Борис Шелепов - Их было трое

— А в вашей просьбе об отставке, — обратился генерал к Муштаеву, — я категорически отказываю. Что касается репрессий, то о них не может быть речи. Время репрессий кончилось. Итак, вы свободны, господа.

Слова относились к младшим по званию. Муштаев, еще несколько офицеров и новоявленный фельдфебель — радостный Шиц удалились.

Полковник Крым-Шамхалов вышел в соседнюю комнату позвонить по телефону. Мистер Стрэнкл извинительно кивнул двум своим соотечественникам и пригласил командующего подойти к окну. Заговорил таинственно.

— Наше командование поручило мне собрать различные материалы и составить записки о военных действиях в России. Я буду счастлив отметить в своем дневнике, что вождь кубанского казачества генерал Хвостиков обладает незаурядным полководческим талантом.

— Вы мне льстите. Я солдат и не люблю лести. Что вы, собственно, имеете сказать?

— Вы, ваше превосходительство, очень мудро изволили сказать о никчемности репрессий в столь критический час для армии возрождения России.

— Положим так, хотя мудрость тут невелика, — заметил генерал. — И что же?

— Нужно показать мирному населению, что большевики не последовали вашему примеру, не прекратили репрессий, что красный террор повсеместно продолжается.

— Это уже дело пропаганды. Я солдат.

— Мне кажется, генерал, целесообразно было бы дать некоторые распоряжения частям.

— Что вы имеете в виду?

— Воочию показать народу жертвы большевистского террора. Я беру это на себя. Дайте мне хороших исполнителей.

— Кого именно? — спросил генерал. — Признаться, мистер Стрэнкл, я не совсем вас понимаю.

— Моя идея проста, как и все гениальное, — шутливо ответил Стрэнкл. — Дайте в мое распоряжение фельдфебеля-немца, что перешел от красных, еще десятка два солдат, и через несколько дней во всех станицах поднимется волна народного гнева против красных узурпаторов. Головой ручаюсь!

— Что ж, берите полвзвода солдат у есаула и делайте, что хотите.

— Весьма вам признателен, ваше превосходительство, — Стрэнкл поклонился. — И еще попрошу предоставить в мое ведение хорошего фотографа.

— Это может сделать тот же есаул. Но в чем же суть вашей идеи, мистер Стрэнкл?

— Я хочу сделать вам сюрприз, ваше превосходительство. Положитесь на меня. Мы ведь, кажется, доверяем друг другу, не правда ли?

— Что ж, — согласился генерал, — делайте, как знаете, лишь бы была какая-нибудь польза России.

— Разумеется, генерал, мы не будем фотографировать, как ваши солдаты воруют кур у русских баб, — Стрэнкл громко рассмеялся, показав свои длинные зубы.

— Вы, вероятно, большой фантазер, мистер Стрэнкл. А по мне так — истреблять красную заразу следует методически, путем массовых расстрелов. Но — сами понимаете — сейчас не то время. Мы уходим…

Генерал прискорбно вздохнул и, повернувшись к вошедшему полковнику Крым-Шамхалову, строго спросил:

— Что там?

— На передовых позициях без перемен, ваше превосходительство. Есть данные о том, что красные на той неделе готовят наступление.

Крым-Шамхалов часто моргал округленными глазами и сдерживал дыхание, чтобы до генерала не дошел запах винного перегара. Сизо-малиновый нос господина полковника свидетельствовал о частых возлияниях.

— Что слышно на левом фланге, князь?

— По-прежнему сидит в обороне пресловутая Южно-Осетинская бригада. У нее появилось две полковых батареи.

Склонив лысую голову, полковник Крым-Шамхалов добавил:

— Рейд взвода кавалерии под командой подхорунжего Боровиченко в район большевистской коммуны «Водопад» не удался. Подхорунжий убит, остальные захвачены осетинами и казнены.

— Царство небесное… — Хвостиков перекрестился.

Его примеру последовали все, кроме иностранцев.

Где-то в стороне Бекешевской ухнули три взрыва, дрогнули оконные стекла.

— Они, проклятые, — тихо сказал полковник Крым-Шамхалов.

— Кто? — нервно бросил Хвостиков.

— Осетинская бригада, ваше превосходительство. И какой шайтан занес их в эти края, не понимаю!..

Миновала пора дождей и туманов. Золотая осень предстала взору людей своим светлым умытым ликом. В воздухе плыли паутинки. Машук вырядился в искрящийся на солнце покров желто-красной листвы.

Утром над Советом коммуны «Водопад» взвилось красное знамя — подарок Южно-Осетинской бригады. Заманкульская рота РКСМ готовилась к своему празднику.

Костя сидел возле коновязи и, глядя в осколок зеркала, причесывал непослушный чубчик, поплевывал на ладонь, примазывал, прихлопывал, но ничего не помогало — рыжая щетка волос стояла торчмя.

— Ахметка, принеси-ка меду! — повелительно крикнул он.

— Сметану тоже? — отозвался из-за дымившей походной кухни Ахметка.

— Какой ты все же непонятливый ингуш, — досадовал Костя. — Кто мажет сметаной волосы?!

— А кто медом мажет? На твой рыжий щетина мед будем переводить? Да?!.

— Мед дали за то, что я отличился, привел ночью вам на выручку всю роту. Если бы я не взял лошадь у попа и не прискакал на ней за две секунды в штаб, белоказаки поджарили бы вас на костре, как миленьких.

— Кого поджарили?..

— Вас со Знауркой. За то, что офицера ухлопали. Эх вы, не могли живьем его захватить. Я бы их как сусликов всех переловил…

— Ха! Их была целая армия, а нас только двое.

— Но вы же есть пролетарские бойцы, а беляки — так, корм для голодных ворон…

— Неверный слово говоришь, Костя, — зло сказал Ахмет. — Хвастаешь.

— Кто хвастает?

— Ты, — спокойно ответил Ахметка. — «Суслик муслик»…

— Кто суслик? Я? А ну, давай на бокс, если ты такой герой…

— Давай.

Уже пошли кулаки в ход, но драке помешал Знаур. Он коршуном налетел на друзей, с разбега повалил обоих.

— Вы что, маленькие?

— Пусть не оскорбляет пролетарскую личность бойца, — запальчиво ответил Костя. — А то грамотный стал: от комиссара благодарность получил и задается…

На шум из казармы вышел отделенный Бибиков.

— Эт-то еще что такое! Что за спор? Всю роту срамить? Мирное население несет нам молоко, мед, пироги и яйца, поздравляет с победой, а вы в такой день за эти пироги и яйца устраиваете вакханалию?

— Чего устраиваем, дяденька? — спросил Ахметка, удивленно глядя на Бибикова.

— Вакханалию.

— Не понимаем. Объясните нам, — попросил Знаур, беря сторону провинившихся друзей.

— Не знаете? Гм. Довольно-таки странно…

— Не знаем, дяденька, — ответил Ахмет.

— Опять «дяденька»? Чтобы этого не было! Ясно? А насчет вакханалии обратитесь к политруку роты. Не мое дело разные слова объяснять. Мое дело — дисциплинка. Что у вас с носом, товарищ Арсланов?

— Ничто, — ответил Ахмет. — Он сам разбился об голову товарища Коняхина.