София Волгина - Екатерина Великая. Завершение Золотого века

Наступил первый Новый год без Светлейшего князя Потемкина. У Екатерины не было никакого настроения его праздновать. Но, как всегда, был преподнесен золоченый поднос с редкими фруктами. И паки она удивлялась, кто же мог оное ей послать. Последнее время, она все более склонялась к тому, что сим тайным ее поклонником, все-таки, был Александр Сергеевич Строганов. Но колико раз она не обращалась к нему признаться, что сие дело его рук, тот не признавался. Хотя ненадобно снимать с весов и Нарышкиных, и Барятинского, и Чернышева. Может статься, граф Чернышев шлет гостинец по просьбе почившего брата Захара? Светлейший князь говорил, что не ищет виновника, понеже, может статься, что поднос преподносится именно от него. Конечно же, не от него. Кто за него теперь сегодни принес бы ей сей золоченый поднос?

В начале года она отозвала из Парижу своего посланника, маленького, верткого барона Ивана Симолина, деятельность коего теперь ограничивалась тамо лишь ролью наблюдателя. Он слал депеши о событиях в стране и ходе революции. Накануне отъезда, Иван Матвеевич имел тайную встречу с королем Людовиком и его супругой, кои заявили ему, что единая их надежда — помощь иностранных монархов и, в частности, от русской императрицы. Для нее они передали письмо.

В последней депеше барон сообщал о своем намерении ехать в Вену, дабы передать письма от Марии Антуаннеты для брата — короля Леопольда и канцлера Кауница. Симолин доложил, что Францией управляют теперь якобинцы по названию от основной политической группировки. Король назначил любимого французами маркиза де Лафаейта командиром национальной гвардии — добровольческих сил по охране правопорядка.

Императрица Екатерина Алексеевна, довольная деятельностью Симолина, намеревалась направить его состоять в ведомстве Иностранной коллегии, и вместе с тем возглавить Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел, понеже сам тайный советник происходил из рода прибалтийских немцев.

По прибытии в Санкт-Петербург, после посещения Вены, где барон Симолин передал письма Марии-Антуаннеты ее брату — австрийскому королю, он сообщил, что в августе французы переименовали Национальное собрание в Учредительное. Сие собрание приняло Декларацию прав человека и гражданина, отменившую феодальные привилегии и утвердившую основные принципы прав человека. Поведал и то, что недавно поползли слухи о замысле короля вернуть к власти аристократию.

Прознав сие, народ хлынул в Версаль, загородную резиденцию короля, и заставил его с семьей вернуться в Париж, где Людовик теперь жил, фактически, под арестом.

Екатерина чуть ли не заболевала от подобных сообщений. Сверх того, несмотря на дипломатический успех, достигнутый в ходе переговоров с представителями Англии и Пруссии, Ея Величеству не давали спокойно спать требования шведского короля о субсидиях и исправлении границы в Финляндии. Екатерина, зная приверженность братца Гу к королевской Франции, через своих агентов сумела подвигнуть Густава Третьего на создание роялистской коалиции направленной против революционной Франции. Сама же решала, откуда взять резервы на оплату обещанных субсидий. Сей вопрос так занимал ее, что она как-то в раздражении сказала Храповицкому:

— Дайте мне кончить с Турками! Договор с ними токмо что заключен. Я еще разбираюсь, как и куда его приложить. Я рада хотя бы тому, что могла на время занять Шведов Французскими делами. Может статься, мы сумеем вызволить короля Людовика из заключения. А уж я не останусь в стороне, помогу, как смогу.

Храповицкий ведал: на самом деле, она уже потратила не один мильон на благое дело спасения королевской семьи.

Записки императрицы:

Австрия и Пруссия заключили военный союз против Франции.

Революционная Франция объявила о конфискации и продаже имущества аристократов-иммигрантов.

Законодательное собрание Франции обявило войну Австрии, союзная ей Пруссия вступила в войну тоже.

Как раз, в это неспокойное время, Его Высочество Александр Павлович из ребенка превращался в юношу. Екатерина всегда уделяла немало времени и сил, дабы сделать из старшего внука достойного наследника Российского престола. Она продолжала строго следить за работой учителей и педагогов, призванных давать Великим князьям разнообразные научные познания, воспитать в них нравственность и чувство гражданской ответственности.

Важную роль среди превосходных педагогов, несомненно, играл талантливый и широко образованный республиканец и либерал, швейцарский гражданин Фредерик Сезар де Лагарп. Екатерина видела, как к нему привязан ее внук, понеже он оказывал исключительно сильное влияние на Александра, воспитывая в нем чувство справедливости, вольнолюбия и любви к ближним.

Александр, отвечая на вопросы бабушки об его отношении к своим учителям, говорил, что любит Лагарпа и, что тот имеет большое влияние на его образ мыслей, что он ему многим обязан. Екатерина даже ревновала Александра к учителю, понеже видела, как внук искренен и доверчив с ним. Екатерина была довольна Сезаром, понеже Саша рос таковым, каким она желала его видеть. Однако, два года назад, она была примерно удивлена, когда Лагарп принес ей работы обоих внуков на французском языке в виде писем с характеристикой о них самих. Екатерина обратила внимание особливо на сии строчки:

«Вместо того, чтобы себя поощрять и удваивать старания воспользоваться остающимися мне годами учения, я день ото дня становлюсь все более нерадив, я с каждым днем все более приближаюсь ко мне подобным, которые безумно считают себя совершенствами потому токмо, что они принцы. Полный самолюбия и лишенный соревнования, я чрезвычайно нечувствителен ко всему, что не задевает прямо самолюбия. Эгоист, лишь бы мне ни в чем не было недостатка, мне мало дела до других. Тщеславен, мне бы хотелось выказываться и блистать на счет ближнего… Тринадцати лет я такой же ребенок, как в восемь, и чем более я расту, тем более приближаюсь к нулю. Что из меня будет? Ничего…»

Взволнованная Екатерина перешла к письму Константина и нашла в нем не менее удручающие строчки:

«В двенадцать лет я ничего не знаю… Быть грубым, невежливым, дерзким — вот к чему я стремлюсь. Знание мое и прилежание достойны армейского барабанщика. Словом, из меня ничего не выйдет во всю мою жизнь».

Странно, чем же занимается их любимый священнослужитель и духовник Андрей Афанасьевич Самборский? Ведет ли он подобающие душеспасительные беседы? А Михаил Никитич Муравьев, преподающий этику, психологию, русскую словесность и отечественную историю? Она не раз беседовала с профессором Логином Юрьевичем Крафтом, Петером Симоном Паллас — преподавателями физики, математики, естествознания и географии, кои отмечали прекрасные способности мальчиков. Да и почему они должны быть не самыми лучшими? Колико любви и нежности отдает им их бабушка, не каждому таковая судьба выпадает! Колико аттенции к их воспитанию и обучению! Все учителя тщатся отдать им свои знания. Отец Андрей Самборский, к примеру, опричь всего прочего, знакомит их с практикой сельского хозяйства возле Царского Села. На мызе Белозерка, у него есть собственное имение, кое он ведет по последнему слову агрономической науки. Гуляя там с детьми, он заводит их в избы крестьян. И Александр и Константин примеряли на себя лапти, обмотав прежде ноги сермяжным сукном длиной около трех аршин от пальцев ноги до колена. Константин особливо ловко обходился с оными онучами. Примеряли на себя и ребячьи зипуны, и поддевки, и сермяги, и рубахи с косым воротом длинной почти до колен. Не меряли токмо холщевые, али кумачевые из немецкого сукна портки и подштанники.