Борис Шелепов - Их было трое

…В городском парке играл частный духовой оркестр Арнольда Бухгольца. Мазурка Шопена танцевала по осенним аллеям, заглушая шум Терека.

Острый запах шашлыка привел Костю и Ахметку к павильону ресторана «Лондон». Они уселись на старой перевернутой лодке, лежащей недалеко от кухни.

У входа в павильон стоял пожилой обрюзгший швейцар. Всем, кто подходил близко, он учтиво говорил, снимая фуражку:

— Входа нет-с, павильон откуплен-с.

Кто-то спросил: «Кем?»

— Племянником доктора Мачабели, — с достоинством ответил швейцар.

Костя толкнул Ахметку в бок.

— Буржуи гуляют…

Из павильона выскочил маленький человек в поварском колпаке.

— Эй, вы, архаровцы! — тоненько крикнул он. — Чего тут прохлаждаетесь? А ну, дрова пилить! Ж-жива!..

Ребята вскочили с лодки.

— Сюда, сюда! — пропищал повар.

За кухней был небольшой сарайчик. Повар принес пилу.

— А платить будешь, дядя? — басом спросил Костя.

— Дам вам пожрать чего-нибудь. Небось, не обедали сегодня. Насквозь вижу вашу братию…

Они дружно взялись за дело. Когда напилили и накололи целую горку коротеньких поленьев, подошел повар и сказал:

— Завтра днем подпилите еще. А теперь — за мной.

Друзья уселись за маленький столик в углу кухни. Остроносый поставил перед ними большую сковородку жареной картошки — соломкой, для изысканных блюд.

— Мало будет, добавлю, — и повар побежал в зал, где, по-видимому, он выполнял еще обязанности официанта.

— Порядок, — сказал Костя, отламывая кусок хлеба.

— Хороший дело. Клянусь, — подтвердил приятель.

Дверь в зал была чуть приоткрыта. Костя и Ахметка посматривали на желтолицего человека в черной феске. Человек держал двумя руками большой турий рог, украшенный перламутром и серебром, и говорил слабым грудным голосом:

— Аллах да простит мне… Господа, я поднимаю этот рог за процветание Владикавказского филологического общества [39] «Филологическое общество» во Владикавказе. В это «общество» пробрались враги — буржуазные националисты всех мастей, «самоопределители», а также проповедники присоединения Северного Кавказа к Турции. Впоследствии эти предатели были изгнаны из «Общества». , за далеких, но близких друзей общества — моих соотечественников, живущих у подножия горной гряды Эльбурса…

Он перевел дух и закончил:

— Как это символично, господа: величавый тегеранский Эльбурс и неприступный кавказский Эльбрус осеняет утренняя звезда — тан юлтуз — звезда единой веры…

Под дружные аплодисменты человек в черной феске залпом осушил рог.

Сначала в зале было тихо, потом послышались тревожные, чуть приглушенные голоса, какая-то возня.

Костя приоткрыл дверь и заглянул в зал, вытянув шею. Человека, выпившего рог вина, укладывали на сдвинутые столы. Он не подавал признаков жизни. Гости полушепотом говорили:

— Что с консулом? Припадок?..

— Глубокий обморок.

— Он ведь непьющий мусульманин, и вдруг — целый рог рома… Аорта…

— Послать за доктором!.. — раздался чей-то густой баритон.

Пользуясь всеобщим смятением, ребята еще больше открыли дверь. Они видели, как повар, все время крутившийся возле иранского консула, извлек из его жилета массивные золотые часы и сунул их в свой карман.

Появились люди с носилками, больного унесли.

Гости сгрудились у выхода, собираясь покинуть павильон. Но вдруг все отхлынули от дверей — в них показались двое в шлемах, с кавалерийскими карабинами наперевес.

— Господа хорошие, спокойно! Проверка документов! — объявил красноармеец с бледным лицом, которого еще не касалась бритва.

— Позвольте, — возразил густой баритон. — Какие мы «господа»? Здесь собралась, так сказать, красная интеллигенция…

— Документы!

Обладатель густого баритона, полный мужчина в поношенном кителе, попятился к кухне. Полагая, что там никого нет, он поспешно выхватил из заднего кармана офицерских рейтуз белый сверток и швырнул его за дверь. Сверток беззвучно упал на Костины колени.

— Должно быть деньги, — шепнул Ахметка Косте. — Положи их на свой карман и скорей бежим отсюда.

— Куда?

— Ха, куда? Домой — под лодку…

Костя кивнул. Они тихо вышли из кухоньки и, пригнувшись, прокрались по берегу пруда, к лодкам.

В верхней части парка, примыкавшей к проспекту, духовой оркестр наигрывал краковяк, хотя на танцевальной площадке не было никого, кроме двух-трех пар кривлявшихся хулиганистых парней. Музыканты старались заработать на ужин, не ведая, что их благодетели ожидают своей очереди на допрос в облчека…

Под лодкой Костя и Ахметка почувствовали себя в полной безопасности. Еще минуту назад патрульные могли задержать их и отвести в ближайший детприемник. Этого друзья боялись больше всего.

Оба молчали. Запах смолы приятно щекотал ноздри. Костя потрогал сверток в кармане.

— Утром узнаем, что здесь такое, — прошептал он, подвигаясь ближе к Ахметке, чтобы было теплее. После сытной еды клонило ко сну.

— Это деньги. Клянусь, — ответил Ахметка. — Завтра пойдем на базар, купим себе новый ичиги, большой чурек и целый пуд сладкий конфет.

— Да, — мечтательно сказал Костя. — Если бы нам хватило денег добраться до фронта. Там бы мы каждый день кашу ели… и винтовки получили. Постреляли бы беляков и буржуев, штук по десять…

— Ей богу, хороший дело! — подхватил Ахметка. — Пусть только дадут винтовки. Много побьем шакалов. Дядя Абдулла говорил — бить надо их, спасать революц.

— Революцию, — поправил Костя.

После безуспешных попыток устроиться на работу у какого-нибудь доброго хозяина ребята приуныли.

Виновато улыбнувшись, Ахметка предложил Косте самим пойти в детдом, пожить немного там, скопить сухарей на дорогу, а потом бежать на фронт. Костя возражал: надо прежде разыскать Знаура. Ахметка согласился — нельзя покидать друга.

В этот день они поели только один раз, перед сном. Накормил все тот же маленький повар. Он имел свои соображения насчет ребят, говорил им о том, что деньги есть в каждом порядочном доме, надо только уметь их взять. Костя понял: повар хотел вовлечь их в какое-то воровское дело. «Нет, — думал он, — еще за решетку угодим. Не выйдет!..»

Надежды на сверток не оправдались. В нем оказались какие-то вражеские прокламации и фотокарточка — женщина в монашеской одежде. Поразмыслив, друзья решили поступить так: сделали «засаду» за оградой парка, бросили сверток прямо под ноги двум патрульным красноармейцам и дали стрекача. (Поймают — детдом).

Ночевали опять под лодкой.

— Завтра пойдем искать Знаура, — тихо говорил Костя. — Наверно, он уже в городе и живет-поживает у того проклятого деда, который угостил нас плеткой.

— И спит на мягком матраце из птичьих перьев, — добавил Ахметка. Потом еще с минуту он нашептывал злые ингушские слова по адресу всех осетинских пророков и святых.