Борис Шелепов - Их было трое

Он протянул руку к звонку, чтобы вызвать Генриха Шица и объявить ему о том, что на днях они вместе отбывают на передовую линию фронта, но дверь распахнулась и вошел Маркевич.

— Прибыл член Военного Совета фронта! — скороговоркой доложил он.

— Как? Уже?.. Так скоро?..

— Он прямо с наших позиций. Никто не знал об этом. Как снег на голову.

— Эт-то поразительно…

Родзиевский немного побледнел и принялся нервно перекладывать с места на место какие-то бумажки. Увидев на столе свой рапорт, свернул его и поспешно положил в нагрудный карман кителя.

В комнату стремительно вошел высокий стройный человек в длинной кавалерийской шинели, со шлемом в руке. Шапка смоляных волос, «искрометные» глаза, большой кавказский нос… Черты волевые.

Родзиевский испуганно вытянулся, собираясь доложить о полном благополучии в гарнизоне, но член Военного Совета фронта предупредительно поднял руку: «Не надо». Поздоровались.

Затем влетел крепко сбитый человек в венгерке, с саблей, маузером, в черной кубанской папахе. Лицо доброе, открытое. Член военсовета расцвел в улыбке и протянул ему руку:

— Здравствуйте, Николай Степанович!

— Здравствуйте, Константин Константинович! — с жаром ответил комбриг.

Они обнялись. Комбриг Николай Степанович Янышевский был взволнован. Член Военного Совета, улыбаясь, пристально рассматривал старого боевого товарища.

— Ты совсем, брат, как бурый медведь стал, — сказал он. — На тебя тиф оказал положительное воздействие. Ну как, тоскуешь, небось, по Одиннадцатой Армии?

— Тоскую, Константин Константинович…

— Ничего. Кончатся бои с Хвостиковым, заберем тебя обратно. Ну-с, зови людей на Совет.

— Есть, товарищ член Военного Совета фронта!

Вскоре Совет начался. Янышевский хотел предоставить слово начальнику штаба, но Константин Константинович остановил его:

— Вашему начальнику штаба полезней будет сделать доклад по другому вопросу…

Комбриг доложил о положении на переднем крае. Комиссар бригады Григорий Акимович Поддубный сказал о продовольственных затруднениях. Речь его состояла из нескольких слов: «Тяжело, Константин Константинович… Бригада разута, раздета, вместо хлеба снабжают какой-то оконной замазкой»…

Командиры полков слушали, понуря голову: горькую правду говорил комиссар.

Из среднего комсостава на Совет были приглашены только два человека — командир и политрук Заманкульской роты РКСМ Семен Цебоев и Петр Икати. Это подразделение было на особом положении, потому что дважды выполняло трудные задачи по разведке. Комбриг решил и впредь посылать заманкульских комсомольцев на такие дела. Начальник штаба, ссылаясь на устав, возражал против такой специализации, но Янышевский настоял на своем: «Хлопцам по душе разведка, пусть действуют…»

…Худой бледнолицый телеграфист в пенсне принес очередную оперативную сводку штаба фронта. В ней сообщались предварительные данные о разгроме врангелевских десантов и о дальнейшем отступлении повстанческой «армии» генерала Хвостикова в Грузию, где орудовали меньшевики. Член Военного Совета огласил сводку.

— Товарищи, — сказал он, вставая. — Сегодня вечером из Армавира по прямому проводу я буду докладывать Владимиру Ильичу Ленину о том, что дни повстанческих банд Хвостикова сочтены, что революционные бойцы фронта наносят решающие удары по врагу. Ваша молодая бригада выполняет почетную задачу обороны курортных городов Кавказских Минеральных Вод. Вам же надлежит освободить станицы Бургустанскую, Суворовскую и Бекешевскую, захваченные мятежниками.

Константин Константинович порадовал: на станцию Минеральные Воды прибыл эшелон с обмундированием, обувью и продовольствием для осетинской нацбригады. Начальнику Георгиевского арсенала дано распоряжение отпускать частям бригады боеприпасы по потребности. Завтра из Георгиевска должен прийти вагон с патронами и ручными гранатами.

— А вы, — сказал Константин Константинович, обращаясь к Родзиевскому, — подготовьте к утру приказ о перемещении всей охраны штаба, большинства штабных начальников (за исключением больных), всех дежурных и адъютантов на передовые позиции. Там люди нужней.

Как будто бы в окно ворвался ветер горных ущелий — шепот одобрения пронесся по рядам сидевших в комнате.

— Разрешите доложить, товарищ член военсовета, — воскликнул Родзиевский. — Я вполне солидарен с вами и уже обдумал все вопросы. Вот мой рапорт с настоятельной просьбой перевести меня на позиции огня. Там место каждого, кому дороги интересы революции…

Комбриг и комиссар с удивлением взглянули на начальника штаба.

— Что ж, посмотрим, — сказал Константин Константинович. — Вы свободны, товарищи.

Расходились в приподнятом настроении, хотя у многих прибывших из частей с самого утра не было крошки хлеба во рту.

Политрук Заманкульской роты Петр Икати, статный, красивый парень в сильно выцветшем обмундировании и совсем разбитых сапогах, шел по лестнице отеля и говорил своему командиру Цебоеву:

— Ну, Семен, дело, кажется, идет к развязке. Так, пожалуй, скоро и до Осетии доберемся…

— Все может быть, — отвечал Цебоев, сухопарый, подтянутый командир из унтеров. Усы, как два острых шила, торчали по сторонам и делали его лицо немного смешным. — Все может быть при такой чреватой ситуации… — добавил он.

Политрук улыбнулся, зная слабость своего командира — любил тот витиеватые выражения и иностранные слова.

— Но придется еще с недельку полазить за «языками», — продолжал политрук. — Я вот о чем думаю, Семен. Старый боец ползет к окопам белых и думает: как там дома его родные поживают, как жена, детишки, скотина… Когда же ползет молодой джигит, у него на уме одно: как бы покрепче заарканить гада-беляка и приволочь к себе в траншею. Верно?

— Верно, политрук. Когда идет сильная перестрелка, я тоже вспоминаю о своей Дзерассе… Тебе что? Невесты и то не имеешь.

— Как сказать, — возразил Икати. — Ну, словом, надо посылать в «гости» к повстанцам молодых парней. Верное дело.

Они вышли из штаба и подошли к пулеметной тачанке командира второго батальона Огурцова, того самого Огурцова с Курской слободки Владикавказа, что отличился в дни Августовских событий [43] В августе 1918 года контрреволюционное офицерство подняло вооруженный мятеж во Владикавказе с целью захвата власти. Мятеж был подавлен отрядами красногвардейцев — русских, ингушей, осетин, грузин и грозненских нефтяников. со своим «Железным отрядом».

Втроем ехали к вокзалу, где всех участников совещания ожидал специальный поезд из двух товарных вагонов. Огурцов всю дорогу курил трубку и хвалил Константина Константиновича.

— Вот это человек, да! Ленин знает, кого посылать членами Военного Совета…