Борис Шелепов - Их было трое

Дождь лил не переставая. В стороне Ессентуков время от времени сверкали вспышки огня и слышались глухие отдаленные взрывы. Это белоказаки обстреливали передовые позиции красных из батареи английских полевых орудий.

Григорий Иванович Северин выполнил свое слово — разыскал Костю и Ахметку. Нашлись они сразу, как по-щучьему велению. Просматривая донесения чекистов о борьбе с детской беспризорностью, Северин прочитал: «Константин Коняхин, 15 лет; Ахметхан Арсланов, 14 лет. Задержаны при краже яиц в курятнике гр. Абаева (якобы для покупки на оные билетов в цирк). Оба пытались убежать. Отправлены в детдом № 8». Поздним вечером в детдом шли Григорий Иванович и Знаур.

Несколько дней назад Знаур тоже стал воспитанником детдома № 8. А в облчека он ходил для получения подарка — новенького красноармейского обмундирования. Было и добавление к подарку — два фунта астраханской воблы. Время от времени Знаур отгонял трех тощих бездомных собак, волочившихся сзади по рыбьему запаху.

Григорий Иванович Северин не просто вышел прогуляться по свежему воздуху. Во время неудач и разочарований балтийский матрос с лицом, закаленным ветрами многих морей, испытывал желание излить душу, высказать наболевшее кому-нибудь из таких, как Знаур, кто не осудит, не посмеется, а по-детски искренне разделит горечь переживаний.

— Да, нескладно получилось у нас, — говорил Северин. — Два матерых кашалота уплыли — Стрэнкл и доктор Мачабели…

Северин не мог простить себе этого. Через графа Шувалова были раскрыты и пойманы почти все, кто входил в штаб «боевого союза» возрожденцев. Накануне исчезновения доктора в облчека поступило сразу два сигнала, дающих основание немедленно арестовать его. Первый сигнал — записка с иностранным «акцентом». В ней говорилось о том, что некий врач-микробиолог собирается делать смертельные прививки тем, кто добровольно уезжает на фронт. Не составляло труда догадаться, о ком шла речь. Лади Георгиевич Мачабели был единственным членом призывной комиссии, занимающимся прививками. Судя по почерку, автором письма была женщина. Второй сигнал — устное заявление Нины Реутовой, молодой медицинской сестры из лаборатории Мачабели, обнаружившей в шкафу баллон с незнакомой вакциной «Ц» для инъекций. В отсутствие доктора девушка взяла из баллона пробу под микроскоп и немедленно побежала в чека…

Микробиолог имел тонкое звериное чутье. Еще до того, как за его квартирой было установлено наблюдение, Мачабели попросил в облздраве легковой автомобиль, добрался по Военно-Грузинской дороге до селения Чми, шоферу велел вернуться на первый Редант и подождать. Через горы перебрался в Грузию. Там след его пропадал.

Шувалова увезли в Москву. Хорунжий Половинка по приговору чека был расстрелян. До сих пор еще Северин слышал неистовый визг труса-предателя, увидевшего на уровне своей головы семь винтовочных стволов…

— А мистера мы с дедушкой Габо проспали, — с горечью сказал Знаур. — Дедушка говорил, с заграничными гостями надо быть осторожней…

— Ладно, Знаур, — перебил Григорий Иванович. — Не будем плохим словом поминать умерших.

Мальчик вздохнул. Жаль дедушку. Вчера вместе с дядей Темболом ходили в лазарет справляться. Там сказали, что старик Габо два дня назад скончался от тифа и похоронен в братской могиле, где лежат тысячи бойцов Одиннадцатой Красной Армии… Знаур знал, что где-то там похоронен и красноармеец Иван Коняхин — Костин отец.

— Ну, орленок, давай прощаться. Пиши письма.

— Письма? Куда писать? Ведь вы вернетесь в Москву?

— Да. Я уеду, но Тембол и Аршавель остаются. Пиши им. Закончишь семилетку, устроят тебя на курсы. Будешь чекистом. Я говорил с ними.

— Вы когда в Москву, дядя Григорий?

— Скоро. Ну, прощай. Помни наши советы и, главное, умей хранить военную тайну. Если встретишь на своем пути врага, не упускай его. Действуй не в одиночку, а с верными друзьями.

Расстался Знаур с Севериным — и одиноко стало на душе. «Хороший человек дядя Григорий», — думал мальчик.

Но тем и хороша юность, что она не знается долго с тоской и печалью.

Воображение рисовало картины завтрашнего дня. Главное, что Знаур теперь не одинок: в детдоме его ожидали Костя и Ахмет. Втроем они обдумывали план тайной поездки на фронт.

На дорогу уже приготовлены сухари, сэкономленные за счет собственных желудков, три селедки, «выуженные» Ахметкой из бочки во время его дежурства на кухне детдома, да еще — дареная вобла…

…«Может быть, на фронте, среди врагов, мы встретим этого Чук-Чека с головой удава — лысого доктора?.. Или — самого мистера?.. Приколем их саблями к земле… Получайте!» — думал Знаур, входя во двор детского дома.

В полночь, когда детский дом погрузился в сон, ребята тихо открыли окно, входящее в сад. До земли — добрая сажень. Первым спустился Костя по бельевой веревке, добытой и припрятанной все тем же неуловимым Ахметкой. Потом полез Ахметка, а конец веревки держал Знаур. Когда подошла его очередь спускаться, он привязал веревку за ножку кровати и проворно, как кошка, скользнул вниз. Вдруг в комнате что-то загремело, Знаур стукнулся о землю…

— Кар-раул! — завопил проснувшийся сторож, увидев, что железная койка сама лезет через окно…

Беглецы успели скрыться.

За железнодорожными мастерскими вышли на колею и двинулись по шпалам.

Долго шагали молча. Уже рассветало. Город остался позади.

Первым нарушил молчание Костя.

— А в животе — опять марш «Тоска по родине»…

— Какой марш?.. Зачем непонятный слово говоришь, да?.. — недовольно заметил Ахметка.

Костя разъяснил приятелю-ингушу значение сказанной фразы:

— Когда в животе никакого продовольствия нету, там жалобно урчит…

Солнце поднялось высоко, когда юные путешественники подошли к станции Дарг-Кох. Там стоял товарный состав.

— Давайте зайдем с самого хвоста поезда, — посоветовал Ахметка. — Залезем на крышу вагона. Клянусь — лучше будет.

— Не надо, — возразил Знаур. — Я пойду поищу знакомых. Может, кто из наших найдется. Поезд, кажется, идет туда, куда нам надо.

Знаур не ошибся. Это был эшелон с пополнением Красной Армии. В одном из вагонов молодые голоса нестройно пели новую песню.

Запевал чей-то бойкий тенор, а остальные подхватывали:

Ребята вышли на перрон, робко оглядываясь.

— Знаете что, хлопцы! — осенило Костю. — Давайте скажем, что мы отстали от поезда, который ушел раньше этого, и будто бы мы догоняем свою команду.

— Клянусь аллахом, — поддержал Ахметка, — ты мудрый слово говоришь, Костя!