Монап Эгамбердиев - Тень Желтого дракона

Поцеловав детей и обнявшись со стариками, Камчи сел на коня и быстро ускакал.

«Если бы наши юрты остались на прежнем мосте, — думал Камчи, спускаясь по склону, — я увиделся бы с Ботакуз еще позапрошлой ночью и растаял бы, забыв обо всем на свете. И не услышал бы о сплетнях людей… А на рассвете тронулся бы дальше… Зачем я поступил так сейчас. Никто из тамошних людей ничего не знает! Не родных же мне стыдиться! Ведь она вернулась и ждала меня! Как она перенесет этот мой поступок? Какую я причинил ей боль! Для любящей жены бывает ли наказание тяжелее этого?!»

Камчи натянул поводья. Скакун, навострив уши, остановился. «Вернуться, что ли? Что подумают дядя, отец? Они скажут: «Камчи прощает ей все, даже неверность!» Нет, не вернусь! Если это будет наказанием для Ботакуз, тем лучше! Пусть помучается! Это поможет ей очиститься от грехов!» Камчи отпустил поводья. Аргамак снова двинулся в путь.

Ехал Камчи грустный и задумчивый. За что он так сердится на любимую жену? Если бы не сплетни людей, он полностью оправдал бы Ботакуз. А прежние ее грехи? Как она оказалась ночью в логове разбойников? Но ведь она спешила к нему, когда он был заточен в подземелье! А заточили его потому, что он ослушался бека Эрши и не продал своего любимого коня, приглянувшегося ханьскому послу! Если бы не алчность посла, беки, может, и не стали бы мстить Камчи за упрямство, и Ботакуз не оказалась бы в юрте разбойников. А чем виновата Ботакуз, что попала в кенте Ю в руки чинжинов? Хорошо, что среди них оказался Юлбарсбилка и спас ее! Да и Юлбарсбилке откуда было знать, что Камчи спасся и жив? Ведь он своими глазами видел, как все мужчины, защищавшие кент Ю, были истреблены. И Ботакуз не могла не поверить Юлбарсбилке, когда он сказал, что Камчи погиб! Разве молодая вдова не может выйти замуж? А это замужество было для нее спасением от позора и давало надежду вернуться на родину, к детям — к детям Камчи! Получается, что во всем виновата не она, а война, эти поганые чинжины!..

Камчи со злобой хлестнул коня. Горячий аргамак понес его так быстро, что в предвечерней прохладе горной лощины макушки хиленьких, мягких кустарников, ударяя Камчи по лицу, причиняли отрезвляющую боль. Эти нежные растения словно мстили ему за несправедливую обиду, причиненную им Ботакуз.

Рассерженный, обиженный, Камчи всю ночь подхлестывал коня и на рассвете достиг левого берега Караунгура. Там его ждали чакиры, пригнавшие сюда несколько десятков аргамаков. Не слезая с седла, Камчи сухо поздоровался с чакирами и велел гнать лошадей к кенту Арпачи. Поле, где должна была состояться передача коней чинжинам, уже было переполнено лошадьми. С некоторых горных пастбищ были пригнаны целые табуны. Заблудившиеся в скоплении лошадей стригуны-жеребята жалобно ржали, им вторили кобылицы-матери, словно прощаясь с родными пастбищами. Табунщики-чакиры прислушивались к этим звукам с раздирающей душу болью. Чинжины начали принимать первые косяки лошадей. Но Камчи и его чакиры не торопились передавать своих аргамаков.

Когда подошел их черед, они под предлогом, что надо загнать одичавших горных аргамаков в середину перешедшего в руки чинжинов табуна, вклинились в его гущу.

— Неужели мы отдадим этих аргамаков врагам, чтобы те вернулись на них порабощать нас?! Пусть они никому не достанутся! Начнем! — крикнул Камчи, и его чакиры, не слезая с седел, стали закалывать коней вокруг себя мечами, копьями, кинжалами… Началась настоящая бойня. Шэнбины, окружавшие принятых лошадей, не могли пробиться к горстке чакиров. Прикрываясь лавиной мечущихся раненых лошадей, даваньцы рассеялись по полю.

Оставшись ни с чем и опасаясь возвращения даваньцев с новыми силами, шэнбины пустились в путь, торопясь догнать своих. «Хорошо хоть, что вчера успели отправить пятьсот копей! — подумал их сяовэй, удаляясь от Арпачи. — Таким образом, вместе с лошадьми из депары Ош мы получили три с половиной тысячи голов. Если бы не эти проклятые табунщики, мы и сегодня имели бы еще пятьсот. Видимо, правители Давани не знали точно, сколько угнано нами лошадей с окрестностей Оша. А то они сказали бы: «Мы с вами уже рассчитались».

Когда добрались до берега Караунгура, раненый копь Камчи, похожий на того, которого Камчи в свое время не отдал ханьскому послу, отстал от остальных и, обессилев, упал. Вокруг него собрались табунщики и чакиры. Конь храпел, оскалив зубы. С трудом приподнимая голову, он смотрел по сторонам, словно ища помощи. Но никто не решался облегчить его участь. Табунщики, любители конины, сейчас смотрели на смерть лошади иными глазами. Камчи не выдержал, подошел к конго, погладил, обнял за шею, поцеловал… Он словно просил прощения у всех даваньских коней за то, что стал зачинщиком их сегодняшней резни…

На поле, вблизи кента Арпачи, где обычно устраивались скачки — улак и где отбирались наиболее быстрые и сильные скакуны, до поздней осени кричали и дрались над падалью хищные птицы. Потом в течение нескольких лет там лежали огромные лошадиные кости…

Остатки войска Ли Гуан-ли, добравшиеся до Дуньхуана, долгие годы вспоминали это поле, называя его «ма-сы», что означает «где пали лошади». В последующие века китайские торговцы стали называть так село, возникшее возле этого поля. Даваньцы приняли название «Маси», ибо оно напоминало о героизме их предков в борьбе против вторгшегося и разгромленного ханьского войска [152] Данное название этого населенного пункта дошло и до наших дней. .

Весть о том, что даваньцы убили коней при их передаче, дошла до Ли Чи, когда он уже следовал в середине растянувшегося на многие версты войска по узкой горной дороге вдоль реки Йенчу Огоз. Что надо предпринять против такой дерзости? Повернуть назад? Но легко ли повернуть такую длинную вереницу лошаков, быков, коней, обозов, а самое главное — не желающих больше воевать шэнбинов? Они могут защищаться, но уже не пригодны для наступления. Если и верпу войско, что это даст? Сеча в открытом поле лишь намного уменьшит число шэнбинов. Если даже мы одержим верх, даваньцы все равно заново не соберут лошадей. Чтобы получить от них коней, надо вновь осаждать Эрши, а это немыслимо. Да к тому же теперь даваньцы наверняка не станут укрываться за стенами Эрши: они будут биться по полям, камышам, ущельям. Это верная гибель для остатков шэнбинов. Значит, не следует извещать цзянцзюня о резне копей. Это ему не понравится, и он упрекнет меня: «Зачем говорить о том, чего нельзя исправить? Бери ответственность на себя и молчи!» Кстати, ему ведь и не связаться с цзянцзюнем. Гонцам пришлось бы проехать через внутреннюю Давань, а там все пути наглухо закрыты. Не может быть, чтобы переданных ханьцам коней перебили случайные разбойники. Недаром Чагрибек во главе целого войска идет следом. Возможно, коней убили, чтобы вернуть шэнбинов назад и у выхода из горного ущелья устроить им кровавую бойню. Это верный расчет: тогда лишь незначительная часть войска Ли Чи сможет вступить в сечу, а большинство шэнбинов будет обречено на бездействие. Такой прием Чагрибека не нов, он пытался воспользоваться им даже в осаде, и однажды у него это получилось. Но теперь ему не удастся осуществить свой замысел! Пока цело войско, Ли Чи нужно по возможности быстрее добраться до Хайломы, не закупить, разумеется, а попросту отобрать у жителей продовольствие и поживее выйти на знакомую кугартскую дорогу по ту сторону перевала.