Монап Эгамбердиев - Тень Желтого дракона

Около двух десятков шэнбинов, умеющих хорошо плавать, спустились к реке, но ни один из них не смог добраться до другого берега, всех унес бешеный поток. Если бы хоть трое-четверо из них переплыли и прикрепили к камням или корням кустарников переброшенные через реку шелковые арканы, то по ним переправилось бы еще десятка два шэнбинов. Они срубили бы стоявшие невдалеке высокие тополя и кое-как построили бы мост…

Как и ожидал Ли Чи, даваньцы, преследовавшие их по пятам, напали у разрушенного моста на крайние ряды шэнбинов. Защищаясь от стрел плотной стеной щитов, конные чакиры на полном скаку приблизились к густой толпе чинжинов и бросились на них с длинными копьями, а затем взялись за мечи. Натиск чакиров оказался настолько мощным, что целые сотни их прорвались через боевой строй шэнбинов. Сяовэй, наблюдавший за ходом сечи издали, встав на круп спокойного хуннского коня, заметил, что два больших отряда с двух сторон как бы прикрывают стремительно бросившихся в сечу чакиров в блестящих латах и шлемах.

— Среди чакиров бьется какой-то важный их сяовэй! Шлем его из золота! Сбруя коня тоже сверкает! Он на пегом коне. Не простой конь, а тяньма! — возбужденно доложил сяовэю десятник, прибежавший с места сечи.

— Ступай туда! — приказал сяовэй, а сам отправился к Ли Чи.

— Наверное, это их цзянцзюнь Чагрибек! — добавил от себя сяовэй, передав Ли Чи сообщение десятника.

Ли Чи направил туда отборную сотню. Вооруженные заряженными самострелами, железными мечами и пиками с особо крепкими наконечниками, эти шэнбины должны были охотиться только за вражеским цзянцзюнем!

Увлеченный сечей, Чагрибек оказался на два-три шага впереди прикрывающих его чакиров.

— Предводителя окружают! — донесся до его ушей чей-то крик сзади.

Опомнившись, Чагрибек резко осадил коня, одновременно ударив мечом шэнбина, налетавшего на него. Что-то со свистом пронеслось у него над ухом. «Стрела самострела!» — мелькнуло в голове. Как во сне, увидел он стрелы, глубоко вонзившиеся в шею и голову аргамака, вставшего на дыбы. Пытаясь повернуть назад, конь споткнулся, и Чагрибек через его голову полетел на землю. Разом вскочил и укрылся за крупом скакавшего сзади коня. Сидящий на нем широкоплечий чакир размахивал мечом, кося налетающих со всех сторон шэнбинов. Сеча переместилась вперед. Два телохранителя подвели Чагрибеку другого копя. Вскочив в седло, Чагрибек усмехнулся и пробормотал про себя: «В сече бывает всякое!»

В небольшую долину Хайломы, окруженную высокими горами, вечер приходит раньше, чем в другие края Давани. Как только солнце опустилось по ту сторону гор, затрубили карнаи и чакиры вышли из боя.

По обычаю того времени, в сече должен был биться и предводитель войска. С начала войны Чагрибеку, занятому управлением войска, не приходилось вступать в схватку. Сегодня же он решил выполнить и этот свой долг. Иначе что могут подумать о нем беки и тысячники? И чакиры должны воочию убедиться, что рядом с ними бьется их предводитель! Но все вышло не так, как хотелось Чагрибеку. Поразмыслив вечером, он понял, что вел себя не как вдумчивый руководитель войска, а как бесшабашный рубака. Какая была необходимость биться здесь самому? И без этого боевой дух чакиров был достаточно высок. Чагрибек — воин, он не должен бояться смерти и не боится ее. Разве в этом кто-нибудь сомневается? Плохо, что он не побоялся оставить войско без предводителя на полпути к окончательной победе. Давань не простила бы ему этого!

Чагрибек долго корил себя за необдуманный поступок.

— Не узнали, кто успел вовремя оказаться рядом со мной? — спросил он своих телохранителей.

— Узнали. Десятник табунщиков.

— Приведите его.

Следуя за телохранителем, Камчи удивлялся сам себе. Ведь он долго таил в глубине сердца чувство мести. Когда Камчи на играх догнал невесту Чагрибека, тот, конечно, обиделся. А потом Камчи заточили в темницу, сослали в кандское подземелье… Камчи видел во всем этом деле руку Чагрибека, сына Модтая, который тогда был еще праворучным ихшида. Потому Камчи только и ожидал подходящего случая, чтобы отомстить Чагрибеку за все сразу. Но когда над предводителем нависла опасность, какое-то неведомое чувство сразу вытеснило из сердца Камчи жажду мести, и он кинулся на выручку Чагрибеку! Значит, великий Ахурамазда не хочет, чтобы Камчи сводил личные счеты, мстил человеку, который возглавляет общее, святое дело.

Камчи только так мог объяснить свой странный, неожиданный для него самого поступок.

— Мамочка! Папа приезжал, но скоро уехал!

Из этих невинных слов дочки Ботакуз сразу поняла все. Да, Камчи уже услышал сплетни о ней и осудил ее!

За второй юртой старшие занимались кто чем. Они делали вид, что не заметили возвращения Ботакуз. Каждому из них хотелось, чтобы кто-то другой, а не он сказал невестке о том, что приезжал ее муж Камчи.

Ботакуз зашла в юрту и, бросившись на кошму, зарыдала. Она не ожидала, что любимый ее Камчи может так поступить. Ботакуз надеялась, что муж все поймет. Ведь он был с ней вместе в кенте Ю и хорошо знает, что там произошло. Откуда могла знать Ботакуз, что Камчи жив? Ей сказали об этом лишь здесь, дома. Он ведь тоже считал, что она погибла, иначе не покинул бы кент, оставляя жену в руках чинжинов! Ботакуз сразу же оправдала Камчи! Почему великий Ахурамазда создал женщин всепрощающими, а мужчин — злопамятными?! Возможно, если бы не пересуды, дошедшие до Камчи, он не сердился бы на нее. Ведь он поверил ей, когда из-за него она попала к разбойникам. Каким Камчи был любящим мужем! А теперь? Она сама виновата: ей сразу же, как только она вернулась домой, нужно было рассказать людям все, как было, даже о Юлбарсбилке. А она помалкивала, думала, что ее оставят в покое. Увы, люди даже в такие тяжелые дни находят уйму времени для пересудов. Вот и пошла о ней худая молва. И теперь Ботакуз лишилась и чести, и мужа!..

В отчаянии Ботакуз вышла из юрты. Дети спали. Звезды на горном небе блестели с необычайной яркостью. Ботакуз начала медленно подниматься по тропинке, ведущей наверх. Через два шага, где тропинка поворачивала в сторону, была пропасть. Ботакуз остановилась. Во тьме пропасть показалась ей еще бездоннее.

— Вон там, внизу, место посрамленной, отвергнутой женщине! — прошептали дрожащие губы Ботакуз. — Сама виновата, сама должна и расплачиваться. Какой горькой оказалась моя судьба!

Перед ее глазами вновь встали картины боев в кенте Ю: шэнбины, взявшие ее в плен, и Юлбарсбилка, спасший ее от них… Но разве только она одна виновата во всем? А Камчи, подумавший, но неубедившийся, что Ботакуз погибла? А Юлбарсбилка, заставивший ее поверить в смерть мужа? А все эти люди, судачащие о ней, ничего толком не зная? Все они виноваты! Почему же тогда она одна должна расплачиваться за все? И разве не скажут тогда, что она не вынесла позора, а следовательно, все, что говорили о ней, было правдой?