Борис Шелепов - Их было трое

Дедушка Габо хороший человек, но на все вопросы отвечает одно и то же: «Пока ничего нельзя предпринимать. Надо смотреть в оба — и все. Жаль, что не удалось подменить ящик. А теперь — поздно…» До сих пор Габо хранит в своей комнате под койкой второй металлический ящик, извлеченный Знауром из ямы, для чего — не говорит. Только предупреждает, с заморскими гостями нужно обходиться осмотрительно, иначе могут быть какие-то «дипломатические осложнения». Что это такое — неизвестно. Скорей всего, дедушка просто боится, старый стал для джигитских дел…

И еще досадовал Знаур: как жаль, что ничего не удалось узнать о кладе! А все из-за этого курда Мехтихана…

В ту тревожную ночь мальчику пришлось потратить не меньше трех часов, чтобы добраться в темень до сторожевой башни, выкопать пустой ящик, положенный туда мистером Стрэнклом, и вернуться в лагерь. Потом дедушка вырезал возле палатки несколько квадратных кусков дерна, положил их в ящик, замкнул его на тугие пружинистые запоры и сказал: «Постарайся заменить…» Знаур сначала без ящика подполз к задней полотняной стене, и уже хотел приподнять ее, как перед ним появилась рябая физиономия Мехти. «Ходы отсюда, маленькая воришка. Кушать хочешь, минэ проси, палатка господин не лезь — ухо резать буду», — не сказал, а прошипел курд.

…Из комнаты хозяйки послышался мелодичный звонок и резкое: «Кто там, эй!..» Знаур оглянулся. Горничной поблизости не было. Поправил курат, пошел в малую гостиную.

Хозяйка вынесла из своего будуара блестящую шкатулку из красного дерева, на которой лежал маленький запечатанный конверт.

— Казачок? Ну что ж, пойди во флигель — там за садом — и отнеси это моему кузену.

— Ираклию Спиридоновичу?

— Да нет же, Всеволоду Сергеевичу. Вот ключ от шкатулки. Не оброни, смотри. На тебе… — и Вероника Спиридоновна протянула Знауру гривенник царской чеканки.

Флигель прятался далеко за садом, который почти граничил с Александровским проспектом. Сад был огорожен каменной стеной в два человеческих роста. Дорожка к флигелю тянулась мимо теннисной площадки, устроенной здесь с приездом миссии. Знаур остановился, увидев ясные отпечатки туристских ботинок мистера Стрэнкла. Он их хорошо запомнил еще на горной тропе.

С площадки слышались голоса, а через несколько шагов Знаур увидел говоривших: Стрэнкла и какую-то девушку с золотистыми волосами, падающими на плечи. Пригнувшийся край белой войлочной шляпы скрывал ее лицо.

— Совсем как в оазисе дядюшки Уэйна, не правда ли, Билл? — сказала девушка.

Стрэнкл улыбался, вытирая лоб большим тонким платком.

— Не хватает только фонтанов и иранских танцовщиц… Кстати, о танцовщицах. Говорят, что молодая хозяйка дома когда-то исполняла на столе танец с факелами индийского племени «Киу-киу». Вы еще не познакомились с ней?

— Нет. Но теперь горю желанием, — смеясь добавила девушка.

Знаур пошел дальше незамеченный. За густыми кустами сирени остановился.

Ключ… Мгновение — и шкатулка открыта. Знаур впился в предмет, лежавший на бархатном дне шкатулки: новенький браунинг, рядом, в специальном углублении, запасная обойма. «Ого! — чуть не воскликнул Знаур. — Кто же этот Всеволод Сергеевич?..»

…Он лежал на старой кушетке во второй комнате флигеля. Почти со всех сторон кушетку загораживали объемистые книжные шкафы — здесь была старая библиотека Керакозовых. Ночной гость читал какую-то книгу — один глаз закрывала черная креповая повязка. Темная густая борода, черный поношенный костюм с чужого плеча. На маленьком столике стояла раскупоренная бутылка коньяка, в блюдце — кружочки лимона.

Гость вопросительно взглянул на вошедшего.

— Ты кто?

— Принес письмо от госпожи и вот этот штука, — ответил Знаур, нарочито коверкая русские слова.

— Поставь на стол.

Одноглазый быстро прочитал записку, что-то проговорил почти про себя. Потом бросил повелительно:

— Ключ!

— Вот, пожалуйста…

Приоткрыв шкатулку, одноглазый быстро захлопнул ее, как будто увидел там змею?

— Передай благодарность госпоже. Ты кто, джигит, — ирон, дигор, кудар?..

— Осетин, — уклончиво ответил Знаур.

— Как зовут тебя, голубчик? — спросил одноглазый, улыбнувшись одним только ртом.

Знаур назвался.

— Служи хорошо своей хозяйке. Получишь от меня дорогой подарок, м-м… — криво усмехнувшись, добавил: — После свадьбы…

— Спасибо, господин.

— Теперь нет господ, все теперь равны. Твое мое и мое мое. Ха-ха. Можешь идти.

Проходя по саду, Знаур услышал тихий свист. Оглянулся.

На высокой стене — рыжая голова Кости. Знаур даже вздрогнул, потому что именно в этот момент думал о Косте и Ахметке, видел их мысленно. Он заулыбался, сверкая крепкими зубами.

Костя чуть приподнялся, предупреждающе приложил палец к губам и бросил к самым ногам Знаура белый комочек: — завернутые в бумагу камешек и огрызок химического карандаша. Разгладив записку, Знаур с трудом прочитал:

«Мы с Ахметкой ходим голодные, спим под лодкой, а ты живешь у буржуев, как сыр в масле катаешься. Давай скорей чего-нибудь с барской кухни. Пиши ответ, когда можешь выйти к нам, а то без тебя уедем на войну, ждать не будем».

Знаур подошел к самой стене, приложил листок к кирпичу, нацарапал:

«Без меня не уезжайте. Приходите, как стемнеет, добуду хлеба. Потом каждый вечер приходите…»

Записку перебросил через стену. Рыжая голова исчезла.

Во дворе Знаур встретился с дедушкой Габо.

— Куда ты запропастился? Пойдем завтракать в лакейскую.

— Я уже сыт, дада. Повар Шалико накормил кашей с мясом.

— О! Да ты здесь, я вижу, освоился. Молодец. Что нового? — тихо спросил старик.

Знаур ничего не сказал о появлении Кости. Звонкий голос горничной Дуняши окликнул его: казачка требовал к себе в кабинет «молодой мистер».

«Тут набегаешься за день, — подумал Знаур. — Алдаров полон двор, а слуг всего двое — я и Дуняша».

Прошло еще несколько дней. «Добытую» краюху хлеба пришлось съесть самому — ни Костя, ни Ахметка больше не появлялись. Где они? Уехали в Красную Армию? Может, их поймали и поместили в детдом?..

Знаур уже подумывал о бегстве.

Время от времени из ворот особняка выезжала подвода. Повар Шалико и дедушка Габо ехали на рынок за живой птицей, зеленью, молоком и грузинскими винами. Если делались большие покупки, вместе с Габо отправлялся Знаур. Вероятно, Костя с Ахметкой заметили Знаура, въезжавшего в ворота керакозовского особняка.

Знаур собрался было с дедушкой на базар и на этот раз (тут-то он и надеялся удрать). Но Ираклий Спиридонович категорически запретил: «Не смейте брать! Эпидемия! Мы головой отвечаем за здоровье наших иностранных гостей».

Вероника Спиридоновна строго-настрого запретила прислуге уходить в город. Служащие миссии и охрана получили точно такое же распоряжение — никаких отлучек. Ираклий Спиридонович, официально числясь администратором миссии, наказал охране никого не выпускать впредь до особого разрешения, а посетителей и гостей направлять к нему в кабинет, находящийся рядом с парадным входом.