Борис Камов - Рывок в неведомое

— Ты ежели идешь на свиданку к своей Анфисе, — раздраженно сказала Аграфена, — то лучше оставайся там и ночевать.

Она дострочила шов и ушла к себе в комнату.

Никитин щелкнул обоймой, сунул браунинг в карман брюк и направился в свою комнату. На друга он не смотрел. Павел знал: Голиков встречался с Настей. И полагал: время, проведенное Аркадием в доме Анфисы, заметно превысило служебную надобность.

— Обожди, — попытался остановить его Аркадий Петрович.

— Я и без того долго ждал, — огрызнулся Цыганок.

— Обожди, — повторил Голиков и увел Павла к себе.

Он пересказал угрюмому, несчастному Пашке, как прошла встреча с Настей. И хотя Павел сразу оценил важность сведений, доставленных Настей, и ту опасность, которая ей угрожала, лицо его повеселело: ревность, которой он терзался до рассвета, оказывается, не имела никаких оснований.

— Нужно подумать, — сказал Голиков, — кого послать вместо Насти, если ей придется уехать с Теплой речки.

— Хорошо.

— Сколько бойцов, по-твоему, должно участвовать в штурме?

— Человек сто пятьдесят.

— Думаю, больше.

— Конечно, лучше, когда больше. Но тогда Соловьев догадается: ты что-то затеваешь.

— Наши приготовления мы прикроем.

— Чем? Веточками? — Пашка говорил все раздраженней.

— Спектаклем. А теперь идем спать.

...Кроме первого акта «Горе от ума», Голиков задумал показать «живую газету».

Стихотворные тексты Аркадий Петрович сочинил сам. Были тут и частушки о происках мировой буржуазии, и куплеты о Соловьеве: мол, объявил себя «императором тайги», а нет ему покоя и в глухой тайге.

«Звездою» этой части представления должен был стать Пашка. Они договорились, что Цыганок будет петь под гармонь куплеты (а хор станет ему подпевать), плясать, выполнять акробатические номера, жонглировать гранатами без запалов, а под конец он метнет шесть ножей в деревянную куклу, наряженную в бумажный костюм Главного Буржуя.

«Живая газета», помимо всего прочего, должна была отвлечь публику хотя бы на полчаса от последних приготовлений к боевой операции. Голиков и сам намеревался как можно дольше мелькать на помосте: объявлять номера, давать пояснения, подпевать вместе с хором, прихлопывать Цыганку.

Изготовление декораций и всякой утвари Голиков перенес из клуба в два сарая близ штаба. И оживление возле штаба тайный наблюдатель мог объяснить подготовкой к празднику.

В кузнице клепались светильники с жестяными отражателями — представление, естественно, должно было состояться вечером.

Аграфене снова пришлось созвать «бабскую артель»: из кучи длинных платьев, фраков, тяжелых штор, найденных на чердаке дома Иваницкого, предстояло перекроить и сшить костюмы для актеров.

Днем Голиков репетировал с исполнителями «живой газеты». Под предлогом того, что ему нужно усилить хор, из Ужура прибыло пятьдесят кавалеристов. Вечером же Аркадий Петрович занимался только первым актом «Горя от ума», а ночью и рано поутру готовился к штурму.

Спал он в эти дни только по два часа в сутки. Порывался обойтись и без них, но Пашка наорал на пего, и Голиков, сердясь на Цыганка, подчинился.

Все это время Настя не выходила у Аркадия Петровича из головы. Уже на четвертый день после ее отъезда он собрался было отправить к ней Анфису с наказом уходить, но Пашка отговорил:

— Еще рано. Мы не готовы к штурму. Если Настя уйдет и Астанаев обратит на это внимание, то чего ради мы посылали девчонку рисковать?

Голиков понимал: такой совет дался Цыганку нелегко — и лишь подивился, что нервы друга на этот раз оказались крепче, нежели у него.

Цыганок отправил к горе двух разведчиков, которые еще не вернулись. И внешне все шло своим чередом, но по мере приближения дня штурма тревога в душе Аркадия Петровича нарастала.

— Ладно, я пошлю Анфису, — пообещал за обедом Пашка, словно он среди прочих цирковых дарований умел еще и читать мысли.

А через час (Анфиса еще не успела уехать) пришла странная шифровка: «По поступившим сведениям, в деревне Теплая речка сделал остановку красноармейский отряд под неизвестным командованием. Проведя в поселке два дня, отряд произвел грабеж и скрылся. Количество награбленного не выяснено. Комбату Голикову произвести расследование и доложить. Кажурин».

Но Голиков отлучиться из Форпоста не мог.

— Бери десять человек и скачи на Теплую речку, — велел он Павлу. — Обойди все дома. Расспроси, верно ли, что это был целый отряд и в красноармейской форме, выясни, у кого что отобрали. Может, отряд и не взял ничего, а попросил накормить. А пока сведения дошли до Ужура, обычная просьба превратилась в «грабеж». — Голиков говорил, будто успокаивая себя и Павла. — Наведайся и к Насте. Если увидишь, что ей там худо, объяви, что она задержана по подозрению в пособничестве банде. И вези ее сюда.

— Есть арестовать и везти ее сюда! — обрадовался Пашка. — Только мне надо репетировать с хором...

— Езжай! — коротко ответил Голиков. — Я порепетирую сам.

Когда из тяжелых штабных ворот выехал отряд во главе с Цыганком, Голиков отправился в клуб.

Там уже собрались исполнители. Гармонист тихонько наигрывал для себя, разминал пальцы. Петь, да еще озорные частушки, которые он же и сочинил, Голикову не хотелось. Но дело есть дело.

— Начнем, товарищи, приготовились, — обратился он к хору.

Хотя у него самого слух был неважный, Аркадий Петрович видел, что народ в хоре подобрался на редкость музыкальный. И они уже думали с Пашкой: было бы разумно, кроме театра, создать постоянный певческий ансамбль.

Лишь только Голиков успел пропеть вместо Пашки первый куплет, а хор — дружно, озорно рявкнуть припев, в клуб, стараясь не помешать, вошел шифровальщик. В руке он держал листок. Голиков протянул руку. Шифровальщик вложил в нее листок с несколькими карандашными строчками.

«В дополнение к оперативной сводке от 6 часов утра, — прочитал Голиков. — На берегу Теплой речки найдено изуродованное тело девушки. Ведется опознание».

Наверное, Аркадий Петрович сильно побледнел, потому что гармонист, с ревом сжав меха, поставил на пол гармонь, сорвался с места и вернулся с железной кружкой, через край которой переливалась вода. Голиков выпил всю кружку.

— Что-нибудь случилось? — спросил гармонист под внимательными взглядами всего хора.

— Да, тяжело заболел отец, — ответил Голиков. — А он у меня уже старенький. Воюет с 1914 года. Попал в госпиталь.

— Я тут без вас позанимаюсь, — предложил гармонист. — А вы отдохните. А то щеки у вас румяные, а сами вы очень бледный.

— Ничего. Продолжаем работу. Со второго куплета.

Аркадий Петрович по-дирижерски взмахнул рукой. Хор запел. А Голиков, почти не слушая, думал:

«Если в первом сообщении не было сведений о погибших и арестованных, то вполне вероятно, что неизвестная девушка стала жертвой уголовников или банды Соловьева, которая время от времени убивает своих пленниц».