София Волгина - Екатерина Великая. Завершение Золотого века

Ходили Великие княжичи и на огороды, пасеки, в сады, на нивы, на скотные дворы, на луга и пашни, знакомясь с жизнью простого народа. И правильно: будущий царь должон знать образ жизни своего народа изнутри! Побеседовав с Лагарпом, Екатерина сочла оные сочинения внуков, не более, как изражение юношеского недомыслия. По большому счету, развитие у них совершенно нормальное.

К пятнадцати годам Александр превратился в крепкого, стройного и красивого юношу. Он был со всеми ласков и приветлив. Весьма очарователен в обращении с девицами и дамами, ровен в отношениях с друзьями. Однако, в делах с людьми была ему свойственна осторожность, скрытность и, как замечала Екатерина, какая-то двойственность, выработавшаяся в нем из-за постоянных противоречий между нею, его бабушкой, и ее сыном Павлом, его отцом. Екатерина прекрасно оное понимала.

Константин в четырнадцать лет тоже был весьма крепок, и был бы красив, коли не отцовский курносый нос. Все отмечали, что Его Высочество Константин Павлович не в меру дерзок и непослушен, но весьма умен.

Записки императрицы:

Митрополит Платон, чувствуя к себе враждебность со стороны синодального руководства, подал прошение об увольнении от епархиального управления, но его просьбе дан отказ.

С генваря сего 1792 года Иван Андреевич Крылов, владелец типографии, открыл журнал «Зритель». Сказывают у него около двухсот подписчиков. Основное направление — сатира. Прочла его «Каиб, восточная повесть» и «Речь, говоренная повесою в собрании дураков» Сказывают, он часто вступает в полемику с журналом Карамзина «Московский журнал».

Одобрила проект дворца архитектора Джакомо Кварнеги, коему повелела построить оный для Александра Павловича в Александровском парке.

Императорский двор получил сообщение о смерти Шведского короля Густава Третьего. При сем известии, Екатерина, расширив глаза, медленно осела на диван. И она, и Платон побледнели.

— Убит! Выстрелом в спину финном Якобом Анкарстремом! Во время карневала! — в ужасе вскрикнула Екатерина. — Что же это такое! Французский король арестован, как преступник, шведского убивают, австрийский король умирает своей ли смертью? Кто на очереди?

— Каковой ужас! Каковой ужас! — испуганно изрекал граф Зубов, нервно прохаживаясь от стола к столу.

— Как доложил курьер, король умер через двенадцать дней после предательского выстрела, — продолжал докладывать Безбородко, подавая бумагу и очки императрице.

— А причина? — испросил, пришедший в себя граф, заглядывая через плечо императрицы.

— Об том сам курьер не знает, но я полагаю, что король стал жертвой заговора аристократов, которые не простили Густаву переворот трехлетней давности.

Екатерина, возвращая письмо, уже спокойнее промолвила:

— Я предполагала, что ему тот переворот даром не пройдет. И главное, его дурацкая война с нами, которая ему ничего не принесла.

Помолчав, думая о чем-то, она довершила:

— Его бы еще раньше устранили, естьли бы не последний его отчаянный и победный бой при Рочесальме.

— На самом деле, победа эта была достигнута не талантом Густава, а ошибками нашего командования, особливо, Нассау-Зигена, — хмуро заметил граф Зубов.

Екатерина, задумчиво рассматривавшая бумаги на столе, изволила отозваться:

— Однако надобно отдать королю должное, он много сделал для просвещения страны. Недавно, как я знаю, он отдал Национальной библиотеке почти пятнадцать тысяч книг из своей личной коллекции.

— И он первый, Ваше Величество, начал вести борьбу противу якобинцев, — вмешался со своего места Морков.

— Еще бы! Ведь он так любил королевскую Францию! — заметила не без иронии Екатерина. — Теперь трон Густава займет малолетний сын. Колико ему лет?

Безбородко мгновенно доложил:

— Родился он в семьдесят восьмом, государыня-матушка.

— Хм. Стало быть, править за него будет его дядюшка, герцог Зюдерландманский. Что ж, узрим позже, что с оного выйдет. Qui vivra, verra, — сказала императрица. Засим, по всей видимости, дабы сменить материю разговора, она вдруг обратилась к присутствующим:

— Вы знаете, господа, к чести родственников Потемкина, они не забыли то место в степи, где испустил дух князь Таврический, кое отметил своей пикой казак Головатый. Через год после его смерти, его племянник, нынешний обер-прокурор Самойлов, поставил на том месте обелиск с высеченными на гранях надписями.

— Граф Суворов сказывал, — отозвался Аркадий Морков, — обелиск сей — классической формы. Рисунок его и белый камень, из которого он сделан, так напоминают фонтан в Николаевском дворце, что, скорее всего, проект стелы принадлежал тому же архитектору — Ивану Старову, коий был в большой дружбе со Светлейшим.

— Так оно и есть, — подтвердила императрица.

— А какая там эпитафия? — полюбопытствовал Головкин.

— Нет никакой эпитафии, — ответствовала государыня, — токмо, помню наизусть, со слов Самойлова, написано его имя: Григорий Александрович Потемкин-Таврический, засим год и день рождения, дата смерти. По краям надгробной плиты вылепнено семь позолоченных медальонов с названиями взятых Потемкиным городов и датами.

— Да-а-а, — вздохнул граф Безбородко, — у раки Светлейшего молятся местные жители и приезжие, в их числе бывал и генерал Суворов.

— А вы слышали, граф, как отозвался фельдмаршал граф Румянцев о кончине князя? — испросил Морков.

— Как не слыхивал? Он сказал, что Россия лишилась великого человека, а отечество потеряло сына бессмертного по заслугам своим.

Безбородко нахмурил лицо, видно было, что чувствительный советник императрицы, сдерживает слезы:

— Ему и я многим обязан, — сказал он, склонив голову. — Ведаю такожде, что граф Суворов скорбит об нем. Александр Васильевич ездил не единожды молиться на могилу Светлейшего.

— А как вы, Александр Андреевич, нашли армию, после смерти князя Потемкина? — паки любопытствовал Храповицкий.

Безбородко, на секунду чуть выпятив свои и так непомерно толстые губы и, проведя ладонью по крутому подбородку, одернув камзол и поправив манжет, отвечал с большой печалью в голосе:

— Я, господа, не переставал поражаться удивительному порядку в армии. А естьли и были какие-то огрехи, то ведь нельзя забывать, что при всем том, армия Потемкина побила турок, кои нанесли многочисленные поражения цесарцам. Коль помните, они считались в Европе гораздо лучшими воинами, нежели русские… Я там встретился с его племянником, Львом Энгельгардтом, коий рассказывал мне, что после погребения князя, он говорил с тремя гренадерами, служившими под началом Потемкина.

— И что же? — весьма ревностно изволила испросить государыня.