. — Не пойму что. Только слышу: «Голик, Голик!»

— А знаешь, это уже неважно. Поехали.

Голиков приблизился к старикам:

— Уважаемый Наир-ага! Уважаемые старейшины! Спасибо за гостеприимство и угощение. Нам пора домой.

Никитин перевел. Наир-ага искренне огорчился, а в глазах Кульбистеева мелькнул испуг.

— Голик-ага, — ответил Наир, — наш праздник еще не кончился. Мы все просим тебя и твоего друга побыть с нами еще немного.

В поредевшей толпе, которая оставалась возле шатра, произошло новое волнение. И Голиков с Никитиным увидели, как давешний борец в желтой рубахе ведет отличного аргамака золотистой масти с длинным, до земли, хвостом. Аркадий Петрович залюбовался красавцем. Сам он продолжал ездить на касьяновском Голубке, низкорослом, местной породы, выносливом и неприхотливом, но мечтал, как всякий любитель лошадей, о быстроходном скакуне.

— Если это мне, — сказал он Цыганку, — я не возьму. Я не капитан-исправник.

— Нельзя, Аркаша, — печально ответил Никитин. — Такой обычай: ты им Митьку — они тебе лошадку. Здесь не спорь.

Наир-ага вместе с борцом в желтой рубахе подвел коня к Аркадию Петровичу.

— Почтенный начальник Голик-ага, — переводил Никитин слова аалбазы, — мы благодарим тебя за мудрость и великодушие и просим принять наш скромный подарок.

Аркадий Петрович, поколебавшись, взял повод, пожал руку Наир-аге и борцу, поцеловал жеребца в теплую шелковистую морду, отчего тот испуганно всхрапнул. Голиков понимал: приличие требовало тут же вскочить на коня и промчаться по полю, — но остерегся. Этот золотистый аргамак мог быть с норовом. И если бы конь сбросил незнакомого наездника, то Голиков надолго бы стал посмешищем в глазах хакасов, которые ездят верхом, еще не умея ходить.

Всё. Дипломатическая миссия была закончена. Пора было созывать бойцов и возвращаться в Форпост. Однако Наир-ага не собирался отпускать командира. Он впился тонкими, сильными пальцами в руку Аркадия Петровича.

— Почтенный Голик-ага, — произнес аалбаза на чистейшем русском языке.

Командир вздрогнул от неожиданности. Значит, старик понимал все их с Пашкой переговоры. Правда, ничего обидного он услышать не мог. И то, что Наир-ага вдруг заговорил по-русски, свидетельствовало прежде всего о доверии.

— Мы видели много начальников, — продолжал Наир- ага. — Их присылали и царь, и Колчак, и красные. Много мы слышали и о тебе. Одни говорили, что ты хороший. Другие — что ты жестокий и ни за что убиваешь людей. Не сердись, что я тебе это говорю. Мне скоро предстоит дорога в царство мертвых, и я уже ничего не боюсь. Сегодня мы все убедились, что ты незлобив. И в благодарность хотим тебе сделать еще один подарок. Одна из наших девушек, Мангира, выходит замуж. Через неделю у нее свадьба. А сегодня на празднике она проводит теенд-жек — девичник. Вместе с ней — по обычаю — приехало много ее подруг. Они тоже невесты, но им меньше повезло, чем ей. Теперь мало женихов, и дети редко рождаются в наших юртах. Кроме того, на праздник съехались самые красивые девушки Хакасии. Они надеются встретить здесь своих суженых. Но сначала мы хотели бы, чтобы невесту себе выбрал ты. Возьми себе в жены любую. Ты молодой. Надо, чтобы о тебе кто-нибудь заботился.

— Но у нас так не принято, — только и смог оторопело ответить начальник 2-го боевого района.

— Мы тебя просим, — настаивал Наир-ага. — Любой из нас готов стать твоим сватом.

Голиков увидел, что верный Цыганок давится от нервного смеха: такого поворота не ожидал даже он, великий знаток местных нравов. Теперь Аркадий Петрович догадался, почему так тонко улыбались старики.

— Что тебя смущает? — спросил Наир-ага. — Калым? Да, за невесту у нас отдают до десяти коров. Но ты не беспокойся. Мы знаем, что начальник ты большой, но при этом бедный. И калым мы тебе соберем, сколько бы ни запросили.

«Что им на самом деле нужно? — лихорадочно думал Голиков. — Чтобы я согласился или отказался? Предположим, я женюсь. Что дальше? Я становлюсь своим? Они будут рассчитывать на мое снисхождение? Но в чем? В борьбе с Соловьевым? Но если я перестану ловить Соловьева, меня уберут. А если я откажусь от нового «подарка» — обида сразу всем хакасам... Толковая голова изобрела этот план, беспроигрышный для них и заведомо проигрышный для меня, какой бы выбор я ни сделал. Похоже, Соловьев не зря прочит себе в министры Кульбистеева».

Голиков не знал, что ответить. Сказать, что женат?.. Не поверят. Отказаться смотреть невест? Будет глубокая обида. Согласиться на смотрины?.. Значит, приступить к выбору. Посмотреть и не выбрать — обидеть еще больше. И уже не только невест, но и их семьи.

Цыганок, судя по его озабоченно-растерянному виду, ничего посоветовать не мог. А Наир-ага ждать не стал. Не выпуская руки Голикова из своей, он повел его сквозь толпу на другой край обширного поля. За ним двинулись остальные старики, Кульбистеев и зеваки, которых снова оказалось рядом предостаточно, и всадники, которые сопровождали и охраняли карету и теперь держались ближе к командиру. Получилась немалых размеров колонна, только Голикова она уже не интересовала, потому что ему открылось небывалое по красоте и печальности зрелище.

На ровной площадке ломкой пестрой линией стояло великое множество девушек. Видимо, пока шел спор у шатра, по тайному приказу старейшин сюда собрали всех еще не засватанных невест. Многие из них прибыли из далекой глухомани с робкой надеждой встретить суженого. Тут были девушки уже не первой молодости, то есть двадцати и более лет. Их женихи погибли в отрядах красных или в полках Колчака или до сих пор служили у Соловьева, откуда им уже не было дороги к свадебному пиру и к новой юрте для новобрачных. Тут были и совсем еще молоденькие девочки, которых родители поспешили вывести «в свет».