Борис Камов - Рывок в неведомое

Но Голиков смутно ощущал, что в этом пункте своих рассуждений он не связывает концы с концами. Вернее, не решается их связать.

В отряде Соловьева действительно убивали пленниц, но делали это по преимуществу во время отступлений. А за последние несколько дней никаких стычек с бандой не было. Это во- первых. А во-вторых, два загадочных события происходят одно за другим на Теплой речке, будто в Хакасии нет больше места.

Когда кончилась репетиция, Аркадий Петрович понял, что боится остаться один. И он сел с начхозом считать, сколько понадобится гранат, патронов во время штурма. Затем прикинули, чем посытнее накормить перед дорогой бойцов и что дать с собой.

Воспользовавшись тем, что Цыганок уехал, а сна не было ни в одном глазу, Голиков устроил ночной прогон первого акта «Горя от ума» и репетицию отдельных номеров «живой газеты».

Голиков совершенно твердо помнил, что домой обедать в эти дни он не ходил ни разу. Еду Аграфена приносила на репетицию или в штаб и сидела, пока он все не съедал.

Лишь на третьи сутки сон сморил Голикова ночью в кабинете, когда Аркадий Петрович прилег на соловьевском диване.

...И приснился ему странный сон. Будто бы он вернулся домой, в Арзамас, и побежал в реальное повидать своего школьного учителя Николая Николаевича. В классе на втором этаже за партами сидели все учителя во главе с директором, бывшим статским советником Иваном Алексеевичем Смирновым, по прозвищу «наш дедушка», а Пашка, держа в одной руке гранату с выдернутой чекой, другой писал на доске цифры.

«Цыганок, — шепотом сказал ему Голиков, — ты ведь закончил всего три класса».

«Я в цирке, под куполом, — зло ответил Пашка, — получил самое лучшее образование».

Голиков побежал домой. На вешалке в прихожей висело мамино пальто с белым песцовым воротником и лежала белая песцовая шапочка. Аркадий Петрович со всей отчетливостью вспомнил во сне, что не видел маму два с половиной года, и бросился в столовую. У самовара на мамином месте сидела Аграфена. Не произнеся ни слова, она ему налила чай в стакан с папиным серебряным подстаканником.

«А где мама?» — удивился Голиков.

«В тайге, — ответила Аграфена. — Твоя мать вышла замуж за моего Ивана. Так что Соловьеву ты теперь приходишься пасынком, убить его ты не можешь: овдовеет и станет несчастной твоя мать».

«Я все равно его убью».

«Иван посадил меня к самовару, чтобы я тебя предупредила: мы теперь одна семья».

И тут в комнату верхом на рыжем вислозадом коне ворвался Никитин. Он стал гарцевать на столе, ухитряясь не задеть самовар и чайную посуду. Но крахмальная скатерть сразу покрылась грязными следами копыт, что разозлило Голикова.

«Слезай со стола!» — крикнул он Пашке.

А Цыганок ответил: «Аркадий, это Маша».

«Какая Маша? — огрызнулся Голиков. — Ты не видишь — это Аграфена, с которой мы теперь уже родственники».

И открыл глаза. Светало. Возле дивана стоял Никитин. Он был в фуражке со спущенным ремешком, глаза его были красны то ли от пыли, то ли от слез.

— Аркадий, это Маша! — настойчиво, со значением говорил Цыганок.

— Какая Маша? — рассерженно повторил Голиков. Он совершенно не отдохнул за ночь и был по-детски обижен, что Пашка его так рано разбудил. — Маша?! — вскрикнул он.

Ведь это он сам дал Насте второе, маскирующее имя.

— Ее нашли на берегу Теплой речки.

То, чего Аркадий Петрович больше всего опасался, случилось. Настя, которая отважилась работать против Соловьева из девчоночьей привязанности к нему, Голикову, погибла.

«Найдено изуродованное тело девушки...»

Голиков вскочил. Он был в сапогах, во френче, на ремне — пистолет. Пашка попытался было что-то рассказать, но Голиков не стал его слушать. Он вынул из ящика стола четыре лимонки, сунул их в карманы галифе, схватил в углу шашку и, не пристегивая ее, позабыв папаху, выбежал во двор.

Никитин был потрясен случившейся трагедией еще больше, чем Голиков. С той минуты, как ему было разрешено забрать Настю, он почти не слезал с седла. И когда Аркадий Петрович бросился на улицу, у Никитина не было сил кинуться следом. Но, услышав за окном: «Коня!.. И быстро!» — Павел понял, что друг в невменяемом состоянии и способен натворить бог весть каких дел. Тогда Никитин, чувствуя, как болят ноги, ковыляя, вышел на крыльцо и тоже крикнул:

— Свежего коня!.. И аркан!..

Ему подвели высокого жеребца. Никитин тяжело, неловко плюхнулся в седло. Ощутив в руке свернутую кольцом колкую веревку, он устало выехал из ворот и припустил по дороге.

— Аркашка, стой! — крикнул Никитин из последних сил, когда кони вынесли их в чистое поле.

Но Голиков не собирался замедлять ход. Никитин дважды хлестнул лошадь концом аркана. Жеребец, обожженный болью, понесся еще резвее, высоко задрав голову, но и Аркадий Петрович, не оборачиваясь, полоснул своего коня шашкой в ножнах.

Тогда Никитин, собрав остаток сил, привстал на стременах, свистнул. Его жеребец понесся вперед на пределе своих возможностей. Вращая над головой веревку с петлей, Никитин надеялся, что удастся еще на несколько метров сократить расстояние. Не получилось. И тогда он, рискуя промахнуться, метнул аркан. Веревка, не долетев до головы коня, захлестнула петлей туловище Голикова. Никитин остановил жеребца. Аркан сорвал Голикова с седла, и он скатился кувырком в густую мягкую траву, что росла вдоль дороги.

...Потом они сидели, искупавшись в Июсе, на этой траве, ели хлеб и овечий сыр, которым поделился с ними пастух, что стерег неподалеку отару.

Никитин рассказал, как он приехал с бойцами прямо на похороны. Настю хоронили на кладбище в Сарале, рядом с комсомольцем-активистом, убитым бандой за полгода до этого.

— Я выступил. Я сказал, что прислан тобой для расследования несчастья. Кто бы ни был виноват в случившемся, он понесет суровое наказание. Народу на кладбище собралось не очень-то много. Одна женщина сказала: «Это ваши и убили. Чем вы лучше Ваньки?»

Кладбище на краю деревни, за ним — холм. Вдруг с холма бандиты открыли огонь. Мы ответили, кинулись, но уже никого не поймали... А когда вернулись к могиле, там оставалась одна старуха. Она прочитала по-хакасски молитву, разожгла по ихнему обычаю костер, положила в огонь какую-то еду, а потом спросила меня:

«Ты Голик будешь?» — «Нет. Я Никитин». — «Чтоб вы все сдохли! — заплакала она. — Из-за вашего Голика такую девчонку замучали».

Я плохо соображал. Только после ухода старухи я понял: она что-то знает, кто и почему убил Настю. Я бросился ее искать и не нашел. Одно я выяснил совершенно точно: красноармейский отряд в аале останавливался. Командир — фамилии его никто не знает — и трое бойцов поселились у Насти. Остальные, еще человек восемь, — в соседних домах. А потом этот командир, никому ничего не говоря, арестовал Настю и увез ее с собой.