Борис Шелепов - Их было трое

— Когда я уезжал, бригада временно вышла из боя, ее место заняли кабардинцы, — такая же бригада, как наша, только полностью кавалерийская. Бетал Калмыков привел ее нам на выручку.

Тут очкастый глянул в угол и заметил рыжую Костину голову. Вероятно, вспомнил, как Костя окрестил его «индюком с печатью». Узнал и Знаура с Ахметкой.

— Ах, это вы?! Только сейчас едете? Да…

Видимо, смекнув, что друзья едут зайцами, сверх разверстки, помощник начальника эшелона что-то недовольно про себя пробурчал, рассеянно поглядел по сторонам. Не мог он забыть, что ребята поехали на фронт по его совету. Конечно, он не предвидел тогда, что архаровцы сядут в поезд, за который он несет ответственность перед командованием.

— Ну что ж, хорошо, — вздохнув, сказал очкастый. — Как приедем, разыщите сразу меня. Я вас отведу прямо к политруку Икати. Он поймет…

Политрук Икати был рад приезду «сверхштатных» добровольцев, вместе с Цебоевым пошел к комбату Огурцову просить за ребят. Без лишних слов комбат приказал зачислить в список роты, как воспитанников, подростков Кубатиева, Арсланова и Коняхина.

— Только вот что, — сказал Огурцов, — ребят надо беречь, война-то к концу клонится. Не посылайте их лишний раз куда не следует.

— Э! Такие ухорезы нигде не пропадут, — махнул рукой ротный Цебоев.

…Второй взвод Заманкульской роты, получив пополнение, участвовал в разведке боем на окраине Бургустанской. Взводом командовал Пелла Мильдзихов, бывший сотрудник Владикавказского окружкома РКСМ.

Из новичков побывать в деле довелось одному Косте Коняхину. Но Пелла строго приказал ему:

— Сиди в окопе. Как все закончится, разыскивай меня. Если вылезешь — выгоню из взвода, снова в детдом попадешь, так и знай…

Костя просидел в траншее, боясь ослушаться взводного. К тому же Коняхин, как впрочем и его друзья, не имел оружия.

Разведка боем прошла удачно, захватили пленных. В этой операции осетинским стрелкам помог взвод кавалерийской бригады, стоявшей за Минеральными Водами в резерве. В бой ее почему-то не пускали. Но командование кавбригады оказывало посильную помощь бойцам-осетинам, посылая для ведения разведки то одно, то другое подразделение — в добровольном порядке. В кавбригаде было много бойцов и командиров, которые два года назад служили под командованием легендарного Кочубея.

…Возле окруженного тонкими тополями дачного домика, где находился КП Южно-Осетинской бригады, спорили и ругались на чем свет стоит командир эскадрона, бывший кочубеевец, Загорулько и политрук Заманкульской роты Петр Икати. В стороне стоял взводный Пелла Мильдзихов. Он лукаво посмеивался, но в спор не вступал. Загорулько размахивал сложенной вдвое нагайкой и почти кричал:

— К стенке гадов! За нашего батька Кочубея — в расход мерзавцев! — и скрипел зубами от злости. Его бронзовое от загара лицо покрылось испариной, белесые усы взмокли.

— Поймите, товарищ комэска, — убеждал Икати, прижимая руки к груди, — нельзя пленных пускать в расход. Год назад я бы слова не сказал. А сейчас дело идет к мирной жизни…

Петр Икати говорил убедительно, с жаром. Но это еще больше разжигало кочубеевца.

— Для чего ж мы их захватывали? Ась?

— Да уж не для того, чтобы расстреливать. Комбриг, товарищ Янышевский, ясно сказал: «Нужны языки к приезду члена Военного Совета фронта». Вот для чего.

— Дюже гарно гутаришь, политрук! А попадись ты им в лапы, они тебя заарканят, как нашего батька… Вот что. Половина пленных — мои. Я их доставлю к себе, а вы своих можете хоть на курорт отправлять.

— Комбриг не позволит делить пленных.

Кочубеевец помахал рукой проходившему мимо совсем юному красноармейцу. Тот подбежал, отдал честь.

— Ты кто будешь, хлопец? — вскинул черные брови Загорулько.

— Красноармеец второй Заманкульской роты Константин Коняхин.

— Какое твое мнение — что сделать с этими катюгами? — Загорулько показал плеткой на амбар, в котором сидели пленные белоказаки.

— Повесить, — не задумываясь ответил Костя. — Они сами потом спасибо скажут.

— О! — радостно воскликнул Загорулько. — От гарный хлопец! Вот что подсказывает широкая пролетарская масса бойцов, дорогой товарищ политрук!

— А почему же они «спасибо скажут?» — вмешался в разговор Пелла Мильдзихов. Он с трудом сдерживал смех.

— Да ведь им самим все опостылело — как бездомные собаки живут. Ведь сами себя за людей не считают. Я слышал, как ихний вахмистр командовал в атаку: «Вперед, паразиты! С нами крестная сила!..»

— Ну и врешь же ты, Коняхин… — покачал головой политрук, пряча улыбку.

— Вот те крест!..

К спорящим подъехал верхом на захудалой крестьянской лошадке адъютант комбрига Савелий Козырев, долговязый, тощий, как и его лошадь. Кто-то окрестил Козырева Дон-Кихотом Манычским [44] Маныч — река в Калмыцких степях. .

Он обратился к Икати и Загорулько:

— Комбриг приказал: роте ночных разведчиков следовать пешим строем в Пятигорск для отдыха и охраны тылов. Эскадрону кавдивизии — революционная благодарность за братскую помощь. Пленных офицеров приказано препроводить в штаб, а рядовых — в Минеральные Воды, на ремонт мостов и дорог.

— Деликатная война, ничего не скажешь, — процедил сквозь зубы командир эскадрона, садясь на шустрого дончака. Резко повернув коня к политруку Икати, ехидно добавил:

— А может, им поднести по чарке горилки за то, что мирных станичников в Бекешевке порубали? Ась?..

Загорулько уехал.

— Одну минуточку, товарищ политрук, — еще раз обратился к Петру Икати адъютант, — отойдем-ка в сторону, есть конспиративный вопросик…

— Пожалуйста. Слушаю вас.

— Не встречали вы где-нибудь вестового начштаба Шица?

— Нет. А что?

— Пропал куда-то каналья. Как в воду канул. И еще — но это строго секретная новость — начштаба Родзиевский обнаружен утром в батарейном блиндаже убитым. Возле его трупа валялось несколько золотых монет царской чеканки.

— Начштаба убит? Но как же он попал в блиндаж? — удивился политрук.

— Сам пожелал пойти на батарею, рапорт писал.

— Ах да, помню…

— Вот такие-то дела, политрук, — вздохнул Козырев, — загадочная история. Откуда у начштаба золото? Выстрел в затылок…

Адъютант сел на свою лошадку и поковылял дальше — разносить по свету приказания начальства и особо секретные новости.

Наскоро пообедав, бойцы Заманкульской роты РКСМ выстроились и двинулись в Пятигорск. Кто-то затянул песню о черном бароне.

— А замечаешь, Семен, — сказал Петр Икати ротному. — Песня как бы налилась новыми голосами. Добровольцы пришли!

Послав Заманкульскую роту в Пятигорск, Янышевский справедливо считал, что там, охраняя второй эшелон штаба и тылы бригады, бойцы по-настоящему отдохнут. Хлопцы отличились, пусть погуляют. Забота о красноармейце — первое дело командира. Этому учил Серго.