Борис Шелепов - Их было трое

Но ни Янышевский, ни комиссар Поддубный не могли предвидеть, что они посылают роту в новое «пекло».

Рота разместилась в одной из казарм старого военного городка, рядом с сельскохозяйственной коммуной «Водопад» [45] Нынешний колхоз «Пролетарская воля» в окрестностях Пятигорска. . Политрук и командир с двумя взводами красноармейцев ушли в наряд, охранять гостиницу «Бристоль». В казарме остались взвод Пелла Мильдзихова, кухня и маленький обоз.

Отделенный Бибиков занялся с молодыми, еще не обстрелянными бойцами — Костей, Ахметкой и Знауром.

Шло седьмое по счету занятие. Занимались на плацу, неподалеку от походной кухни, возле которой суетился красноармеец Плаха, тот, что делил в вагоне селедку.

Душистый запах каши порою отвлекал бойцов, но Бибиков не обращал внимания ни на кашу, ни на самих слушателей.

Бывалый русский солдат Бибиков любил учить уму-разуму несмышленых птенцов-новобранцев. Чувствуя свое недосягаемое превосходство над ними, он не говорил, а упоенно декламировал:

— Как должон действовать молодой пролетарский боец? Он должон смотреть прицельным глазом в прорезь прямо на мушку, держа ее на уровне прицела…

Сделав паузу и с достоинством оглядев троих своих питомцев, он продолжал:

— Прицелившись, сделать вдох, точно подвести мушку под фигуру представителя мировой буржуазии и плавно нажать на спусковой крючок…

— Бибиков, — перебил проходивший мимо Мильдзихов, — ты покажи им, как стрелять надо, а уж потом — про мировую буржуазию…

— Есть, товарищ комвзвод. Подведя под фигуру…

Ахметка смотрел на Бибикова преданными глазами, ровным счетом ничего не понимая. Костя внимательно слушал и даже покраснел от сильного напряжения. Знаур устремил взгляд на курящуюся вершину Машука, думая о чем-то своем.

Когда Бибиков начал на деле показывать, как надо метать гранату, стрелять из винтовки лежа и с колена, ребята оживились. Ахметка первым рвался завладеть винтовкой или гранатой, глаза его горели. Наконец отделенный протянул учебную гранату — Ахметка расцвел в улыбке.

— Скажи, дядя, куда бросать? Скажи! Да?!

— Я тебе не дядя, а командир отделения, — строго ответил Бибиков. — Вон цель — старая водопроводная труба. Слушай мою команду! Гранатой по белым гадам — огонь!..

Ахметка подпрыгнул на месте, размахнулся, метнул гранату и мигом припал к земле. Граната звякнула, угодив прямо в цель. Бибиков удивленно посмотрел на Ахметку.

— Откуда такая сноровка?

— Камни бросал в горах, когда еще играл с разным мальчишкам, сам был тоже совсем молодой. Клянусь.

— Да ты и нонче не больно взрослый, — заметил отделенный.

Ахметка выполнял упражнения быстро, порывисто, даже вспотел от старания. Он торопился, как будто боясь, что сейчас у него отберут винтовку или гранату. Знаур делал все обдуманно, не спеша, «ухватисто». А Костя брал в руки оружие с видом знатока, дескать, для нас дело плевое, не новое, немало мы постреляли на своем веку и побросали гранат…

Время близилось к обеду.

Дневальный по кухне пробовал кашу из большого половника, дул и обжигался. Из казармы доносился голос Мильдзихова: «Никаких оправданий! Чтобы завтра были все помыты и одеты в чистое белье. Тиф — второй Врангель…»

Перед обедом Бибиков доложил взводному:

— Пополнение готово к стрельбе в боевых условиях.

— А ну, идемте, проверю, — Мильдзихов недоверчиво покачал головой.

— Да вы не сомневайтесь, товарищ взводный. Это ж природные абреки. Они с пеленок учились стрелять…

— Нехорошо, товарищ Бибиков, — упрекнул взводный. — Абрек есть разбойник с большой дороги, а они — красноармейцы.

— А ведь я мечтал, что абреки — такая нация…

— Учти на будущее, Бибиков. И понятней объясняй. Откуда ты взял «прицельный» глаз?

— Проклятая унтер-офицерская муштра заела. И то сказать, на барышню смотришь «прицельным» глазом, до того въелась эта наука. Никак не можем сбросить с себя оковы империализма…

— Ну и чудак же ты, Бибиков, — «оковы»… Запомни, что ты теперь красный командир и должен оставить всякую зубрежку.

— Слушаюсь!

Взводный приказал выдать новобранцам боевые карабины.

До самого вечера Знаур, Костя и Ахмет чистили и смазывали свои винтовки, забыв от радости про ужин. В комнату для чистки оружия заходили Мильдзихов и Бибиков, давали советы.

— Запомни, товарищ Кубатиев, — наставительно говорил отделенный Знауру, — твой карабин имеет номер 172683. Спрошу тебя через двадцать лет — должон ответить без запиночки!

— Вот это дело! — одобрил взводный. — Такой обычай мы возьмем у старой армии.

Когда командиры ушли, Ахмет излил свои чувства.

— Ну теперь пускай попадет на мой глаза разный белогвардейский свинья, — задиристо говорил он, глядя в сияющий канал ствола, — газават [46] Газават (тюркск.) — война. Здесь — беспощадное уничтожение. будем делать…

— Самим надо проситься, а то досидимся, пока ни одного живого беляка не останется… — недовольно заметил Костя.

После ужина Пелла Мильдзихов читал бойцам местную газету «Рабочая власть».

Костя Коняхин ушел на кухню чистить картошку, Знаур и Ахмет остались слушать.

В передовой статье — «На Врангеля!» — давались выдержки из письма ЦК партии всем партийным организациям России.

— «В ближайшие дни, — читал командир взвода, — внимание партии должно быть сосредоточено на Крымском фронте. Мобилизованные товарищи-добровольцы должны отправляться на Юг. Последний оплот контрреволюции должен быть уничтожен…»

— А разве мы поедем в Крым? — удивился Ахметка.

— Нам и здесь хватит работы, — ответил Пелла, — пока армия повстанцев существует.

Знаур слушал взводного и думал: «Баделята сделали несчастной и обездоленной его мать…» Самые первые кунаки баделят и алдаров — заговорщики из дома Дзиаппа и их заморский гость мистер Стрэнкл — готовят удар кинжалом в спину… Кому? Лучшим друзьям Знаура, тем, кто ни разу не назвал его презрительным словом «кавдасард».

Поскорей бы свести счеты с этой породой, — Знаур представлял себя в сражении с новым карабином в руке, — а потом приехать в Москву, к дяде Северину, и сказать: «Простите нас, дядя Григорий, за то, что убежали из детдома на войну. Зато мы нашли кровников Советской власти и спалили в огне плетень из ядовитых змей…»

Командир взвода закончил чтение. Наступившая тишина в казарме заставила Знаура очнуться.

Дежурный объявил, что по распорядку дня — личное время красноармейца. В этот час бойцы обычно писали письма домой.

Ахметка тронул Знаура за плечо.

— Если бы у меня была мать, ты написал бы ей от меня письмо?

— Написал бы, раз ты сам не умеешь.

— Верно, я совсем плохо пишу. Клянусь аллахом, мать очень радовалась бы, если бы получила письмо от меня. Но ее нет, она умерла, когда я родился. А отца убили на большой дороге: он был абреком… Давай напишем тете Хадзи письмо! Да?!